— Всё в порядке, — солгала Мильда. Именно так. Всё всегда в порядке, когда речь заходит о брате. Ади все хочет разбогатеть, вот и ввязывается в аферы, одна сомнительнее другой. Напрасно Мильда надеялась, что год тюрьмы за махинации со страховками его вразумит. Ади неисправим. И, как старший сын мамы с папой, недостижим в своем совершенстве. — А Конрад и Вера? По лицу дедушки Мильда видела, что солгать о детях — не лучшая идея. Поэтому не ответила. — Ты ведь знаешь, что Конрад может прийти ко мне, когда хочет. — Лицо деда стало серьезным. — Ему будет полезно сменить обстановку, особенно на время каникул. В моем доме нет ни капли спиртного. Пусть остается, сколько нужно. Мне бывает нужна помощь в теплице. — Спасибо, но Конрад в санатории и пробудет там все лето. Разве что потом… Обиженный взгляд дедушки заставил Мильду прикусить губу. Она отдала сына в казенное учреждение, вместо того чтобы обратиться к родственникам. В мире дедушки Миколаса так не поступали. — Думаю, ему здесь понравится! — Мильда взяла дедушку за руку. — Но для начала пусть подлечится. Лицо дедушки снова расплылось в улыбке. — Пойдем, я поставлю кофе. Дедушка вышел из теплицы впереди Мильды и, пыхтя, стал подниматься к дому. Ей было больно наблюдать за его потугами. Дедушка всегда был сильным мужчиной, вечно в движении. Но голова у него в полном порядке, и с учетом того, что в недавнем прошлом дед был профессором биологии, он — то, что ей нужно. — Послушай, я всегда рад тебя видеть, даже когда заглядываешь просто так. Но сегодня тебя ко мне что-то привело, я это вижу. В чем дело, моя милая? Мильда с виноватым видом приняла из его рук дымящуюся чашку, а потом потянулась за пакетом, который принесла с собой. Ей следовало бы почаще навещать дедушку. Она думала так каждый раз, когда его видела, но жизнь есть жизнь. — Недавно ко мне в прозекторскую попал мальчик, — начала Мильда. — Зверское убийство… И вот что я нашла у него в желудке. Она осторожно протянула Миколасу что-то вроде сумочки на «молнии». Он сел за маленький стол у окна на кухне и с любопытством осмотрел содержимое «сумочки». — Можно? Мильда кивнула. Дедушка открыл «сумочку» шире, понюхал и вытащил оттуда клок шерсти. Это была лишь малая часть того, что Мильда нашла у Роберта в желудке. Остальное отправлено на анализ в Линчёпинг — долгая история, раньше, чем через месяц, ответа не жди. Но что-то такое было в этом расследовании и в этом мальчике, что заставляло Мильду делать все возможное, чтобы добиться результатов раньше, чем их могла предоставить главная криминалистическая лаборатория Швеции. Это ведь только на старости лет Миколас так увлекся теплицей. За все время работы в полиции Мильда не встречала более проницательного биолога. И зоолога, если уж на то пошло. — Думаю, я знаю, что это, — сказал дед. — Посмотрю под микроскопом для уверенности. Жди здесь. Пей кофе, я быстро. Когда дедушка Миколас поднимался, Мильда уловила мелькнувшую на его лице гримасу боли. Она пила кофе и смотрела в окно. Мильда любила Эншеде. Ничего не имела и против Богармоссена, где выросла, но в Эншеде все дышало стариной, и Мильду здесь всегда ждали. Так, может, все очарование этих мест только тем и объясняется, что здесь живет дедушка? Тем не менее старые розовые кусты, а в мае — запах сирени по всему кварталу… И дети до сих пор играли на улицах, как когда-то она сама… Мимо окна прошел низенький мужчина, и Мильде показалось, что она знала его еще мальчиком. Хотела помахать, но мужчина уже ушел. — Значит, так… Дедушка вернулся за стол довольный. На мгновение его лицо исказилось знакомой гримасой, и Мильда отметила про себя, что непременно вытащит старого упрямца в поликлинику на обследование. — Именно то, что я и думал. Животное рода Neogale vison… vison, кстати, «животное» и по-французски тоже. Он сделал паузу. Мильда знала, что раз уж дед оседлал своего конька, лучше его не торопить. Дать насладиться минутой триумфа. Она глотнула кофе и подняла полные ожидания глаза. — Этот зверь происходит из Северной Америки. Относится к типу хордовых, подтипу позвоночных… Класс млекопитающих, естественно. Достигает в длину тридцати — сорока пяти сантиметров, это без хвоста. Хвост — от тринадцати до двадцати трех сантиметров. Вес самцов — от одного до полутора килограммов, самок — около семисот пятидесяти граммов. Разводные особи в среднем весят больше, чем дикие. Мильда кивнула. Она уже догадывалась, о каком животном идет речь. Но дедушке нужно было дать выговориться, он был в своей стихии. — Раньше его относили к роду Mustela, к которому принадлежит и хорек, но позднейшие исследования выявили существенные генетические различия, и в результате животное выделили в отдельный род. Дорогая Мильда, это не что иное, как американская норка. Дедушка с торжествующим видом вернул комок шерсти. Мильда кивнула. Ее догадка подтвердилась. — А можно сказать что-нибудь именно об этой норке? — спросила она. — Откуда она? Есть какие-нибудь указания на конкретное место в Швеции? — Нет, к сожалению. Обычно различают две разновидности: норка дикая и разводная, выращенная на ферме. Сейчас много говорят об этих фермах, но для нас важно, что никакой принципиальной разницы между шерстью норок той или другой разновидности нет. — Честно говоря, не думала, что до сих пор существуют такие фермы… — Мильда встала и пошла к кофеварке, заново наполнить чашки. — Они существуют, это точно. Где и в каком количестве, я не в курсе, но, думаю, можно навести справки в Интернете. Мильда улыбнулась. Дедушка Миколас не был большим поклонником современной техники и упорно не желал запоминать некоторые названия. — А дикие? Где они обитают, в какой среде? Мильда снова присела за стол. За окном дети начали играть в хоккей с мячом. Их радостные крики проникали через полуоткрытое окно кухни. — Норка больше держится вблизи воды — озера, реки, заболоченные места… Охотится на рыбу, раков, лягушек и тому подобную мелочь. Мильда кивнула. Мысли уже крутились на полную катушку. Шерсть американской норки в желудке Роберта. Что бы это могло значить? Должно ли это вообще что-нибудь значить? В любом случае это не ее работа. Мильда может с чистой совестью передать коллегам все как есть, пусть думают. Она улыбнулась деду. — Спасибо, ты очень мне помог. Ну а теперь рассказывай, что за эксперименты века ты ставишь в теплице в этом году? Дедушка Миколас просиял. Осторожно вложил клочок шерсти обратно в «сумочку», застегнул «молнию» и положил руки на стол, соединив кончики пальцев. — Так, в этом году… знаешь, я решил немного поиграть с гибридами, скомбинировать несколько сортов моркови, лондонскую и раннюю нантскую. Ожидаю хороших результатов. Думал скрестить и два сорта роз, которые есть у меня, — «Ругельду» и «Дрим сиквенс»… ну, ее еще называют «Астрид Линдгрен». «Ругельда», как ты знаешь, сама гибрид «Ругозы» и «Дрим сиквенс флорибунды». Так что… Мильда любовалась дедом. Каким счастливым он выглядел, как только заводил речь про свои гибриды! Она еще раз подумала о том, что должна навещать его чаще. И непременно отвести к врачу в Далене. Насильно, если придется. * * * С двумя блюдцами — на каждом по куску торта «Принцесса» — Винсент пробалансировал к Сайнсу Бергандеру. Один кусок повалился набок, когда Винсент ставил блюдца на столик. Он думал было поправить его, но вместо этого направился к кофейной машине. — Тебе какой? — Черный, — ответил Сайнс, — как душа. — Ну, тот, для кого распятие не более чем сценическое шоу, имеет все основания так говорить. Винсент вернулся к столику с двумя наполненными чашками. — Спасибо, что согласился встретиться со мной еще раз. Извини за навязчивость. Он так и не позвонил Мине, не решился. Поэтому, как только Сайнс объявился в городе, ухватился за эту возможность поговорить о чем-нибудь другом, кроме книги. Тем более что консультация по ящикам действительно требовалась. — Всегда рад, — ответил Сайнс. — Жаль, что ты не мог связаться со мной раньше, но я работал над большим заказом. Зато теперь тебе не пришлось ехать в Сюндваль. Я в городе, чтобы помочь брату с трюком для телевизионной программы. Никак не можем получить нужную высоту пламени. Иллюзионисты… Винсент покачал головой. Они сидели в «Ветекаттен» — самой большой кондитерской в центре Стокгольма. Здесь, как всегда, было много туристов, но это лишь способствовало уединению. Любой фокусник знает, что лучший способ спрятать что-либо — выставить это на всеобщее обозрение. Винсент разглядывал слои обвалившегося куска торта. Бисквитное тесто. Ванильный крем. Малиновое варенье. Сливки. Марципан. Пять слоев — черт… Хотя если с сахарной пудрой, то шесть. Он вздохнул с облегчением — шесть слоев в торте. Винсент ведь слушал лекции математика Евгении Чен, которая использовала выпечку для иллюстрации теории категорий. Вот кто сделал бы из куска торта теорему. В обычных ситуациях такие курьезы его забавляли; сейчас же Винсент представил себе, как выглядело тело Роберта в разрезе, когда его разделывали в ящике «Зигзаг-леди». Перемежающиеся слои жира и крови, почти как в торте «Принцесса». И кожа как марципан… Винсент отодвинул от себя блюдце. — Мы могли бы встретиться у тебя дома, — сказал Сайнс. — Хотя мне, конечно, хорошо и здесь. — Эта не та тема, которую можно обсуждать у меня дома, — возразил Винсент. — Уж лучше здесь. Знаю, что ты спешишь, поэтому сразу к делу. Помнишь ящик, который я показывал тебе в прошлый раз? Для трюка с мечами? — Он еще был так странно сконструирован. — Сайнс кивнул. Он взял вилку, отломил от торта хороший кусок и отправил в рот. Слои жира и крови. Винсент прикрыл глаза. Сайнс, конечно, не знал о пресс-конференции в полиции, хотя тема и затрагивала сферу его профессиональных интересов. Изоляция — цена гениальности. — Чего я не сказал тебе в тот раз, — продолжал Винсент, — так это того, что ящик был сконструирован для убийства. И даже более того. Обнаружены еще два трупа, и в обоих случаях смерть напоминает инсценировку иллюзионного трюка. У Сайнса кусок застрял в горле, и Винсент побежал за водой. Осушив стакан, Сайнс долго вытирал рот салфеткой, как будто оттягивал время, чтобы как следует обдумать услышанное. — Как ты сказал? — переспросил он. — Убийства, по-настоящему? И кем обнаружены? Винсент огляделся, чтобы убедиться, что кашель Сайнса не привлек к ним излишнего внимания, после чего достал из папки фотографии. — Я помогаю полиции в одном расследовании, — объяснил он. — Детали, конечно, не разглашаются, хотя мы уже и выходили на СМИ. Похоже, мы имеем дело с безумцем. Вот, взгляни… Винсент подвинул чашки и стакан, чтобы освободить место, и разложил снимки на столе. Возможно, их не следовало увеличивать до формата А4, чтобы не так бросались в глаза публике за соседними столиками. Но Винсент хотел четче обозначить детали. Сайнс переставил блюдце с тортом на соседний пустой столик. Теперь и у него пропал аппетит.