Твердый, как камень, ботинок ударяет в живот, и Даниэль замирает в позе эмбриона. Реберные кости еще глубже уходят в легкие. Кислый желудочный сок поднимается к горлу и проступает в уголках рта. — Ты плюнул на мой ботинок, подонок! Следующий удар приходится по коленной чашечке. Осколки кости смещаются, и Даниэль почти теряет сознание. Пляшущая темнота застилает глаза. «Это недостаток кислорода», — думает он. Где же полиция? Потом удары прекращаются, и Даниэль знает, что последует за этим. То, чего ни в коем случае не должно было быть. — Твоя очередь, Себастьян, — говорит один из мужчин. — Время заканчивать. Даниэль зажмуривается. Фиксируется на Эвелин. Она держит бутылку с пивом между указательным и средним пальцами. Прислоняет голову к его плечу и улыбается. Так она выглядит наутро, когда они просыпаются голыми в одной постели. Эвелин целует его и пахнет вином и сигаретным дымом. Наверное, так пахнет Париж, и это то, что чертовы расисты не в силах у него забрать. Даниэль удерживает это видение, когда Себастьян обеими ногами отталкивается от земли и прыгает ему на голову. Июнь — Добро пожаловать! Хипстер между тридцатью и сорока годами — точнее не скажешь — распахнул перед ними стеклянную дверь. Кристер огляделся — что ж, вполне уютно. Совсем не похоже на те психиатрические лечебные учреждения, которые ему до сих пор приходилось посещать по работе. Там часто бывало холодно, и тело сразу начинало чесаться. А отчаяние и крики пациентов будто намертво впитались в стены. Правда, Юлия объяснила ему еще в машине, что это не обычный стационар, а центр поддержки. И к лечебной психиатрии не имеет никакого отношения. Все это Кристер знал и без нее. Просто ему доставляло удовольствие пререкаться с Юлией время от времени и видеть, как она морщит веснушчатый нос. Юлия была хорошей начальницей. Даже если она этого и не знала, Кристер уважал ее, только старался этого не показывать. Просто иногда ей была нужна небольшая встряска. Тридцатилетний хипстер жестом пригласил их в маленький кабинет. Пустой письменный стол, на стенах полки с аккуратными рядами книг — специальная литература. Флаг гордости ЛГБТ. На подоконнике за столом, рядом с роскошным цветком в горшочке, — фотография хозяина кабинета с другим хипстером в обнимку. Впрочем, Кристер обо всем догадался сразу, как только увидел открытую дверь Хампуса Норлена. Его гей-радары проработаны довольно основательно. Сам он до сих пор не мог взять в толк, что делают два пениса в одной постели. Это противоречит не только законам биологии, но и самой логике мироустройства. Что лучше подходит болту, гайка или второй болт? Ответ очевиден, но Кристер полагал, что каждый благословен по-своему. Пока не размахивает флагами перед чужими детьми на гей-парадах и держит свои тайны при себе. Как тот же Лассе. Лассе… Боже, когда это было? Лет сорок тому назад, не меньше. Лассе — лучший друг его детства. Одно время, уже двадцатилетними, они даже жили вместе. И всё делили на двоих. Поэтому Кристера больше всех удивило, когда Лассе стал играть за другую команду. Уже потом Кристер вспоминал, что они нередко обнимались. Лассе ведь был симпатичный мальчик. Только тогда это ничего не значило, а потом стало даваться все тяжелее, пока наконец они окончательно не расстались. — Примите наши соболезнования. — Юлия села на один из двух стульев, которые Хампус поставил к письменному столу. Кристер занял другой. Хампус кивнул и тоже сел. — Мы надеялись до последнего. — Его голос дрогнул. — Хотя с самого начала подозревали худшее. Но если то, что я слышал, правда, то самые худшие опасения… — К сожалению, я не могу комментировать ход расследования, — мягко перебила его Юлия. Стало тихо. Жирная муха жужжала в углу окна, пытаясь проникнуть через стекло, и словно не понимала, что это за преграда отделяет ее от свободы. — Как долго он здесь прожил? Кристер первым нарушил молчание и перегнулся через стол. Стул оказался на редкость неудобным, крестец и спина уже болели. — Мы начали работать с этой семьей, когда Роберту исполнилось пятнадцать. — Мы беседовали с его родителями, — сказала Юлия. — Они очень хорошо о вас отзываются. Хампус кивнул: — Да, у нас с ними неплохо получалось. Да и Боббан оказался славным парнем. Спокойный, никакой агрессии. Многие наши подопечные оказываются здесь, потому что слишком агрессивно ведут себя дома. Но это не про Боббана. Он часто убегал из дома, и родители просто не могли круглосуточно его контролировать. Поэтому мы были у них на подхвате. Просто сменяли и поддерживали друг друга и вместе опекали Боббана круглые сутки. Хампус улыбнулся в бороду. Кристер почесал гладко выбритый подбородок. Мама еще в детстве внушила ему недоверие к бородачам. При такой жаре это должно быть особенно неудобно. Чешется, не говоря уже о крошках и других остатках пищи. Кристер перевел раздраженный взгляд с бороды Хампуса на муху в углу окна. Чем, черт ее побери, она издает такие громкие звуки? — Можете рассказать нам о Боббане, то есть Роберте? — попросила Юлия, старательно игнорируя муху. — Ну… Боббан, он… — Глаза Хампуса заблестели. — Весельчак был, что и говорить… Мы с ним часто пересматривали одну старую серию «Чудаков», которую Боббан находил особенно забавной. И еще он любил поесть. Две сотни кило набрал бы точно, если б мы его не сдерживали. Никогда не встречал никого, кто с таким наслаждением запихивал бы еду себе в рот. — Кстати, об этом, — перебил Хампуса Кристер. — Родители Роберта утверждают, что он тащил в рот все, что попадалось под руку, не только съедобное. Взгляд его сам собой соскользнул на фотографию на подоконнике. Только бы Хампус не понял превратно последнее замечание. Тащил в рот все, что попадалось под руку… Кристер вспомнил об этом безо всякой задней мысли. — Да, эта привычка и нам казалась странной. Мы все боялись, что у Боббана что-нибудь застрянет в горле. Он и в самом деле совал в рот все что ни попадя — землю, игрушки, растения, гравий… Но перечисление конкретных предметов мало чем помогло. Образ отпечатался на сетчатке прежде, чем Кристер успел тому воспрепятствовать. Хампус в постели с другим мужчиной, и у него во рту… Кристер встряхнулся, прогоняя навязчивую мысль. — А его отлучки? — спросила Юлия. Она выглядела холодно и невозмутимо, хотя в комнате стояли невозможные жара и духота. Кристер чувствовал, как сбегают по его позвоночнику ручейки пота, заставляя рубашку липнуть к спине. Муха зажужжала еще сильнее и предприняла очередную попытку побега. — Да, это была главная проблема с Боббаном, — ответил Хампус. — Он любил гулять в одиночку. Мы даже составили расписание, чтобы он оставался под присмотром все время. Но Боббан проявлял редкую изобретательность, когда речь заходила о свободе. И никогда не расставался с рогаткой. Он был большой мастер стрельбы из рогатки. Даже не представляете себе, какие номера откалывал. Мог снять камушком крышку, даже не опрокинув бутылки. Полный восторг! Хампус покачал головой. Потом быстрым, размашистым движением повернулся к окну и прихлопнул муху. — Простите, не выдержал. Кристер благодарно кивнул. — И как он исчез в тот раз? — спросил он. — Сколько времени вам потребовалось, чтобы обнаружить его отсутствие? — Мы сразу это обнаружили. Было около десяти утра, моя смена. То есть это я должен был наблюдать за ним. Но так получилось, что одна из наших воспитанниц поскользнулась на лестнице, и я отвлекся на нее. Когда вернулся через пять минут, Боббана уже не было. Поначалу это меня не очень обеспокоило. Он ведь исчезал и раньше и всегда потом объявлялся. Но… только не в этот раз. Вечером, когда мы все еще не могли найти его, я позвонил его родителям. И вместе мы решили немедленно обратиться в полицию. Слава богу, ваши коллеги сразу восприняли наше заявление всерьез. — Ничего необычного в то утро не заметили? — спросила Юлия. — Ну… может, что-то такое, что выпадало из привычного порядка… Что угодно, что приходит в голову… Этот вопрос Хампус обдумал основательно, но потом медленно покачал головой и всплеснул руками: — Нет, все шло как обычно. Ничего такого не могу вспомнить. Мимо нас по улице проехало несколько машин, но так оно бывает каждое утро. Ничего такого, что могло бы запомниться. — Мог Боббан уйти с чужим человеком? — задала следующий вопрос Юлия, на верхней губе которой уже блестели капельки пота. У Кристера отлегло от сердца. Этот знак, безусловно, доказывал, что Юлия — человек, а не робот с встроенной системой охлаждения. — Да, к сожалению. Наш Боббан был открытая душа и просто не верил в существование зла. Его голос снова сорвался. Хампус посмотрел на свои колени и сложил руки на столе. Юлия встала. — Думаю, на сегодня достаточно. Мы обязательно свяжемся с вами, когда возникнут новые вопросы. — Пожалуйста, пожалуйста… Хампус тоже поднялся и протянул полицейским руку. Кристер медлил, борясь с навязчивыми видениями на тему того, что еще могла сжимать эта рука. Но врожденная вежливость победила. В конце концов, это не заразно. Рукопожатие Хампуса оказалось на удивление крепким, хотя рука ощущалась как мягкая и податливая. Кристер задержал ее в своей чуть дольше обычного, показывая тем самым, как мало его все это волнует. * * * Зал был заполнен едва ли наполовину — погода стояла слишком солнечная, чтобы посвящать день исповеди. Или терапии, как кому нравится. Мина и сама, как никогда, была близка к тому, чтобы пропустить занятие. В последнее время это случалось так часто, что она почти поверила, что исцелилась. Что это больше не нужно. Но в глубине души знала, что это не так и сейчас ей, как никогда, нужен этот клуб. И пошла. Мина оглядела зал. Девушка с дельфином заняла свое обычное место. Пластыря больше не было, и на руке красовалось изображение волка с надписью «Living on the edge» поверху. «Carpe diem», очевидно, придавался статус девиза, потому что эта фраза шла по всему предплечью. Еще бы, это так оригинально… Похоже, Девушку с дельфином придется переименовать в Девушку с дельфином и волком. Или в Девушку-банальность.