Этот вопрос сорвался с языка сам собой. Винсент и не знал, что слова могут так срываться, прежде чем он успеет расслышать их в голове. Так или иначе, они были сказаны. — О чем ты? — не поняла Мария. Она слегка развернулась в его сторону, но не отрывала глаз от экрана, на котором шел сериал «Брак». Винсент знал, что она смотрит SVT-play. Что могла бы поставить на паузу, если б хотела поговорить с ним. Но Мария не стала этого делать. — Так, ничего, — ответил Винсент. Он и в самом деле не знал, что сказать на это. * * * Педер возвращался домой, когда позвонила Мина, но немедленно развернул машину. То, что Мина просила о помощи в том, что не имело никакого отношения к работе, было из разряда редчайших явлений природы, что-то вроде возвращения кометы Галлея раз в тридцать пять лет[30]. Как Педер ни напрягался, не мог припомнить второго такого случая. Но Мина ему нравилась, и в ее голосе слышалось настоящее отчаяние. Поэтому, как ни спешил Педер домой, а развернул машину. Он никогда не был у нее, но при помощи навигатора без труда отыскал ее дом. — Привет. Мина устало подняла руку. Встала с тротуарного бордюра, подхватила полиэтиленовый пакет, на котором сидела, и уверенно пошла вперед с поводком в руке. При виде Педера собака радостно запрыгала с высунутым языком. И он тоже расплылся в улыбке. Что-то все-таки было в этих золотых ретриверах, если при одном взгляде на них в желудке начинали порхать бабочки. Если б в следующей жизни Педеру предстояло воплотиться в животное и он мог бы выбрать в какое, непременно вернулся бы на Землю золотым ретривером. — Спасибо. — Мина протянула ему поводок. Педер лишь кивнул, не желая делать из всего этого большое событие. — Позвони мне, как только объявятся хозяева. Он открыл заднюю дверь, чтобы собака запрыгнула в машину. Мина не могла оторвать взгляда от Боссе на заднем сиденье. Педер заметил, что ее руки чуть подрагивают. Он догадывался, о чем она думает, но собачья шерсть в салоне — последнее, что беспокоило Педера. Ни его, ни Анетту давно не волновало санитарное состояние их «Вольво». Ни он, ни она не отличались особой щепетильностью в этом отношении, а с появлением тройняшек и вовсе сдались. Краем глаза Педер видел, как Боссе лижет то место на сиденье, куда позавчера срыгнула Молли. Делиться этим наблюдением с Миной, конечно же, было неразумно. — Позвоню, как только они объявятся, — пообещала Мина. — Кстати… — Педер замер на полпути к машине. — Совсем забыл. Проезжал вот мимо кафе «Фаб Фика» в Хорнстюлле и подумал, что если Даниэль видел того подозрительного типа, то его должен был заметить кто-то еще. Но там никто не мог вспомнить завсегдатая с чертежами. — Понятно. — И я понимаю почему. Официант впервые обратил на меня внимание не раньше чем через пять минут после того, как я вошел. Они там слишком заняты друг другом. Посетители в самом низу списка приоритетов. — Педер покачал головой. — Молодежь, одним словом. — Твои, конечно, вырастут другими, — улыбнулась Мина. — Да уж… сейчас же преподам им первый урок этикета, вот только вернусь. И на того, кто не подаст папе капучино в течение трех минут, натравлю собаку. И чтобы на молочной пенке был потрет папы! Педер сел в машину, и Мина подняла руку в знак прощания. Отъезжая, он видел через боковое стекло, как она возвращалась к подъезду — с более прямой спиной, чем когда шла ему навстречу. Спустя полтора часа Педер был дома. Из-за непредвиденной задержки он оказался на дороге в самый разгар часа пик и вернулся домой позже обычного. Боссе храпел на заднем сиденье, но вскочил, озираясь с любопытством, стоило Педеру въехать в ворота и остановить машину. Когда же дверца открылась, пес пулей вылетел на свободу. Педер едва успел ухватить поводок. И в этот момент ему впервые пришло в голову, что приютить Боссе была не лучшая его идея. Что подтвердилось, когда, открыв входную дверь, он услышал голос Анетты, пробивающийся сквозь шум воды в душе. — Я больше так не выдержу, должна тебя предупредить. За весь день не удалось прилечь ни на миг. Они ведь и спали-то каждый с минуту, но не одновременно, в том-то и дело. И ночью не сомкнула глаз тоже. Понимаю, что должна была тебя разбудить, но это вряд ли мне помогло бы, а ты проспишь и Третью мировую… И вот примерно на двадцатом часу моего бодрствования Молли срыгнула на Мейю, и как только я привела в порядок их обеих, Майкен умудрилась обделаться мимо памперса, и я тут же была вынуждена заняться ею. И вот сидела с ней на руках, с этим чертовым ребенком, как какая-нибудь звездная мама с глянцевой обложки. Да, именно так это должно было выглядеть, когда я потягивала латте и жевала печенье с чиа. И ничто больше не напоминало ни о рвоте, ни о какашках. Но должна предупредить: если сегодня что-нибудь пойдет не так, я брошусь с моста Вестербрун, слышишь ты, Педер? Еще одна приятная неожиданность — и я прыгаю. Боссе рвался с поводка, но Педер потянул его за собой, быстро вышел и осторожно прикрыл входную дверь. Потом вытащил мобильник и отправил Анетте сообщение, что его срочно вызвали на работу. Кликнул на записную книжку, проверил адрес. На какой-то момент он подумывал позвонить, но в итоге сунул мобильник обратно в карман. Уж лучше так, без предупреждения. * * * Из-за двери Беньямина доносилась приглушенная, но в высшей степени странная музыка. Винсент хотел постучаться, да так и замер с поднятой рукой. Он пытался вникнуть в то, что слышал, чтобы было с чего начать разговор с сыном. Ни в коей мере Винсент не претендовал на роль «клевого папы», никогда не питал таких амбиций. Он вообще с трудом понимал людей, которые вечно что-то кому-то доказывают, тем более собственным детям. Но говорить о серьезных вещах проще, когда понимание уже достигнуто на другом, пусть даже не таком глубоком уровне. Кроме того, музыкальные интересы подростка — тоже своего рода вызов. Возможность нового опыта, который Винсент не получил бы иначе. Новые, неожиданные впечатления — лучший способ поддерживать мозг в тонусе. Странно, что люди этого не понимают, поэтому и занимаются всю жизнь одним и тем же и при этом довольны и собой, и жизнью. Вот что всегда удивляло Винсента. Он приложил ухо к двери и вдруг понял, что думает о музыке Беньямина. Не то чтобы это было совсем плохо, но не хватало контекста. И первое, что приходило в голову на эту тему, был цирк. Что-то вроде циркового оркестра, но состоящего из одних брутальных мужчин с окровавленными топорами. Цирк убийц. Воображение, прежде чем Винсент успел с ним совладать, уже рисовало, как все это могло бы выглядеть, на афишах и на манеже. Как это звучит, Винсент уже знал. Он постучал в дверь шесть раз — три раза по два удара. Ощущение древесины на костяшках пальцев вернуло его к реальности. Не дождавшись ответа изнутри, Винсент открыл дверь и вошел, бросив быстрый взгляд на стационарный компьютер Беньямина. Там, на интернет-ресурсе «Спотифай» выступала группа «Тайгер лиллиз» — трое бледных мужчин с темными демоническими кругами вокруг глаз и в балахонах мертвенно-сливового оттенка делали страшные глаза под холодящие кровь завывания. Винсент почти не ошибся. Беньямин лежал на кровати с ноутбуком на животе и наушниками в ушах и слушал лекцию на «Ютьюбе». Так что, похоже, «Лилии» распинались впустую. Отца он заметил не раньше, чем когда тот присел на край кровати. Беньямин остановил запись и поднял глаза. — Что смотришь? — спросил Винсент. — Суперинтересно. Представь себе группу воинов, которых захватили в плен враги. Несчастным грозит жестокая казнь, и они решились на коллективное самоубийство, потому что самоубийство индивидуальное для них невозможно из религиозных соображений. — Что с тобой, Беньямин? Я уже за тебя беспокоюсь. — Это всего лишь задача по математике, — сын вздохнул. — Все это вполне могло происходить в действительности. Скажем, если б речь шла об иудеях и римских легионерах. Так вот, представь себе, что эти пленные воины сели в круг и договорились, что каждый убивает соседа слева. То есть номер один убьет сидящего от него по левую руку, далее номер два убьет того, кто сидит слева от него и так далее. В конце концов, выживет только один. Какое место должен занять тот, кто хочет выжить? Каким по счету от первого номера он должен сесть? — И ты не можешь справиться с такой простой задачей? — удивился Винсент. — Хотя она по-своему интересна. Она решается с ходу, если число воинов можно представить в виде «два в степени n», то есть если оно является какой-то степенью двойки — четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два и так далее. В этом случае всегда будет выживать номер первый, то есть тот, с кого началась цепочка убийств. Поэтому тому, кто хочет остаться в живых, для начала нужно посчитать число сидящих в кругу и вычесть из него наибольшее число, являющееся степенью двойки. Скажем, воинов девятнадцать. Наибольшая степень двойки, содержащаяся в этом числе, — шестнадцать. Вычитаем из девятнадцати шестнадцать, получаем три. Далее тройку нужно удвоить, потому что воины умирают через одного, и прибавить номер того, с которого все начинается, то есть единицу. Три умножаем на два, получаем шесть. Шесть плюс один — семь. То есть желающий выжить должен сесть седьмым, считая от того, кто начинает. Беньямин пожал плечами. Винсент был несколько разочарован, что сын не впечатлился его изящным решением, но, с учетом того, что речь шла о подростке, одно то, что Беньямин не уснул, можно было считать комплиментом. — Кстати, об убийствах, — сказал сын. — Как обстоят дела с Кровавым Гудини? Продвинулись хоть немного? — Будь любезен, не называй его так. — Винсент залез на кровать с ногами и прислонился к стене. — Он и в самом деле страшно далек от иллюзионного искусства. А в расследовании магии — еще меньше. Только мне удалось выйти на что-то конкретное, как все опять застопорилось. — Что случилось? — Он умер. Винсент видел, как побледнел Беньямин. Мальчик закрыл крышку ноутбука и подсел к отцу. — Я пытался достучаться до Сайнса, — продолжал Винсент, — но он не отвечает ни по телефону, ни по мейлу. Знаю, что у него есть привычка закрываться в капсуле во время работы над серьезным проектом, и мне не остается ничего другого, как только ждать. Если буду ему надоедать, он вообще не захочет иметь со мной дела. А ящики — это единственное, что мы имеем на сегодняшний день. Хотя я по-прежнему уверен, что в дате и времени убийства заключено некое сообщение. Если б это не было для него так важно, зачем бы он оставлял нам разбитые часы? И даже позвонил, чтобы сообщить дату смерти Роберта, хотя и рисковал… Нет, здесь определенно есть что-то, чего мы не видим. Беньямин подошел к стационарному компьютеру и поставил «Лилий» на паузу. — Собственно, когда планируется следующее убийство? — спросил он. — Сколько у вас времени? — Я знаю не больше твоего, и оставь, пожалуйста, этот воодушевленный тон. Он может успеть убить еще кого-нибудь только потому, что я такой тугодум, и воодушевляться здесь нечем. Беньямин кликнул на документ, с которым они начали работать несколько месяцев назад. Он был удручающе пуст, за исключением тех немногих данных, которыми они располагали с самого начала. — Во‐первых, нам неизвестно, сколько цифр входит в один бит кода. Я имею в виду даты и время. Но есть еще нумерация трупов, это тоже входит в код? Убийство Агнес произошло 13 января в 14 часов, то есть 13–1–14. Или, может, 14–13–1. Но Агнес была пронумерована цифрой 4. Это тоже часть кода? 4–14–13–1? Или же четверка должна стоять в конце? Видишь, как все запутанно… Винсент постучал пальцем по монитору. Он сел на что-то твердое и откинул покрывало, чтобы убрать это. Мысль о том, что сын что-то прячет в постели, успела промелькнуть, но не раньше, чем рука сделала инстинктивное движение. Под покрывалом оказалась книга «Прикладная криптография», и Винсент не смог сдержать улыбки. «Прикладная порнография, — подумалось ему, — только более изощренного сорта». — Убийца хочет, чтобы мы его поняли, — ответил он Беньямину. — Не в его интересах чрезмерно усложнять нам задачу. Дата и время относятся к одному типу информации. А вот номер на теле — это уже нечто совершенно другое. Я все еще уверен, что таким образом он ведет обратный отсчет. Что касается последовательности, если ты хочешь определить какое-либо событие во времени, как ты выразишься? Скажи, например, когда ты родился? — Одиннадцатого ноября в одиннадцать ноль три вечера… А-а-а-а, я тебя понял. — Именно, — кивнул Винсент. — Ты называешь сначала день, потом час с минутами. — Я понял, менталист. — Беньямин многозначительно выгнул бровь. — Не знаю, что и думать, — сказал Винсент. — Начинаю подозревать, что мои дети такие же умные, как и я. — Даже умнее. Беньямин театрально откашлялся, кликнул на документ, и монитор стал черным. После чего под музыку из «Звездных войн» из черноты проявились портреты Агнес, Тувы и Роберта. Тема Дарта Вейдера. Беньямин развернулся на стуле. Он выглядел в высшей степени довольным. Винсент не знал, стоит ли хвалить сына за такую «Пауэрпойнт»-презентацию. Уместней было скорее обеспокоиться. Под фотографиями проявились три даты, красным шрифтом и блестками, и заголовок: «Охота на Кровавого Гудини». — Думаешь, блестки здесь уместны? — спросил Винсент. — Да, но ведь буквы красные… Ладно, папа, слушай и не отвлекайся. Итак, мы имеем убийство Агнес — 13–1–14, Тувы — 20–2–15 и Роберта — 3–5–14. Я пытался обработать даты и время математически. Складывал их, искал числовые последовательности и так далее. Это ничего не дало. То, что за цифрами стоят буквы, было нашей с тобой первой версией, поэтому это я исключил сразу. Я переводил числа в другой формат — частоты световых и звуковых волн, координаты, единицы измерения длины — без толку. Думаю, это связано с тем, что у нас не все сообщение. Недостает четвертого фрагмента — убийства, которое мы хотим предотвратить. — М-да… — задумчиво промычал Винсент. Он показал на монитор: