– Ты себе хоть представляешь, что это такое? – говорит он наконец. – Я ночами не спал, только представлял себе. Воображал. У меня это манией сделалось. – У меня тоже. Через что она прошла – это невообразимо. – Нет, – он трясет головой. – Я не про нее сейчас. Не про Лину. Я не о том думал, каково это – умереть самому. Мне, право слово, как-то и наплевать было бы. Родс снова смотрит на меня. Глаза его опять превратились в чернильно-черные дыры, вся мягкость из взгляда исчезла. Вернулось и выражение лица – выражение пустого, лишенного эмоций безразличия. Оно и на человеческое-то почти не похоже – скорее на маску, что свисает с гвоздя на угольно-черной стене. – Я про твоего отца думал, – говорит он. – Не про умереть, а про убить. Глава 25 Я не шевелюсь до тех пор, пока не слышу рев мотора и глухой удар, с которым грузовичок разворачивается прямо через бордюр, прежде чем укатиться прочь. Стою неподвижно, слушая, как звук удаляющегося мотора затухает на расстоянии, пока наконец не оказываюсь наедине с тишиной. Думаешь, Хлоя, я тебя не узнал? Его слова меня поймали, обездвижили – в тот самый миг, когда он обернулся и посмотрел мне в глаза. Я почувствовала себя такой же парализованной, как некогда, увидев отца, крадущегося через наш двор с лопатой. Я понимала тогда, что вижу что-то неправильное, что-то пугающее. Опасное. Знала, что мне нужно завопить и пуститься наутек. Выскочить за дверь, размахивая руками. Но как тяжелые шаги отца заставили меня тогда застыть на месте, так и взгляд Берта Родса погрузил в транс, приковал к полу. Голос его обвился вокруг меня удавом и не отпускал. Он казался тяжелым, будто соленая вода; пытаться убежать от этого голоса, от Берта было бы все равно что бежать через болото, когда плотная густая грязь липнет к лодыжкам. Чем сильнее стараешься, тем больше устаешь, больше слабеешь. Тем глубже погружаешься. Я пережидаю еще минуту, чтобы окончательно убедиться, что он уехал, потом делаю осторожный шажок вперед. Пол под ногами скрипит. Я не про нее сейчас. Не про Лину. Я не о том думал, каково это – умереть самому. Мне, право слово, как-то и наплевать было бы. Я делаю еще шажок – медленно, осторожно, словно Родс все еще таится за открытой входной дверью, готовый напасть. Я про твоего отца думал. Не про умереть, а про убить. Еще один шаг к двери – и я ее захлопываю, запираю, упираюсь в деревянную панель спиной. Меня всю колотит, а комната делается ярче; я стараюсь отделаться от призрачного чувства, которое накатывает, когда иссякнет неожиданный выброс адреналина – пальцы трясутся, в поле зрения плавают пятна, дыхание прерывистое. Соскользнув вдоль стены, я запускаю пальцы в волосы и пытаюсь не расплакаться. В конце концов поднимаю взгляд на контрольную панель, сияющую на стене у меня над головой. Поднявшись на ноги, набираю на клавиатуре код и нажимаю «Активировать»; красная иконка с изображением замка делается зеленой. Я перевожу дух, хотя и не могу отделаться от чувства, что эти действия лишены смысла. Вряд ли он все установил правильно. Пропустил одно-другое, запрограммировал особый код для себя самого… Патрик хотел поставить охранную систему, чтобы я чувствовала себя в безопасности, – но сейчас мне страшно, как никогда. Мне нужно обратиться с этим в полицию. Дальше откладывать нельзя. Берт Родс не просто знает, кто я, – он знает, где я живу. Знает, что я сейчас одна. Может быть, знает даже, что я его подозреваю. Несмотря на все мое нежелание впутываться в очередное расследование по поводу исчезнувших девочек, эта встреча предоставила мне то самое недостающее доказательство. Словеса Берта Родса – как его бесит, что я жива и кем стала, как он размышлял об убийстве – были по существу одновременно признанием вины и угрозой насилия. Трясущейся рукой я вытягиваю из заднего кармана телефон, открываю список звонков и жму на номер, впервые появившийся там сегодня утром, номер, с которого пришло подтверждение самой страшной из моих тревог: Лэйси Деклер мертва. Слушая гудки на другом конце, собираюсь с силами для предстоящего разговора. Разговора, которого я изо всех сил пыталась избежать. Очередной гудок резко обрывается, я слышу голос. – Детектив Томас. – Здравствуйте. Это Хлоя Дэвис. – Доктор Дэвис. – Удивление. – Чем могу помочь? Вспомнили что-то еще? – Да, – говорю я. – Да, вспомнила. Мы можем встретиться? И как можно скорее. – Конечно. – На другом конце слышно шуршание, словно он перекладывает бумаги. – Сможете подъехать в отделение? – Да, – снова говорю я. – Да, могу. Сейчас буду. Я даю отбой. В мыслях полный беспорядок, но я беру ключи и выхожу наружу, тщательно убедившись, что заперла за собой дверь. Сажусь в машину, завожу мотор. Он не сказал, куда ехать, но я знаю и так. Мне уже доводилось бывать в отделении полиции Батон-Ружа, хоть я и надеюсь, что, когда мне придется признаться, кто я такая, эта часть моей жизни наружу не выплывет. Не должна бы, хотя кто знает… Даже если и так, что мне останется? Только попытаться все объяснить. Въехав на парковку для посетителей, я выключаю мотор и смотрю на манящий к себе вход. Здание выглядит так же, как и десять лет назад, только старше. Неухоженней. Коричневые кирпичи все еще коричневые, но краска потрескалась по швам, крупные лоскуты успели отвалиться и кучками валяются внизу на бетоне. Газон клочковатый и бурый, проволочная ограда между отделением полиции и соседним торговым центром провисла и готова упасть. Выйдя из машины и захлопнув дверцу, я тороплюсь войти внутрь, пока не передумала. Пройдя к стойке дежурного, встаю у окошка. Женщина за прозрачным пластиковым стеклом стучит акриловыми ногтями по клавиатуре. – Здравствуйте, – прерываю я ее занятие. – У меня встреча с детективом Майклом Томасом. Бросив на меня взгляд из-за пластика, она прикусывает изнутри щеку, словно решая, стоит ли верить моим словам. Мое утверждение прозвучало чуть ли не вопросительно – оттого, разумеется, что моя домашняя решимость во всем признаться полиции практически испарилась, стоило мне ступить внутрь. – Могу ему эсэмэску написать, – говорю я и протягиваю телефон, пытаясь убедить нас обеих одновременно, что меня стоит пропустить внутрь. – Передайте, что я пришла. Она оценивающе смотрит на меня еще секунду-другую, потом набирает на телефоне внутренний короткий номер, а трубку прижимает плечом к подбородку и продолжает печатать. Я могу расслышать гудок и голос ответившего детектива Томаса. – К вам посетительница, – говорит она и кидает на меня вопросительный взгляд. – Хлоя Дэвис. – Говорит, ее зовут Хлоя Дэвис, – повторяет она. – И что ей назначено. Потом сразу же кладет трубку и машет рукой в сторону двери справа от меня. Дверь снабжена металлодетектором и охранником, у которого одновременно возбужденный и скучающий вид. – Он сказал, чтобы вы проходили. Металлические предметы и электронику положить в коробку. Вторая дверь направо. Дверь в кабинет детектива Томаса приоткрыта. Я просовываю внутрь голову и легонько стучу. – Заходите, – говорит он, глядя на меня из-за стола, заваленного бумагами и папками. На столе также присутствует открытая упаковка соленых крекеров, оттуда торчит внутренний пакет; поверхность стола усыпана крошками. Перехватив мой взгляд, детектив быстро наклоняется и закрывает упаковку. – Прошу простить за беспорядок. – Ничего-ничего, – говорю я, проходя внутрь и закрывая за собой дверь. На секунду застываю, пока он не делает жест в сторону стула перед собой. Усаживаюсь, и память тут же возвращает меня на несколько дней назад, когда роли были противоположными, когда я сидела в кресле в собственном кабинете и указывала ему, куда сесть. Я вздыхаю. – Ну, – произносит он, сложив руки перед собой на столе, – и что же вы вспомнили? – Сперва я хотела бы кое-что спросить. Обри Гравино. Когда ее нашли, на ней были украшения? – Не вижу, какое это имеет отношение к делу. – Оно имеет. Вернее, может иметь, в зависимости от вашего ответа. – Давайте вы лучше сперва скажете, что вспомнили, а потом вернемся к вашему вопросу. – Нет, – трясу я головой, – прежде, чем сказать, я должна быть уверена. Честное слово, это важно. Томас смотрит на меня еще пару секунд, прикидывая варианты. Потом громко вздыхает в знак неодобрения и принимается копаться в папках. Найдя нужную, раскрывает ее и перелистывает несколько страниц. – Нет, украшений не было, – говорит он наконец. – Одна сережка обнаружена на кладбище рядом с телом – серебро, жемчужина, три бриллианта. Снова смотрит на меня, воздев брови, будто спрашивает: «Ну что, довольны?» – То есть цепочки не было? Задержав на мне взгляд на какое-то время, детектив снова опускает его к бумагам. – Нет. Никакой цепочки. Только сережка. Резко выдохнув, я запускаю пальцы себе в волосы. Томас снова внимательно на меня смотрит, ожидая, когда я что-нибудь скажу, что-нибудь сделаю. Откинувшись на спинку стула, я так и поступаю. – Сережка – часть комплекта. Когда Обри похитили, на ней должна была быть цепочка с таким же кулоном. Она их на всех фото вместе носит. На плакате «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», на школьных фотографиях, в «Фейсбуке»… Если на ней были сережки, то был и кулон. Томас закрывает папку: – Откуда вы знаете? – Проверила, – говорю я. – Нужно было убедиться, прежде чем идти к вам. – Хорошо. И отчего вы решили, что это важно? – Потому что у Лэйси тоже было украшение. Помните? – Верно, – говорит он. – Вы упоминали про браслет. – Браслет из бусин с металлическим крестиком. Я видела его у нее на запястье у себя в кабинете. Она прикрывала им шрам. Но когда этим утром я смотрела на ее тело… браслета не было. В комнате повисает неловкая тишина. Детектив Томас продолжает меня разглядывать, и я не уверена – он сейчас размышляет над сказанным мной или же беспокоится, все ли со мной в порядке. Я начинаю говорить быстрее. – Думаю, убийца забирает украшения жертв на память. И делает это потому, что так делал мой отец. Ричард Дэвис, если знаете такого. В Бро-Бридже. Я наблюдаю за его реакцией по мере того, как складывается головоломка. Реакция всегда одинаковая – всякий раз, когда кто-нибудь осознает, кто я такая: сначала все лицо заметно расслабляется, но потом челюсть твердеет, словно человеку приходится сдерживать себя, чтобы немедленно на меня не кинуться. Наши фамилии, наши черты лица. Мне с детства говорили, что нос у меня отцовский, крупный, чуть крючковатый – и я из всех своих черт именно эту больше всего не переношу: не из заботы о внешности, а оттого, что каждый взгляд в зеркало мне напоминает, чья у меня ДНК. – Вы – Хлоя Дэвис, – произносит Томас. – Дочь Дика Дэвиса. – К несчастью, да. – Знаете, а я ведь про вас в газете читал. – Он показывает на меня пальцем, чуть шевеля им по мере того, как вспоминает. – Только… как-то не сообразил. – Да, была статья несколько лет назад. Рада, что она успела позабыться. – И вы полагаете, что нынешние убийства как-то связаны с преступлениями вашего отца?