Она шагнула в комнату и уселась на подлокотник кресла. — Валяй. Я отпил из бутылки. — Майки хочет написать книгу. Или даже сценарий для ТВ-шоу — о том, что здесь произошло. И ему нужна моя помощь. — Интригующе. — Не то слово. — И? — Что — и? — Я так понимаю, ты сказал ему «да»? — Я ничего ему не сказал. Я не уверен, что хочу этого. — Почему? — Потому что слишком много «но». Например, я не знаю, как отреагируют местные жители на то, что мы ворошим прошлое. Еще есть Гав и Хоппо. И наши близкие. «И Никки, — подумал я. — Интересно, он говорил с Никки?» Хлоя нахмурилась: — Ясно-понятно. Ну а что насчет тебя самого? — Меня? Она вздохнула, наградив меня таким взглядом, что я почувствовал себя туповатым ребенком. — Это же отличная возможность для тебя. Да и деньги, думаю, лишними не будут. — Дело не в этом. К тому же пока все это вилами по воде писано. Такие задумки, как правило, быстро выкидывают на обочину. — Да, но иногда можно и рискнуть. — Серьезно? — Да. Иначе никогда ничего не добьешься. Так и просидишь в коконе, вместо того чтобы прожить жизнь на всю катушку. Я поднял бокал: — Что ж, спасибо за совет. Мудрый совет от того, кто живет в захолустье и работает на полставки в магазине дерьмовой одежды. Ты знаешь, как жить на всю катушку. Она встала и направилась к двери. — Ты надрался. Я иду спать. Меня захлестнул стыд. Я идиот. Первоклассный, дипломированный идиот. — Прости. — Да забей. — Она бросила мне кислую усмешку. — Утром ты все равно ничего не вспомнишь. — Хлоя… — Проспись, Эд. «Проспись». Я переворачиваюсь на бок, а затем снова на спину. Хороший был бы совет. Если бы я мог спать. Пытаюсь улечься на подушку, но это плохая идея. Желудок скрутило жгутом. Надо поискать антациды. Кажется, были где-то. Кажется, на кухне. Я нехотя спускаю ноги с кровати и ползу вниз. Включаю на кухне свет, и он обжигает мои воспаленные глаза. Щурюсь и роюсь в ящиках. Скотч, «Блю-так»[17], ручки, ножницы, какие-то ключи, болтики и колода старых игральных карт. В конце концов я нахожу антациды — они лежат на самом дне ящика, рядом с пилочкой для ногтей и старым штопором. В упаковке осталась всего одна таблетка. Пожалуй, хватит. Я закидываю ее в рот. Странно, она должна быть фруктовой на вкус, но вместо этого кажется, будто я жую кусочек мела. Возвращаюсь обратно в коридор и в этот момент замечаю сразу две вещи: в гостиной горит свет. А еще откуда-то исходит странный запах. Сладкий и в то же время противный и тошнотворный. Как будто что-то гниет. Знакомый запах. Я делаю шаг вперед и внезапно наступаю на что-то шершавое, похожее на песок. Смотрю вниз. Пол весь в земле. Похоже на след. Как будто что-то протащилось по полу и оставило после себя земляной след. Что-то, вылезшее из холодных темных глубин, кишащих червями… Я сглатываю. Нет. Нет, это невозможно. Просто мое сознание решило сыграть со мной шутку. Откопало старый кошмар, приснившийся двенадцатилетнему мальчишке с буйной фантазией. Осознанный сон. Вот как это называется. Сон, который кажется ужасающе реальным. В таком сне можно заниматься вполне обычными вещами, и они будут только подпитывать эту иллюзию. Например, разговаривать, готовить, набирать ванну… или делать кое-что другое. Все это не настоящее. Если не считать совершенно реальных комочков грязи между пальцами и привкуса мела во рту. Мне просто нужно проснуться. Проснись. Проснись! К сожалению, теперь проснуться настолько же непросто, насколько недавно тяжело было заснуть. Я делаю еще один шаг и касаюсь ладонью двери, ведущей в гостиную. Ну конечно. Ведь это сон. А такие сны, как этот, — плохие — нужно проходить до конца. И этот путь, извилистый и узкий, ведет сквозь темную чащу прямиком в пряничный домик, стоящий на самом дне нашего рассудка. Я толкаю дверь. Здесь тоже холодно. И это не обыденный, нормальный холод. Не привычный холодок ночного дома. Этот холод пробирает до костей и смерзается в ледышку у вас в кишках. Это холод, порожденный ужасом. И запах здесь просто сбивает с ног. Я не могу дышать. Мне хочется попятиться и выйти из комнаты. Хочется сбежать. Кричать. Но вместо этого я просто включаю свет. Он сидит в моем кресле. Светлые волосы липнут к его лысине, точно паутина, едва прикрывая проломленный череп и мозг. Гниющая кожа кусками отваливается от лица. На нем, как и всегда, — мешковатая черная рубашка, узкие джинсы и тяжелые черные ботинки. Его одежда — потрепанная и рваная. Ботинки стоптанные и заляпанные. Широкополая шляпа мирно покоится на подлокотнике кресла. Я должен был догадаться. Время детских страшилок миновало. Теперь я взрослый. Теперь уже не Бугимэн. Настало время встретиться с Меловым Человеком. Мистер Хэллоран оборачивается и смотрит на меня пустыми глазницами. Я вижу, как в них вспыхивает осознание того, кто я такой. Он узнал меня. Но есть еще одна причина, по которой я не хочу смотреть в эти пустые глаза слишком долго. Боюсь, что тогда навсегда потеряю рассудок. — Здравствуй, Эд. Давно не виделись. Когда я спускаюсь на кухню, Хлоя уже сидит там, пьет кофе и жует тосты. На часах восемь, но я совершенно не чувствую себя отдохнувшим. Она сменила волну на радио, и вместо привычной музыки «Radio 4» из колонок рвутся такие звуки, как будто вокалист орет в агонии, пытаясь разбить себе голову гитарой. Надо ли говорить, что от этого не становится легче моей собственной, и без того раскалывающейся от боли голове? Хлоя оглядывается на меня: — Выглядишь как дерьмо. — И чувствую себя так же. — Хорошо. Так тебе и надо. — Спасибо за сочувствие. — Мазохистам не сочувствуют. — И снова спасибо… А есть возможность заткнуть этого злого белого типа, у которого в детстве явно были проблемы с папочкой? — Это называется рок-музыка, дедуля. — Я так и сказал. Она качает головой, но все же уменьшает громкость. Я подхожу к кофемашине и наливаю себе черный кофе. — Ну и долго ты шатался после того, как я легла спать? — спрашивает Хлоя. Я усаживаюсь за стол: — Недолго. Я был очень пьян. — Это да. — Прости. Она небрежно взмахивает бледной рукой: — Забей. Мне не нужно было влезать во все это. Это не мое дело. — Нет, правда, я думаю, ты права. И в том, что говорила. Но иногда все не так… просто. — Да норм. — Она отхлебывает кофе. — Уверен, что недолго шатался?