Небольшой таунхаус в уппландском Весбю напомнил Кристеру дом его матери. Та же безупречная чистота, повсюду уютные безделушки, шторы тщательно отутюжены, и нигде ни пылинки. В гостиной громко тикают часы. Два потертых кресла и диван, выглядящий так, будто на нем еще никто не сидел; похоже, он слишком хорош для этого. У матери был такой же, только зеленый с лиловыми цветами. В солнечные дни она накрывала его простыней, чтобы обивка не выцвела. — Хотите кофе? Мэрта, мать жертвы, смотрела на него почти умоляюще. Кристер не любил кофе, после которого чувствовал себя слишком возбужденным. Ясность мысли, которая появлялась в голове после этого, тоже его раздражала. Куда как спокойнее весь день пребывать в полусонном рассеянном состоянии. Но Кристер знал, что кофе иногда нужен на работе. К примеру, люди чувствуют себя увереннее даже в присутствии полицейского, если беседа ведется за чашкой свежесваренного дымящегося напитка. В такой обстановке их легче разговорить. В конце концов, можно только пригубить для вида. А если совсем повезет, хозяйка предложит и чего-нибудь сладенького. — Спасибо, с удовольствием, — ответил Кристер и оглядел кухню. Гуннар уже сидел за столом, опустив глаза. Он как будто был не здесь — то, что Кристер не раз наблюдал у родственников убитых. Первая фаза, когда случившееся еще не вполне осело в сознании, зависнув на границе реальности. Требуется время, чтобы освоиться с этим. Здесь все дышало уютом — именно этим словом, пожалуй, лучше всего описывалась суть того, что видел Кристер. Гардины с узором из брусничек, гармонирующая с ними по цвету скатерть. На подоконнике бегонии. Веточка в вазе как напоминание о Вербной неделе. На стене рисунок тушью в рамочке. Сокол, похоже. — Величественная птица, — Кристер кивнул на рисунок. Тишина в комнате уже давила, но он не хотел начинать разговор без Мэрты. — Сокол-пилигрим, он же сапсан, — глухо ответил Гуннар и поднял глаза на рисунок. — Пейзажи Халланда непредставимы без этой птицы. Пилигрим — король среди соколов, чтобы вы знали. Развивает скорость до трехсот двадцати километров в час. Он — самый быстрый в животном мире. И фантастический охотник. Видит голубя на расстоянии восьми километров. — Вы разбираетесь в птицах? — без энтузиазма спросил Кристер. Чем он мог заинтересовать орнитолога-любителя? Кристер вообще был равнодушен к животным. Все, что были в его жизни, либо умирали, либо пропадали. Когда он был маленьким, дядя подарил ему котенка, к которому Кристер быстро привязался. Но однажды, вернувшись из школы, не нашел своего любимца в доме. Мама объяснила, что, должно быть, уходя, он оставил дверь открытой и котенок убежал. Кристер проплакал больше месяца. Спустя два года у него появился кролик, но и его постигла та же участь. С тех пор у Кристера вошло в привычку проверять на выходе из дома, хорошо ли закрыта дверь. И еще он понял, что не стоит ни к кому привязываться, ни к людям, ни к животным. — Я, можно сказать, неофициальный профессор по птицам, — с довольным видом объяснил Гуннар. — Это давнее увлечение. Я повидал представителей четырехсот тридцати двух видов птиц из тех, что водятся в Швеции. И все потому, что шел по стопам великого сконца Бертиля Свенсона, который повидал четыреста пятьдесят девять видов. — А сколько их всего в Швеции? — удивился Кристер, который никогда не понимал удовольствия днями напролет бродить по лесу с фотоаппаратом на шее. — Пятьсот семь, — ответил Гуннар и замолчал. Кристер почувствовал облегчение. Он совсем не был уверен, что сможет долго поддерживать эту беседу о птицах. Тут подошла Мэрта, поставила на стол кофе и вазочку с овсяным печеньем и села рядом с мужем. — Я хотел бы задать вам несколько вопросов о Туве, — осторожно начал Кристер. — Собственно, почему именно вы заявили о ее пропаже, а не родители? Мэрта бросила усталый взгляд на мужа. — Родители Тувы, наша дочь Малин и ее муж Карл, купили маленький домик во Франции и переехали туда, как только Туве исполнилось шестнадцать, то есть когда она стала более-менее самостоятельной. — Мэрта фыркнула. — Молодежь — чего вы хотите… Они так ни разу и не приехали ее навестить. Тува осталась совсем одна. А папа Линуса исчез сразу после того, как тот родился. Туве не везло с мужчинами, но у нее был Линус, такой замечательный… И мы. Она знала, что мы всегда есть и у нее, и у Линуса. И всегда сделаем для них всё, что в наших силах. Мэрта поправила вербу в вазе, а Кристер кивнул и сделал запись в блокноте. — Я хотел бы больше узнать о папе Линуса и контакты ее родителей. Но сначала, почему вы сообщили о ее пропаже так поздно? Это связано с каким-то путешествием? Взгляд Гуннара стал тверже. — Тува боролась за охрану окружающей среды, — ответил он. — Что-то вроде сидячих пикетов на перекрестках? — Кристер не смог скрыть свое разочарование. — «Гринпис», — резким голосом ответила Мэрта. — Ах да… Старая школа. — Кристер поднял брови. — Не знал, что кто-то до сих пор этим занимается. Бойкотирование китобойного промысла и все такое? — И все такое. — Мэрта сердито кивнула. — Тува много этим занималась. Похоже, это у нее от нас. — Она похлопала Гуннара по руке: — Мы ведь были еще те активисты, пока не состарились. Кристер попробовал представить себе эту пожилую пару осаждающей норвежскую буровую платформу в бушующем море за полвека до того, как в круг их интересов прочно вошли сапсаны и вербовые веточки. К удивлению Кристера, это ему удалось. Ведь Гуннар и Мэрта только на первый взгляд были такими беззащитными. Под их хрупкими оболочками горел огонь. Само по себе это, конечно, нисколько не доказывало, что такая активность имеет объективный смысл. В конце концов, все мы когда-нибудь умрем. Льды растают, озоновый слой истончится. Смертельный вирус распространится на всю планету из какого-нибудь грязного продуктового рынка в Китае. Земля погрузится на дно океана, и здесь вряд ли получится что-нибудь изменить. — Время от времени Тува отлучалась на акции, — пояснил Гуннар, — иногда на две-три недели. И все это время оставалась вне досягаемости, потому что место проведения некоторых акций не разглашается. Или, к примеру, они могут проходить в открытом море. Поэтому поначалу мы не особенно тревожились. — А Линус? — задал следующий вопрос Кристер. — Линус привык. У него своя комната в нашем доме. Но в остальном Тува была идеальной матерью. И она занималась охраной окружающей среды, чтобы обеспечить достойное будущее своему ребенку. Поэтому, когда позвонил воспитатель и сказал, что Тува так и не забрала Линуса, мы поначалу подумали, что чего-то недопоняли или забыли и что она на акции, и поехали за Линусом. Хватились, только когда лодка вернулась без нее, а потом и вовсе узнали, что Тува никогда не поднималась на борт… — Голос Мэрты дрогнул, и она оперлась о руку мужа. — Были ли у нее враги, как вы думаете? — спросил Кристер. — И еще, имя Даниэль Баргабриэль вам о чем-нибудь говорит? Мэрта и Гуннар снова переглянулись. Гуннар выпрямился на стуле, так что сапсан оказался прямо у него над головой и как будто высматривал место, чтобы опуститься на его темя. — Туве не везло с мужчинами, — повторил он дрожащим голосом. — Мы знаем Даниэля, но Тува не любила о нем рассказывать, потому что он якобы причинил ей боль. Мэрта еще крепче обхватила руку мужа. — Что за боль? — сразу заинтересовался Кристер. — Можно подробнее? * * * Даниэль смотрел на опущенные жалюзи. Приподнял краешек, снова опустил. Как будто никак не мог решить, стоит ли ему закрываться от внешнего мира или будет правильнее оставить обзор, чтобы сразу увидеть, когда подъедет полиция? В любом случае ему не следовало терять бдительность. Даниэль приоткрыл жалюзи до половины окна и оглядел примыкающую к дому парковку. Эта «однушка» в Мэрсте принадлежала Юсуфу. Даниэль вселился сюда на время, потому что его собственная квартира в Хорнстюлле оставалась под наблюдением полиции, а в этой Юсуф как будто пока не особенно нуждался. Копы не могли о ней знать. Меблировку можно было без преувеличения назвать спартанской. В квартире не имелось даже кровати, которую заменял обыкновенный матрас на полу. Но отсутствие условий для комфортного сна было последним, что на сегодняшний день волновало Даниэля, который не знал, когда получится лечь спать в следующий раз и получится ли это когда-нибудь вообще. Съехав из «трешки», которую снимал на пару с Агнес, Даниэль скитался по квартирам приятелей. Одно время жил у Эвелин. Те, кто расследовал смерть Агнес, так и не удосужились спросить его новый адрес. Но они, конечно, отыщут его, рано или поздно. Даниэль не раз слышал, что шведская полиция — не то что сирийская. Но это шведские полицейские в прошлый раз едва не упекли его за убийство. Поначалу они плохо верили в его непричастность. Даниэль, как мог, разыгрывал невиновность, но они не сомневались, что он замешан. По крайней мере, один из них точно думал, что это Даниэль разрядил пистолет ей в рот. Однако улик было недостаточно, поэтому в конце концов Даниэль оказался на свободе. Да и Агнес, так или иначе, была больна. Даниэль поклялся себе избегать полиции где бы то ни было, вне зависимости от того, где он находился. И все-таки дал маху, да какого… Прошло около месяца со дня смерти Агнес и до пропажи Тувы. И это он, Даниэль, а не ее бабушка с дедушкой должен был отнести заявление в полицию. Только так и можно было избежать подозрений. Теперь уже поздно. Если те двое, что приходили к нему в кафе, все еще не знают, кто он такой, связь между двумя смертями выявится быстро. Блондинка, похоже, и в самом деле пока ни о чем не догадывается, но мужчина в черном смотрел на Даниэля так, будто узнал его сразу. Хотя его самого Даниэль тоже узнал, но пока так и не вспомнил откуда. Сейчас он думал о том, звонить ли Эвелин. Он мог бы открыться ей, и она, конечно же, спросила бы, что он намерен делать дальше. Но главное — он скучал по Эвелин до рези в желудке. Все, чего он сейчас хотел, — сидеть у нее на кухне, пить вино, смотреть, как она прикуривает, и болтать обо всем на свете и ни о чем. Или заняться с ней чем-нибудь поинтереснее болтовни… Даниэль видел перед собой ее лицо и вспоминал, как Эвелин пускала дым ему в рот, когда они целовались. Но впутывать и ее тоже — не самая удачная идея. Даниэлю придется выбираться самому. На какое-то время он подумал, не позвонить ли Самиру. Тот выходил и не из таких передряг. Даниэль толком не знал, на что надеется, но если кто и мог дать совет в этой ситуации, то только Самир. Хотя со временем полиция, конечно же, доберется до мобильника Даниэля, и этот разговор будет свидетельствовать не в его пользу… Даниэль порылся в карманах и достал визитку. Если полиция и в самом деле охотится за ним — а именно этим она сейчас и занимается, — было бы крайне неразумно от них прятаться. До сих пор Даниэль мог объяснить такой способ поведения страхом. Но звонок в полицию — лучший способ доказательства своей невиновности. В конце концов, Тува — его напарница по работе, и нет ничего удивительного в том, что Даниэль за нее беспокоится. Конечно, он хотел бы им помочь. И лучший способ избежать тюрьмы — выйти навстречу судьбе с открытым забралом. Возможно, не на родине Даниэля, не в Сирии — там в таких случаях остается только бежать и надеяться, что у копов нет мотоцикла. Но в Швеции нужно идти полицейским навстречу, как это сделал бы невиновный. Даниэль открыл жалюзи. Снова закрыл. Нащупал визитку в кармане. Очень может быть… * * * Толпа школьников хлынула во двор, но Мина точно знала, где встать, чтобы не попасться на глаза. Все одеты одинаково. Похоже, этот стиль — что-то вроде неофициальной школьной формы. Выделяются очень немногие, но тем сильнее. Первые учебные дни после пасхальных каникул, а потому энергия бьет ключом. Девочка хорошо умела слиться с толпой, но Мина сразу выделила ее среди детей. Или подростков, полудетей-полувзрослых. Темные волосы забраны в «хвост». Джинсы. Зеленая куртка цвета хаки и сникерсы. Рюкзак «Фьельревен» темно-синего цвета. В общем, красивая девочка. Даже очень красивая. Мина вздрогнула, когда та обернулась. Она знала, что остается незаметной для школьников, пока стоит здесь, на платформе станции метро «Блосют», откуда хорошо просматривался двор школы имени королевы Бланки. Так хотелось верить, что дети больше заняты друг другом, но девочка все время оглядывалась, словно кого-то искала. А потом снова отвернулась, и все кончилось. Мина оставалась с ней всего несколько минут, после чего девочка исчезла в здании школы. Уроки, уроки… Шведский, испанский, математика, экономика и что они там еще изучают… За спиной послышался гул — это поезд прибывал на станцию. Мина обернулась, как раз когда он остановился. Люди входили в вагоны, уставившись в землю, избегая смотреть друг другу в глаза. Мина направилась к выходу из станции, к припаркованной неподалеку машине. Она никогда не спустилась бы сюда, чтобы, как все, воспользоваться поездом метро. Окутывавшее толпу облако бактерий было таким плотным, что Мина почти видела его невооруженным глазом. Поезд уехал, и она снова осталась одна. И все-таки не находила в себе сил еще раз оглянуться на школьный двор. Закрытые двери были лишним напоминанием о разделявшей ее и девочку стене. Но как же Мине ее не хватало… На пути к машине оказался киоск с газетами. Заголовки наперебой кричали о пропавшем мальчике Роберте. «Последние новости!» Уровень цинизма зашкаливал, но Мину это не удивляло. Она старалась не смотреть на мальчика, улыбавшегося со страниц за стеклом. Мир сразу же стал отвратителен. В кармане заверещал мобильник. Некоторое время Мина сомневалась, а потом в последний раз взглянула на школу и ответила на вызов. Разговор получился короткий, но важный. Тело Агнес Сеси будет эксгумировано завтра. * * *