Томас все еще смотрит на меня с сомнением, будто я – витающий в воздухе призрак; не может поверить, что я настоящая. – Сперва я так не думала, – говорю я. – Но в следующем месяце двадцатилетняя годовщина, а я недавно обнаружила, что отец одной из тогдашних жертв живет здесь, в Батон-Руже. Берт Родс. И он… склонен к насилию. У него были неприятности с полицией. Он пытался задушить собственную жену… – По-вашему, он – подражатель? – перебивает меня детектив. – По-вашему, отец жертвы мог сделаться подражателем? – У него неприятности с полицией, – повторяю я. – И еще… моя семья. Он ненавидит мою семью. Ну, то есть это-то понять можно, но он пришел ко мне домой сегодня утром, был в бешенстве, я страшно перепугалась… – Он явился к вам без предупреждения? – Томас садится прямее, тянется за карандашом. – Он вам угрожал? – Ну, не то чтобы совсем без предупреждения… Он занимается установкой охранных систем; мой жених позвонил в фирму и заказал такую систему… – То есть вы его сами пригласили? – Томас вновь откидывается на спинку кресла и откладывает карандаш. – Может, хватит меня перебивать? Прозвучало громче, чем мне хотелось бы; детектив Томас ошарашенно смотрит на меня, во взгляде – смесь изумления и неловкости. В кабинете повисает неуютное молчание. Я прикусываю губу. Не переношу подобные взгляды. Я видела такой у Купера. Видела у полицейских и детективов, прямо здесь, в этом самом здании. Взгляд, в котором читаются первые намеки на беспокойство – не за мою безопасность, но за мой рассудок. Взгляд, после которого я чувствую, что моим словам не верят, чувствую, что начинаю рассыпаться на части, все быстрей и быстрей, сваливаюсь в неуправляемый штопор, после которого от меня вскоре ничего не останется. – Прошу меня простить, – выдавливаю я, заставляя себя успокоиться. – Прошу прощения, просто мне показалось, что вы меня толком не слушаете. Сегодня утром вы попросили меня взглянуть на тело Лэйси и сообщить вам, если я вспомню что-нибудь важное. Я вам сейчас и рассказываю то, что мне представляется важным. – Ладно, – говорит детектив, вскидывая руки. – Ладно, вы правы. Я тоже прошу прощения. Продолжайте. – Спасибо. – Чувствую, как мускулы моих плеч немного расслабились. – Давайте еще раз. Берт Родс – один из немногих, если не вообще единственный, кому известны такие подробности. Он живет там, где сейчас происходят убийства, и у него имеется мотив, чтобы совершать их именно таким образом, как и мой отец двадцать лет назад. На такие совпадения невозможно закрывать глаза. – А в чем именно, по-вашему, заключается этот мотив? Девочки ему знакомы? – Нет… ну, то есть не знаю. Не думаю. Но разве это не ваша обязанность – выяснить? Детектив Томас чуть приподнимает бровь. – Прошу прощения, – снова говорю я. – Просто… сами смотрите. Мотивы могут быть самые разные, верно? Может быть, месть – он нападает на девочек, которых я знаю, чтобы мне досадить или чтобы я почувствовала такую же боль, что и он, когда погибла его дочь. Око за око. Или – горе, потребность в контроле, те же самые дерьмовые причины, из-за которых жертвы насилия сами делаются насильниками. Может, он пытается что-то доказать. Или, детектив, он и сам извращенец. Двадцать лет назад он ведь тоже был не лучшим из родителей. Я еще маленькая была, но что-то такое чувствовала. Будто с ним что-то не то. – Хорошо, но ваше тогдашнее чувство – это еще не мотив. – Ладно, а как насчет вот такого? – выпаливаю я. – Сегодня утром он признался мне, что после смерти Лины постоянно думал над тем, каково это будет кого-нибудь убить. Нормальный человек такое скажет? Нормальный человек станет думать об убийстве после того, как убили его собственную дочь? Разве не наоборот? У него эмпатия не в ту сторону направлена. Детектив Томас замолкает на минуту, потом вздыхает снова – теперь в его вздохе звучит капитуляция. – Хорошо, – говорит он. – Хорошо, мы его проверим. Я согласен – такие совпадения заслуживают внимания. – Спасибо. Я уже собираюсь встать, но детектив Томас снова смотрит на меня, и на его губах читается вопрос. – Доктор Дэвис, одно уточнение. Вы сказали, что этот человек… Томас смотрит на листок перед собой, но он чистый. К горлу у меня подкатывает желчью раздражение. – Берт Родс. Запишите, будьте любезны. – Верно, Берт Родс. – Томас царапает имя в уголке листка, дважды обводит кружочком. – Вы сказали, возможно, он нападает на девочек, которые вам знакомы… – Да, не исключено. Он признался, что в курсе, где у меня офис; может, потому Лэйси и похитил. Может, он за ним наблюдал и увидел, как Лэйси оттуда вышла. Может, он и тело в переулке оставил, поскольку надеялся, что я его там найду, замечу отсутствующий браслет, сделаю выводы. И буду вынуждена признать, что девочки до сих пор умирают из-за… Я останавливаюсь, сглатываю комок. И заставляю себя произнести: – Из-за моего отца. – Хорошо, – говорит он, ведя карандашом вдоль края листа. – Хорошо, такая возможность существует. Но в чем в таком случае связь между вами и Обри Гравино? Откуда вы ее-то знаете? Я смотрю на него и чувствую, что краснею. Вопрос совершенно законный, отчего-то я не удосужилась самой себе его задать. Я была на кладбище непосредственно перед тем, как обнаружили тело Обри, и это могло быть совпадением, пока исчезновение Лэйси сразу за порогом моего офиса не вывело все на совершенно новый уровень. Однако что касается реальной связи между Обри и мной… тут мне в голову ничего не приходит. Я вспоминаю, как впервые увидела ее лицо в новостях, как оно показалось мне смутно знакомым, будто я где-то его уже видела, возможно, во сне. И просто списала все на еженедельно проходящий через мой кабинет поток девочек-подростков, которые все выглядят одинаково. Вот только в этом ли одном дело? – С Обри я не знакома, – вынуждена я признать. – Никакая связь мне в голову не приходит. Но я еще подумаю. – Хорошо. – Томас кивает, не отводя от меня пристального взгляда. – Хорошо, доктор Дэвис, и спасибо, что пришли. Мы обязательно исследуем то, о чем вы рассказали, и непременно сообщим вам, если что-то удастся выяснить. Резко поднявшись со стула, я направляюсь к выходу. Теперь кабинет пробуждает во мне клаустрофобию – закрытая дверь, закрытые окна, наваленные повсюду бумаги… Мои ладони вспотели, сердце громко колотится в груди. Я поспешно подхожу к двери и берусь за ручку, чувствуя, что внимательный взгляд детектива Томаса не прекращает сверлить мне спину. Ясно, что моему рассказу он не слишком доверяет; учитывая весь драматизм сказанного, оно и неудивительно. Однако, явившись сюда со своей теорией, я рассчитывала по крайней мере направить на Берта Родса луч прожектора, чтобы полиция внимательно за ним присматривала, а ему сделалось трудней прятаться во мраке. Вместо этого я чувствую, что луч теперь направлен прямо на меня. Глава 26 К тому времени как я возвращаюсь домой, уже вечереет. Когда я вхожу внутрь, установленная сегодня сигнализация дважды пищит, отчего паника пронзает меня, точно током. Закрыв за собой дверь, я немедленно опять включаю сигнализацию, установив уровень звука на максимум. Потом обвожу взглядом свой дом, тихий и неподвижный. Как я ни стараюсь, во всем чувствуется присутствие Берта Родса. Звук его голоса эхом отдается в пустом коридоре, темные глазки взирают на меня из-за каждого угла. Я даже чувствую мускусный аромат пота с нотками алкоголя, который утром тянулся за ним, пока он бродил по моему дому – трогал стены, обследовал окна, вновь впрыскивая себя в мою жизнь. Войдя в кухню, я присаживаюсь у стойки, кладу на нее сумочку и достаю оттуда пузырек «Ксанакса», который забрала из машины. Кручу его в руках, чуть встряхивая, прислушиваюсь к шороху перекатывающихся внутри таблеток. О «Ксанаксе» я мечтала с той самой секунды, как утром вышла из морга; с тех пор пролетело-то лишь несколько часов – я тогда сидела в машине, перед глазами стояло синее тело Лэйси, пальцы, в которых я держала таблетку, тряслись, – но с учетом случившегося после, кажется, целая жизнь прошла. Открутив крышку, вытряхиваю таблетку, тут же закидываю ее в рот и насухо проглатываю, пока не отвлек очередной звонок. Потом взгляд падает на холодильник, и я понимаю, что целый день ничего не ела. Вскочив со стула, подхожу к холодильнику, распахиваю дверцу и прижимаюсь к холодной стали. Мне уже легче. Я рассказала полиции про Берта Родса. Не то чтобы детектив Томас выглядел особенно убежденным, но, что смогла, я сделала. Теперь они им займутся. Наверняка будут наблюдать за ним, за его передвижениями, его поведением. Томас будет знать, какие дома он посещает, и если в одном из этих домов пропадет девочка, он поймет. Поймет, что я была права, и перестанет глядеть на меня так, будто это я рехнулась. Будто это мне есть что скрывать. Глаза останавливаются на остатках вчерашнего лосося. Я беру стеклянный контейнер, снимаю с него крышку и ставлю в микроволновку. Кухня быстро наполняется ароматами специй. Обедать уже поздно, будем считать это ранним ужином, а значит, я имею полное право на бокал каберне, под которое этот лосось вчера вечером так прекрасно шел. Подойдя к винному шкафу, до краев наполняю бокал рубиново-красной жидкостью, делаю большой глоток, потом выливаю в бокал все, что осталось в бутылке, а ее отправляю в мусорный контейнер. Не успеваю я снова усесться у стойки, раздается стук в дверь – громкий, кулаком, так что я хватаюсь за сердце, – а затем звучит знакомый голос: – Хлоя, это я. Уже вхожу. Я слышу звук вставляемого в скважину ключа, негромкое пощелкивание, с которым движется язычок замка. Вижу, как начинает проворачиваться дверная ручка, и тут вспоминаю про сигнализацию. – Подожди, – кричу я, устремляясь к двери. – Куп, не заходи! Обожди секундочку. Добежав до пульта, вбиваю код за мгновение до того, как распахнется дверь. Когда это происходит, поворачиваюсь к входу и встречаю удивленный взгляд брата. – Ты поставила сирену? – спрашивает он, стоя на коврике с надписью «Добро пожаловать!» и сжимая в руке бутылку вина. – Если хотела, чтобы я вернул ключ, могла бы просто попросить. – Очень смешно, – улыбаюсь я. – Придется тебе все-таки теперь меня предупреждать, если надумаешь прийти. А то эта штука на тебя полицию напустит. Нажав на кнопку, я жестом приглашаю его войти, а сама возвращаюсь к стойке и облокачиваюсь о прохладный мрамор. – А надумаешь влезть в окно, я тебя на телефоне увижу. – Подняв телефон и помахав им, показываю на камеру в углу. – Она что, правда все записывает? – спрашивает Купер. – Еще как. Открыв на телефоне приложение, я разворачиваю его к брату, чтобы тот сам увидел, как стоит в самой середине экрана. – Угумс, – говорит он, разворачивается и машет в камеру рукой. Потом снова оборачивается ко мне и ухмыляется. – Ну и еще, – говорю я. – Как бы я ни была рада тебя видеть, не забывай, что я теперь живу не одна. – Ну да, ну да, – говорит Купер, присаживаясь на краешек табурета. – К слову, где женишок? – Уехал, – отвечаю я. – По работе. – На выходных? – Работы у него полно. – Хм, – говорит брат, вращая на поверхности стойки принесенную бутылку мерло. Под кухонными лампами жидкость поблескивает, отбрасывая на стену кровавые тени. – Купер, не начинай, – требую я. – Не сейчас. – Я и не начал. – Но собирался. – Тебя саму-то не беспокоит? – спрашивает он, и слова звучат так веско и необходимо, словно, не произнеси он их сейчас, они вырвались бы наружу и сами. – Как часто он так уезжает? Хло, я правда не понимаю. Я всегда воображал тебя с кем-то, кто будет рядом, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. После всего, через что тебе довелось пройти, ты это заслужила. Кого-то, кто будет рядом. – Патрик рядом со мной, – говорю я, взяв свой бокал и сделав большой глоток. – С ним я чувствую себя в безопасности. – Тогда зачем сигнализация?