— Вам, это также прекрасно известно, как и мне! Будет то, что должно быть, а именно саммит! — Когда я начинал свою службу, делая первые шаги, было очень тяжёлое время. Союз разрывали на части, досье, личные дела из секретных архивов, чуть ли не в открытую выставляли на продажу. Обиды и унижения сменял страх перед завтрашним днём, — присев на стул за письменный стол дежурного врача, говорил Геннадий Викторович. — Я к чему это говорю! Сейчас, всё это уверенно возвращается и набирает ещё большую силу, после нескольких лет застоя. Война в Сирии, политический кризис со странами бывшего «Варшавского договора», Прибалтикой, трения в Западной Европе, а также заокеанскими «хозяевами демократических ценностей», которые таковыми не являются… — Товарищ полковник! Увы, но мы всего лишь выполняем приказы, а нравятся они нам или нет, никто у нас спрашивать не станет! Будет, то, что будет и не более! — хлебнув из кружки горячий кофе, дополнил Андрей и поудобнее расположился на кушетке. Соловьёв с задумчивым выражением лица встал со стула и, пожав руку Романову, направился к двери, собираясь дать Андрею немного отдохнуть… Предместье Рима Говард затащил «историка-публициста», находившегося без сознания, в дом и аккуратно посадил на старый диван. Позарез нужен был операционный стол, но такой «роскоши» в заброшенном доме не могло быть в принципе! Изобретать велосипед для Льюиса было привычным делом, но только не в том, что касалось полевой медицины. Время бежало быстро и на раздумья не было даже десяти секунд! Смерть не каждому человеку даёт второй шанс! Говард пока и сам точно не знал, зачем собирается пробовать спасти синьора Белотти. Самым простым объяснением для себя подходила «клятва Гиппократа», когда искания смысла того или иного посылаются куда подальше! Льюис вытащил из «оружейки» объёмный пластиковый кейс с красным крестом на крышке, освободил от разного рода барахла, сбитый на скорую руку из старых досок, нечто на вроде длинного, но узковатого стола, шириной чуть более метра, стоявшего в стороне от окна, и протащил его на середину гостиной. Говард застелил поверхность стола одноразовым одеялом, установил рядом прожектор на штативе и аккуратно положил «историка-публициста». Льюис натянул на руки чёрные толстые медицинские нитриловые перчатки и, вставив в уши стетоскоп, принялся к осмотру пациента. Говард потянул за кольцо быстрого сброса бронежилет и сбросил его на пол. Ножницами он разрезал боевую рубаху и, услышав с помощью стетоскопа редкие сокращения сердца, пережал зажимом сосуд под ключицей, поставил капельницу с искусственной эритроцитарной массой, ввёл внутривенно через катетер гемостатик, ГКС, антибиотик широкого спектра и адреналин. Льюис заткнул раны кусками бинта из хитозана, с трудом стабилизировал сердечную деятельность, при ограниченном выборе препаратов. Заброшенный дом — это не клиника и не госпиталь, хотя если сравнивать с походным лазаретом где-нибудь в Центральной Африке посреди джунглей, грязи, с постоянной нехваткой медикаментов и жуткой влажностью, то здесь был настоящий рай! Всё в этом мире познаётся в сравнении, удел которого в выборе между недопустимого и совсем недопустимого. Говард понимал, что «историку-публицисту» очень сильно повезло и пуля не задела подключичную артерию, что означало бы неминуемую смерть. Время летело так быстро, что Льюис за ним не успевал, временами посматривая на циферблат своих наручных тактических часов и только капли пота струились по его лбу, а футболка уже давно прилипла к телу, вызывая не лучшие ощущения. Говард сделал надрез в районе входного отверстия от пули, травмировавшую плечевой сустав. Выходного отверстия не было, что означало нахождение свинцового «шмеля» в ране. Рваный раневой канал и остальные «прелести» повреждённого сустава не очень располагали к эстетике, которая в полевой медицине отсутствовала, как таковая! Льюис удалил зажимом обычную оболочечную пулю и, промыв раневой канал, заткнул его куском бинта из хитозана. Говард сменил очередной пакет с единицей эритроцитарной массой и проконтролировал работу сердца. Дефибриллятор был не нужен, да и пригодился он всего лишь раз на один разряд. Хоть в чём-то же Льюису должно было повезти! Лицо Серджио по цвету уже было более похоже на живого человека. Синюшность пропадала. Гиповолемия точно больше не грозила, а состояние постепенно стабилизировалось. На обработку и шитьё ран ушло не так много времени, но ноги у Говарда уже подкашивались от усталости. Затылок разрывался от чудовищной боли, заставляя сощурить глаза и набравшись терпения, закончить свою игру в хирурга. Льюис снял с себя перчатки, бросив их в мешок с использованными расходниками, стоявшем рядом с «операционным столом», сбитым из нескольких досок. Говард устало подошёл к столу, на котором чуть в стороне от ноутбука стояла бутылка с виски и, схватив её, сделал несколько больших глотков. Он неуверенной походкой дошёл до дивана и медленно сел, откинувшись на спинку. Лечить — гораздо тяжелее и сложнее, чем убивать! С этим утверждением мог поспорить только конченный идиот, но его мнения, к счастью, никто спросит! Льюис проглотил горсть таблеток, запив его двумя глотками виски, и закрыл глаза, понимая, что ему необходим срочный отдых… Рим. Окраина города Тишина, временами, подобна лекарству от самых тяжёлых ран, но среди её исцеления всегда остаётся место тревогам опозданий. Единожды потеряв надежду, обрести её снова, становится сродни извечного шекспировского вопроса: «Быть или не быть?!». Пыль и грязь дорог также тленны, как и трепетания влюблённого сердца. Не одна искра не в силах зажечь, оплывшую свечу и её сгоревший дотла огарок фитилька. Тщетно искать то, что умерло, но память никогда не даст ни о чём забыть! Робинсон стоял перед въездом на склад и смотрел на утреннее солнце, поднимавшееся всё выше, чтобы через некоторое время достигнуть своего зенита. Так и человек проходит свой путь, не зная, каков будет его закат. Кайл сделал глоток горячего чая из кружки и продолжил смотреть на небо, в тайне желая его спросить, что будет дальше. Он уже видел в утренних новостях репортаж о нападении на кортеж постпреда РФ при ООН. Это событие несколько вырывалось из логической последовательности перед надвигавшейся глобальной операцией Синдиката. Робинсон не исключал того, что может существовать ещё какая-то сила, стремящаяся не допустить саммита «большой семёрки» и, возможно, этими людьми, также как и им, управляет загадочная синьорина Конте. Одним словом, вопросов с каждым днём у Кайла становился больше, а ответов на них не было! Изабеллой двигали, точно не деньги! Их у неё было с избытком, как и различных псевдонимов. Назвать синьорину Конте идеалисткой, не поворачивался язык. Это точно было не про неё, как и алчной особой, стремившейся к власти любыми путями. Нет! Неизвестным в этом уравнении ощущалось что-то другое… Но, что?! Кайл сделал пару глотков горячего чая и расстегнул ещё одну пуговичку на просторной рубашке с коротким рукавом. Он нащупал в кармане брелок управления автоматических ворот и зашёл на склад, где горело дежурное освещение, падавшее на его автомобиль. Механизм ворот ожил после сигнала на определённой частоте, а Робинсон зашёл в комнату. Он прошёл к креслу, на которое аккуратно сел, чтобы закончить своё чаепитие и вернутся к работе… Рим. Дворец Красный «Феррари» с откидным верхом заехал на территорию при дворце, миновав высокие кованые ворота, и остановился у парадного входа в палаццо, чьи двери, как всегда, в тёплое время года были распахнуты. Аделина поднял рычаг стояночного тормоза и, потянув за дверную ручку, открыла замок. Она чуть толкнула дверцу от себя и вылезла из спорткара. Синьорина де Монтенье одёрнула жакет чёрного брючного костюма и сняла солнцезащитные очки в пластиковой оправе. Она чуть сощурилась от ярких лучей утреннего солнца и прикрыла дверцу своего спорткара, к которому быстрым шагом направлялся охранник, чтобы отогнать автомобиль в гараж. Аделина вытащили из пачки доминиканскую сигариллу и закурила. — Доброе утро, синьорина де Монтенье! — кивнув головой в знак уважения, поприветствовал её охранник, положив руку на дверную ручку «Феррари». — Доброе утро! — кивнув в ответ, добавила Аделина и решительным твёрдым шагом направилась к ступеням дворца. Она убрала солнцезащитные очки в боковой кармана жакета, внезапно ощутив необъяснимую тревогу и тоску по оставшимся позади годам юности и молодости. Там в воспоминаниях жило нечто большее, чем нынешняя зрелость среди коварства, власти, коррупции, предательств и подлости. Имён у этих мгновений прошлого было много, но главным и самым важным оставалась любовь! Синьорина де Монтенье лёгкой походкой поднялась по ступеням и зашла в центральный холл, где кроме двух дежурных охранников, сидевших на креслах чуть в стороне от парадной лестнице, никого не было. Аделина остановилась и задумалась, чувствуя, как тоска в её сердце всё сильнее и сильней своим спазмом сводила мышцу, пронизанную сплетением вен и артерий. Потеряться среди пустоты прожитых лет очень просто, а вот обрести и перестать врать самой себе с каждым годом становится всё труднее! Ложь в таких случаях становится, нет не лекарством, а просто средством защиты, чтобы не причинять собственной душе ещё большей боли. Синьорина де Монтенье прошла по центральному холлу и ступила на парадную лестницу, устеленную дорогим ковровым покрытием ручной работы арабских мастеров. Она медленно стала подниматься по ступеням, пребывая в раздумьях о смысле жизни, которая ей не принадлежала. — Синьорина де Монтенье! Доброе утро! Подождите, пожалуйста! — громко произнёс «Первый», выйдя с лестницы, ведущий на цокольный и подземные этажи. Аделина остановилась и, обернувшись, отстранённо посмотрела на суперсолдата. Она понимала, что ждать каких-либо хороших новостей с подобной интонацией голоса собеседника, точно не стоит. — Что на этот раз случилось? — Вчера неизвестный произвёл диверсию в палаццо братства во время мессы. «Девятый» ранен. Нападавшему удалось скрыться. Кардинал де Флюи мёртв. — Да, уж! Знаю я ваши мессы! Мракобесие сплошное, впрочем, досуг каждый проводит так, как ему нравится! — холодно и с каким-то пренебрежением в голосе произнесла синьорина де Монтенье. — Идентифицировать нападавшего удалось? — Нет! Его лицо скрывал бафф. — Прекрасно! Скоро операция, которую готовили долгое время! На одну подготовку ушло несколько месяцев! А ты тут мне рассказываешь, что кто-то внезапно сел нам на хвост! — «Девятому» вовремя удалось заткнуть кардиналу рот! Думаю, что осложнений не будет! — Думать, «Первый», это вообще-то не совсем твоя стезя! Если есть видео нападения на эту чёртову мессу, то достань его и изучи. Днём хотелось бы услышать от тебя нечто более конкретное, чем сейчас! — Непременно, синьорина де Монтенье! — Иди работай! — всё тем же холодным голосом без проявлений каких-либо эмоций произнесла Аделина и продолжила подниматься на второй этаж. Синьорина де Монтенье вообще толком не понимала, что происходило в этом проклятом тысячелетиями городе. Нападение на кортеж постпреда РФ при ООН на рассвете не входило ни в какие планы. Одним словом, творилась какая-то, мягко сказать, неразбериха! Больше всего в этих двух происшествиях за ночь, напрягало то, что явно во дворце происходит утечка информации, но откуда и какие цели преследует этот некто?! Аделина прошла по коридору и открыла ключ-картой замок своего кабинета. Она вошла внутрь, где пугающая тишина невидимым туманом лежала на паркете из драгоценных пород дерева, создавая атмосферу недосказанности. Её рука открыла ноутбук, лежавший на рабочем столе, и Аделина села на кресло. Пальцы её правой руки расстегнули пуговицы жакета и синьорина де Монтенье вытащила из запоясной кобуры пистолет «Walther PPQ», убрав его в один из ящиков стола. Экран ноутбука «ожил» и Аделина ввела код доступа в операционную систему. Она открыла внутреннюю почту, где находился подготовленный для неё видеофайл с нападением на кортеж постпреда РФ при ООН… Предместье Рима