– Да. – Я поднимаю голову, слабо улыбаюсь. Тяжесть ситуации давит мне на плечи. Мое неявное участие напоминает мне о событиях двадцатилетней давности – когда я видела и не понимала. Когда, сама того не подозревая, привела девочек к хищнику – или, вернее, натравила хищника на них. Я не могу не думать: а вот если б не я, они сейчас были бы живы? Все они? Я вдруг чувствую усталость. Очень сильную. Ночью я почти не спала. От тела Патрика несло жаром, точно от печки, предупреждая – не приближайся! Бросаю взгляд на ящик стола, на коллекцию таблеток, ожидающих, чтобы их поманили из мрака. Я могу попросить Мелиссу, чтобы она вышла. Могу задернуть шторы и от всего отгородиться. Еще даже семи утра нет, хватит времени, чтобы отменить всех пациентов. Но я не могу. Знаю, что не могу. – Что там у меня в расписании? Мелисса достает из сумки телефон, вызывает приложение-календарь и просматривает запись на сегодня. – График довольно плотный, – говорит она. – Мы много всего перенесли с прошлой недели. – Хорошо, а завтра? – Завтра тоже все занято до четырех часов. Я вздыхаю, массирую виски большими пальцами. Я знаю, что мне делать, но у меня нет на это времени. Я не могу раз за разом отменять пациентов, иначе еще немного – и у меня не останется ни одного. Но я все равно вижу перед собой мамины пальцы, их безумную пляску у меня на ладони. Как мне это доказать? Патрик. Ответ – Патрик. – В четверг у нас довольно свободно, – приходит на помощь Мелисса, водя пальцем по экрану. – Утром несколько пациентов, но после обеда никого. – Хорошо, – говорю я, выпрямляясь. – Больше на этот день никого, пожалуйста, и не записывай. И на пятницу тоже. Мне нужно кое-куда съездить. Глава 32 – Рад за тебя, малыш. Сидя на полу спальни, я поднимаю взгляд на Патрика, который улыбается мне, опираясь плечом на дверной косяк. Он только что из душа, вокруг бедер – идеально белое полотенце, руки сложены на голой груди. Он идет через спальню и начинает перебирать висящие в шкафу на вешалках отглаженные белые сорочки. Я на мгновение задерживаю свой взгляд на нем, на его идеально загорелом теле. На накачанных бицепсах, на покрытой капельками коже. Замечаю у него на боку царапину и прищуриваюсь. Она тянется от живота на спину, кажется совсем свежей, и я пытаюсь не задаваться вопросом, как она там оказалась и откуда взялась. Вместо этого снова смотрю в чемодан, на кучу одежды внутри – в основном практичной, джинсы да футболки – и соображаю, что неплохо бы для маскировки добавить к ним платье и туфли; в конце концов, на девичник надевают именно такое. – Я забыл, кто там еще будет? – Нас немного совсем, – говорю я, пристраивая в уголок чемодана туфли на шпильках. Которые, как я знаю, мне не понадобятся. – Шэннон, Мелисса, еще кое-кто из подружек с прошлой работы. Не хочу огромного празднества. – По-моему, это здорово. – Выбрав из шкафа сорочку, Патрик набрасывает ее на плечи. Подходит ко мне, не застегиваясь. В обычный день я бы встала, обвила руками его голое тело, вдавила пальцы в мускулы на спине. В обычный день я бы его поцеловала, может статься, даже затащила бы обратно в постель, а потом мы разошлись бы по своим делам, но пахло бы от обоих не гелем для душа, а друг другом. Только не сегодня. Сегодня я не могу. Так что я просто улыбаюсь ему с пола, потом снова смотрю на одежду у себя на коленях, сосредоточившись на блузке, которую аккуратно складывала. – Это ты и предложил, – говорю, избегая его взгляда. Я чувствую, как этот взгляд буравит мне висок в попытках разобрать причины моего беспокойства. – На вечеринке, помнишь? – Помню. И рад, что ты меня послушалась. – Когда ты поехал в Новый Орлеан, я решила, что и нам тоже было бы неплохо. – Я поднимаю на него взгляд. – И не слишком далеко, и не слишком дорого. Я вижу, как у него дергается губа, почти незаметно. Я никогда не обратила бы внимания, если б не знала правду – ни в какой Новый Орлеан он не ездил. Никакой конференции, которую он мне в подробностях расписал – в субботу все знакомятся, в воскресенье играют в гольф, а потом до конца недели заседание за заседанием, – не было. Нет, не так. Конференция-то была. Агенты по фармацевтическим продажам съехались туда со всей страны, а вот Патрика среди них не оказалось. Он туда не ездил. Я это знаю, поскольку нашла веб-сайт конференции, позвонила в отель и попросила прислать копию его счета, сказав, что я его ассистентка и готовлю отчет о расходах. Но он там не останавливался. Никакой Патрик Бриггс не въезжал в отель и не выезжал из него, и на конференции тоже не регистрировался. Как проверить его недавнюю поездку в Лафайетт, я не знала, но что-то мне подсказывало, что и она фальшивая. Что все эти его дальние поездки, все уик-энды, ночи за рулем, когда он возвращался домой уставшим до беспамятства и в то же время каким-то необычно живым, служили прикрытием для чего-то еще. Чего-то мрачного. Способ это выяснить имелся только один. Я столько всего не знаю про своего жениха, но одному меня совместная жизнь научила: это человек привычки. Каждый день, вернувшись домой, он аккуратно ставит свой кейс – запертый и готовый к следующей поездке – в угол гостиной. А каждое утро отправляется на длинную пробежку по окрестностям, после чего долго принимает горячий душ. Так что всю неделю, стоило ему поцеловать меня в лоб и выйти из спальни, я вскорости прокрадывалась в гостиную и принималась крутить взад и вперед колесики замка, пытаясь угадать код. Все оказалось даже проще, чем я ожидала, – в известном смысле Патрик очень предсказуем. Я перебирала все числа, которые могут иметь в его жизни какое-то значение – его день рождения, мой, наш адрес. Если Аарон чему-то меня и научил, так это тому, что подражатели сентиментальны – их жизнь вращается вокруг скрытых сообщений, тайных кодов. Спустя несколько дней неудачных попыток я сидела в гостиной на полу и размышляла, стреляя глазами то на замок, то на окно столовой, ожидая, что Патрик вот-вот появится. Я уже встала, когда меня посетила мысль. Бросив на окно еще один взгляд, я попробовала очередную комбинацию: 72619. Помню, как выставила цифры напротив отметок, выгравированных сбоку замка, помню, как нажала на кнопку и услышала щелчок, когда тот открылся. Скрипнули петли, кейс с его аккуратно уложенным внутри содержимым распахнулся. Сработало. Код сработал. 72619. 26 июля 2019 года. День нашей свадьбы. – …Напишу Шэннон эсэмэску, чтобы она прислала мне фото, – говорит Патрик, повернувшись к тумбочке и выдвинув ящик с нижним бельем. Натягивает трусы – красные с зеленым, я подарила их ему на Рождество – и хохочет. – Хочу видеть тебя на руках у бармена с Бурбон-стрит, у тех, что водку в пробирках подают… – Нет! – восклицаю я слишком поспешно. Поворачиваюсь к нему, вижу его чуть заметный прищур и пытаюсь как можно скорее сочинить правдоподобную причину, по которой ему не следует ничего писать ни Шэннон, ни Мелиссе, да и вообще никому, поскольку никого из них на моем девичнике не будет. Собственно, там и меня самой не будет. Поскольку девичник выдуман от начала и до конца. – Не надо, пожалуйста, – говорю я, потупившись. – Ну, то есть, Патрик, это все-таки мой девичник. Я не хочу все время только следить за собой и переживать, что сотворю сейчас какую-то глупость – и она тут же окажется у тебя на телефоне. – Да ладно тебе! С каких это пор ты боишься пропустить лишний стаканчик? – И вообще, мы не должны быть на связи! – объявляю я, пытаясь сделать свой тон поигривей. – Всего-то один уик-энд потерпи. К тому же вряд ли они тебе вообще ответят. Мне тут зачитали правила – никаких звонков, никаких эсэмэсок. Мы от всех отрезаны. Только девчонки, и больше никто! – Хорошо, хорошо. – Он поднимает руки в знак капитуляции. – Новый Орлеан умеет хранить секреты. – Вот и спасибо. – Так, значит, в воскресенье вернешься? Я киваю, готовая от одной только перспективы четырех суток подряд в моем полном распоряжении растаять и лужей растечься по ковру. Какое это все-таки облегчение – уехать! Избавиться от необходимости делать вид, от непрерывного актерства, которое от меня требуется, стоит переступить порог своего собственного дома. Хотелось бы надеяться, что после поездки дальнейшее лицедейство уже не понадобится. Делать вид будет не нужно. Не придется больше спать, прижавшись к нему всем телом и скрывая отвращение, от которого сводит спину всякий раз, когда его губы трутся мне о шею. После поездки у меня появятся доказательства, с которыми наконец-то можно будет пойти в полицию. Чтобы они наконец-то мне поверили. Но предстоящая задача легче от этого не становится. – Я буду скучать по тебе, – говорит Патрик, присаживаясь на край кровати. С той самой ночи, когда сработала сигнализация, я стараюсь держаться от него в сторонке, и он это знает. Чувствует, как я отдаляюсь. Убрав за ухо непослушный локон, я заставляю себя встать, подойти к нему и усесться рядом. – Я тоже буду, – говорю я и задерживаю дыхание, когда Патрик привлекает меня к себе для поцелуя; он держит в ладонях мою голову, таким уже знакомым образом охватив череп. – Но сейчас мне пора. – Высвободившись, иду к чемодану, закрываю его и застегиваю. – Сегодня утром у меня несколько пациентов, и я поеду прямо оттуда. Возьму Мелиссу с собой, а Шэннон мы по пути подхватим. – Хорошего тебе отдыха. Патрик улыбается. Я гляжу на него, сидящего на кровати, тяжело уронив на колени руки со сплетенными пальцами, и на какую-то секунду чувствую в нем грусть, которой никогда раньше не замечала. То безнадежное одиночество, которое некогда обнаружила в себе самой, еще до Патрика, поняв, что в любой компании рядом со мной никого нет. Какой-то месяц назад я испытала бы прилив вины, тот знакомый болезненный укол в груди, когда врешь любимому человеку. Я кручу свои делишки у него за спиной, пытаюсь рыться в его прошлом, хотя сама терпеть не могу, когда роются в моем собственном. Но понимаю, что тут – другое дело. Серьезное. Потому что Патрик – это не я. Это я знаю точно. И все больше и больше убеждаюсь, что он может оказаться таким же, как мой отец. Я приезжаю в офис за полчаса до первого пациента, на плече у меня болтается сумка с одеждой. Быстро миную потягивающую за своим столом кофе Мелиссу, машу ей рукой, надеясь избежать длительного разговора о предстоящей поездке. Я туманно объяснила ей, что этого требует подготовка к свадьбе, однако должных подробностей у меня нет. Куда больше меня заботило правдоподобное алиби для Патрика, и вот тут я, хочется надеяться, справилась. – Доктор Дэвис, – говорит она, отставляя стаканчик. Я уже почти в кабинете, разворачиваюсь на звук ее голоса. – Прошу меня простить, у вас посетитель. Я сказала ему, что у вас прием, но он… решил вас дождаться. Я оборачиваюсь к приемной, кидаю взгляд на диванчики в углу, на которые не обратила ни малейшего внимания, и там, на самом краю одного из них, обнаруживается детектив Томас. На коленях у него раскрытый журнал, он улыбается куда-то в мою сторону, закрывает журнал и бросает на столик. – Доброе утро. – Встает, чтобы поздороваться. – Куда-то собрались? Я скашиваю глаза на сумку, потом снова смотрю на детектива, успевшего вдвое сократить между нами расстояние. – В небольшую поездку. – Куда именно? Я прикусываю щеку, отчетливо ощущая спиной присутствие Мелиссы. – В Новый Орлеан. Нужно все закончить с покупками для свадьбы. А там у них полно бутиков, и я еще кое-какие магазины хотела бы посетить. Если уж приходится врать, то, как я давно убедилась, чем ложь проще, тем лучше. И по возможности не стоит отклоняться от одной версии. Раз уж Патрик считает, что я в Новом Орлеане, пускай и Мелисса с детективом Томасом думают то же самое. Я замечаю, как взгляд Томаса падает на кольцо у меня на пальце, потом он снова поднимает глаза и чуть кивает. – Я у вас много времени не отниму. Я делаю приглашающий жест в сторону кабинета, потом разворачиваюсь и, улыбнувшись Мелиссе, веду его за собой через приемную, стараясь излучать ощущение спокойствия и контроля над ситуацией, хотя грудь уже переполняет паника. Войдя в кабинет следом за мной, Томас закрывает дверь. – Чем могу вам помочь, детектив? Я обхожу стол, опускаю сумку на пол, отодвигаю кресло и сажусь. Рассчитывая, что он последует моему примеру, но Томас остается стоять. – Хотел сообщить вам, что провел неделю, работая по названному вами подозреваемому. Берт Родс. Я морщу лоб: про Берта Родса я успела позабыть. За последнюю неделю столько всего случилось, что я думаю совершенно о другом – о цепочке в шкафу и открытии насчет Обри Гравино, о рубашке Патрика, пахнущей духами, его лжи про конференцию и царапине у него на боку. О визите к маме и о том, что я нашла в кейсе Патрика – теперь оно лежит в моей собственной сумке. Доказательства, которые я нашла, и доказательства, за которыми сейчас собралась ехать. Воспоминания о Берте Родсе у меня дома, с дрелью в руке, буравящем меня взглядом, кажутся сейчас столь отдаленными. Хотя чувство паралича я помню, и свой страх тоже. Но и то, как уверенно держалась, невзирая на все нарастающее ощущение опасности. Вот только сейчас у опасности совершенно иное значение. С Бертом Родсом я, по крайней мере, не жила под одной крышей, у него не было ключа от двери, которую я за ним заперла. События прошлой недели вызывают у меня чуть ли не ностальгию, тоску по тому моменту, когда я стояла в коридоре, прижавшись спиной к двери, и прекрасно понимала, где проходит грань между добром и злом. Детектив Томас переступает с ноги на ногу, и я внезапно ощущаю еще и вину. За то, что направила его по ложному следу. Да, Берт Родс – дурной человек. Да, в его присутствии я чувствую себя в опасности. Только вот найденные мной за прошедшую неделю улики указывают совсем в другую сторону – и мне, кажется, следует об этом заявить. Но побеждает любопытство. – Правда? И что вам удалось найти? – Ну, для начала, он обратился в суд за ордером на запрет приближаться. Против вас. – Что? – Пораженная этим заявлением, я вскакиваю с места; кресло скрежещет по полу, словно сломанный ноготь по грифельной доске. – За каким таким ордером? – Прошу вас, доктор Дэвис, сядьте. Он заявил, что во время визита к вам в дом ощутил угрозу. – Он ощутил угрозу? – Я повышаю голос, Мелисса теперь наверняка меня слышит, но мне уже наплевать. – С чего бы это, интересно? Это я ощутила угрозу! Я была безоружна!