— Да уж, у Майки всегда хорошо получалось устраивать смуту, — кивает Хоппо. — И бурю в стакане дерьма, — добавляет Гав. — Будем надеяться, что это конец истории. Хоппо поднимает кружку: — За это и выпьем. Я тоже тянусь к кружке — просто чтобы отвлечься. Но случайно сталкиваю ее, пытаюсь перехватить на лету, однако она переворачивается и падает Гаву на колени. Гав взмахивает рукой. — Ерунда. — Он оттирает пиво от джинсов. Меня в который раз поражает резкий контраст между его накачанными руками и тоненькими слабыми ногами. Крепкие ноги. Слова врываются в мой разум, точно непрошеные гости. Он всех провел. Я так резко вскакиваю, что чуть не переворачиваю остальные кружки. Именно там они и встречались. Гав хватает свою кружку: — Какого черта?! — Я был прав… — О чем ты? Я смотрю на них: — Я ошибался, но все равно оказался прав. То есть… это безумие. Трудно поверить, но… теперь все ясно. Твою ж мать… все ясно! Дьявол во плоти. Покайся. — Эд, да о чем ты говоришь? — спрашивает Хоппо. — Я знаю, кто убил Девушку с Карусели, то есть Элайзу. Я знаю, что с ней случилось… — Что? — Божий… промысел… — Как я уже сказала вам ранее по телефону, мистер Адамс, сейчас не время для посещений. — А я вам сказал: мне нужно его увидеть, это очень важно! Медсестра — та самая, строгая, с жестким лицом, с которой мы уже встречались раньше, с удивлением взирает на нас троих — меня, Хоппо и Толстяка Гава. Они тоже захотели прийти. Почти вся моя банда в сборе. И это — наше последнее приключение. — Я так понимаю, вопрос жизни и смерти, не меньше. — Именно так. — И до утра это подождать не может? — Нет. — Вы же понимаете, что пастор в ближайшее время все равно никуда не денется? — Я бы не был так в этом уверен. Она бросает на меня странный взгляд. И тут до меня доходит — она тоже знает. Они все знают, но никто из них ничего не сказал. — Не очень это приятно — когда ваших подопечных находят на улицах города, не так ли? Для вас же лучше, если мы все это замнем. Особенно если вы хотите, чтобы церковь и дальше продолжала вас финансировать. Ее глаза сужаются. — Вы — идите за мной. А вы двое, — она тыкает пальцем в сторону Хоппо и Гава, — ждите здесь. — Затем она бросает на меня еще один странный взгляд. — У вас есть пять минут, мистер Адамс. Я иду за ней по коридору, освещенному жестким светом флуоресцентных ламп. В дневное время это место выглядит как обычная больница. Но не ночью. Здесь не бывает ночей. Здесь всегда светло. Всегда шумно. Отовсюду доносятся стоны и хрипы, скрип дверей и шорох подошв чьих-то туфлей по линолеуму. Мы останавливаемся перед дверью в комнату пастора. Медсестра, мисс Конгениальность, бросает на меня последний предупреждающий взгляд, снова показывает мне «пять минут» растопыренными пальцами, а затем стучит в дверь. — Отец Мартин? К вам посетитель. На один краткий безумный миг мне кажется, что сейчас дверь распахнется и мы увидим, как он стоит на пороге и холодно улыбается. Покайся. Но, конечно же, в ответ — тишина. Медсестра оглядывается на меня, а затем осторожно приоткрывает дверь. — Ваше преподобие? Я улавливаю сомнение в ее голосе — оно так же ощутимо, как порыв ледяного воздуха. У меня нет времени ждать. Я протискиваюсь мимо нее. В комнате пусто, окно открыто нараспашку, занавески плещутся на вечернем ветру. Я оборачиваюсь. — Вы что, не ставите замки на окна? — В этом не было необходимости… — Ну да, и это несмотря на то, что он и раньше выбирался погулять, не так ли? Она смотрит мне прямо в глаза: — Он ходил, только когда был чем-то очень расстроен. — Думаю, сегодня — именно такой день. — В общем-то, да. У него был посетитель. Он переволновался. Но обычно он никогда не уходит далеко. Я подбегаю к окну и выглядываю на улицу. Сумерки опускаются. Все, что я вижу, — это массивную черную тень леса. Далеко не уйдешь. Да и кто его увидит отсюда? — Не думаю, что это опасно, — говорит медсестра. — В конце концов он всегда возвращается. Я резко оборачиваюсь к ней: — Вы сказали, у него был посетитель. Кто к нему приходил? — Его дочь. Хлоя. Она пришла попрощаться. На меня накатывает ужас. Пара ночей на природе еще никому не навредила. — Мне нужно объявить тревогу, — говорит медсестра. — Нет. Вам нужно позвонить в полицию. Причем немедленно! Я перекидываю ногу через подоконник. — И куда это вы собрались?! — В лес. Лес стал намного меньше, чем казался нам, когда мы были детьми. Взрослые все видят иначе. А теперь от леса почти ничего не осталось. Чем больше разрастались жилые участки, тем меньше становилось старых дубов и сикомор. Но сегодня лес кажется огромным и массивным, переполненным тьмой, опасностью и неприятностями… На этот раз веду я. Мертвые листья хрустят у меня под ногами, свет еле живого фонарика, любезно одолженного мисс Конгениальность, освещает мне путь. Порой он отражается от глаз каких-то лесных тварей, которые при виде нас тут же прячутся обратно во мрак. Есть существа, которые активны при свете дня, а есть те, которые выбираются из своих нор только по ночам. Я, несмотря на свою бессонницу и лунатизм, точно не ночное существо. То есть не совсем. — Все хорошо? — шепчет мне на ухо Хоппо, и я подпрыгиваю от неожиданности. Он сам захотел пойти со мной. Гав ждет нас в приюте — остался следить за ситуацией. А еще — чтобы проконтролировать, что они действительно позвонят в полицию. — Да, — шепчу я в ответ. — Просто вспомнил наше детство… как мы выбирались в лес.