Первый пункт заключался в том, что человек, подписавшийся именем Роберт Ченнери, желал ознакомиться с планом или описанием северной стороны некоего старого дома в Корнуолле, называемого Портдженнской Башней. Второй вопрос сводился к тому, что Роберт Ченнери полагал, что такой план или описание могут найтись в коллекции книг, принадлежащих мистеру Тревертону. Третий момент заключался в том, что тот же Роберт Ченнери воспринял бы такую находку как одну из величайших милостей. Размышляя над последним фактом и думая исключительно о своих интересах, Шроул пришел к выводу, что с материальной точки зрения ему стоило бы попробовать, оказать услугу Роберту Ченнери, тайно разыскав информацию среди книг хозяина. «Это может принести мне фунтов пять», – подумал Шроул, убирая письмо в карман и задумчиво поднимаясь по лестнице на второй этаж. Наверху было всего две комнаты. В них не было мебели и повсюду валялись редкие книги, которые когда-то украшали библиотеку Портдженнской Башни. Покрытые пылью, разбросанные по полу, лежали сотни и сотни томов, выброшенных из упаковочных ящиков, как уголь из мешков выбрасывают в погреб. Древние книги, которые ученые сочли бы бесценными, лежали в хаотическом запустении бок о бок с современными изданиями, главным достоинством которых была красота переплета. Шроул бродил среди этих томов, не имея другого указателя, который мог бы направить его, кроме слабого мерцания двух путеводных слов – Портдженнская Башня. Прочно закрепив их в своем сознании, он должен был искать до тех пор, пока не найдет их на первой странице любого из сотен томов, лежавших вокруг него. Сейчас это было делом всей его жизни. Распихивая книги так спокойно, словно это были комья земли на вспаханном поле, он расчистил пространство, достаточное для того, чтобы удобно сесть на пол, а затем начал просматривать все книги, лежавшие на расстоянии вытянутой руки. Тома редких изданий классиков, тома английских историков, тома пьес елизаветинских драматургов, книги о путешествиях, книги проповедей, книги анекдотов, книги по естественной истории, книги о спорте – все они проходили через его руки причудливой и быстрой чередой, но за первые десять минут ни одна не удостоилась внимания. Прежде чем пересесть на другое место и приступить к просмотру нового скопления литературного хлама, он задумался, не существует ли какого-нибудь более простого и упорядоченного метода. В результате он решил, что будет сортировать книги, руководствуясь исключительно их размерами: для начала он избавится от самых больших, затем, сложив их вместе, перейдет к следующим по величине, и так до тех пор, пока не дойдет до карманных изданий. Он выбрал самый большой из всех лежавших на полу томов. Это был атлас, Шроул перелистал карты, поразмыслил, покачал головой и убрал книгу на свободное место у стены. Следующая по величине книга представляла собой великолепное собрание гравированных портретов выдающихся личностей. Шроул приветствовал выдающихся персонажей неодобрительным ворчанием и отправил их к атласу. Третья по величине книга лежала под несколькими другими и была переплетена в алый сафьян. Шроул с некоторым трудом достал ее, открыл, недоверчиво нахмурившись, взглянул на титульную страницу и вдруг с ликованием хлопнул себя по ноге. Те самые два слова, которые он искал, да еще и крупными заглавными буквами. Шроул подошел к двери, убедился, что шагов хозяина не слышно и вернулся к книге. «Какое мне дело, – подумал он, – увидит он меня или нет? Если дело дойдет до драки между нами, то уж я-то знаю, кто в доме хозяин, а кто слуга». Успокоив себя этими размышлениями, он открыл книгу, намереваясь внимательно просмотреть ее, страницу за страницей, от начала до конца. Первый лист был пуст. На втором вверху была надпись выцветшими чернилами: «Очень редкая. Напечатано всего шесть экземпляров. Дж. А.Т.» Ниже, на середине листа, было напечатано посвящение: «Джону Артуру Тревертону, эсквайру, лорду поместья Портдженна, одному из мировых судей Его Величества, посвящается эта работа, в которой сделана попытка описать древний и почтенный особняк его предков…» Дальше следовало еще множество строк, до отказа набитых самыми длинными и высокопарными словами, какие только можно найти в словаре; но Шроул благоразумно воздержался от того, чтобы читать их, и сразу перешел к титульному листу. История и древности Портдженнской Башни. От периода ее первого возведения до настоящего времени. Интересные генеалогические подробности, относящиеся к семье Тревертон. Исследованием истоков готической архитектуры и несколько мыслей о теории фортификации после периода нормандского завоевания. Сочинение преподобного Иова Дарка, доктора философии, ректора Портдженны. Вся книга украшена портретами, видами и планами, выполненными в высочайшем художественном стиле. Напечатано Спалдоком и Граймсом, Труро 1734 год. На следующей странице была гравюра с видом Портдженнской Башни с западной стороны. Далее шло несколько страниц рассуждений о готической архитектуре, и далее о нормандской фортификации. И очередная гравюра дома – вид с востока. После – история рода Тревертонов и третья гравюра: Портдженнская Башня с севера, а за ней галерея семейных портретов. Заложив пальцем страницы, Шроул нетерпеливо открыл книгу с конца. На последнем листе был план конюшен, на предыдущем – план северного сада, а еще на один раньше именно то, что интересовало викария Ченнери – план внутреннего устройства северной части дома! Первым побуждением Шроула, когда он сделал это открытие, было отнести книгу в надежное место, чтобы тайно назначить за нее цену, когда на следующее утро посыльный явится за ответом. Однако поразмыслив он решил, что подобные его действия опасно напоминают воровство и могут навлечь неприятности, если викарий задастся вопросом относительно его прав на книгу. Значит нужно сделать копию плана и продать уже сам рисунок. Шроул спустился на кухню, нашел в одном из ящиков комода огрызок пера, бутылку чернил и скомканный лист грязной писчей бумаги и вернулся на чердак. На первый взгляд план был совсем простым, однако, когда Шроул рассматривал его во второй раз, он показался уже безнадежно запутанным. Комнаты были представлены рядами маленьких квадратов, внутри которых были аккуратно вписаны названия; расположение дверей, лестниц и переходов было обозначено параллельными линиями различной длины и ширины. После долгих раздумий, хмурясь и дергая себя за бороду, Шроул пришел к выводу, что проще всего накрыть гравюру листом и скопировать видимые сквозь бумагу линии. Он пыхтел, фыркал, ворчал и краснел, но, в конце концов, с задачей справился – за исключением некоторых недостатков в виде клякс и пятен – достойным образом. Следующее препятствие, которое нужно было преодолеть, заключалось в трудности копирования названий комнат, напечатанных внутри квадратов. К счастью для Шроула, который был одним из самых неуклюжих людей в обращении с пером, ни одно из названий не было слишком длинным или сложным. Хотя писать мелкими буквами ему все равно было трудно. Миртовая комната получилась настолько неразборчивой, что он написал это название отдельно в верхней части листа и соединил его стрелочкой с квадратом комнаты. И с еще двумя комнатами пришлось поступить таким же образом. Наконец он завершил перенос подписей заголовком «План северной части». Копия в целом имела вид более респектабельный, чем можно было ожидать. Убедившись в ее точности, путем тщательного сравнения с оригиналом, он сложил ее вместе с письмом доктора Ченнери и положил в карман с хриплым вздохом облегчения и мрачной улыбкой удовлетворения. На следующее утро калитка в сад коттеджа оказалась гостеприимно приоткрытой, а один из столбов подпирал Шроул, стоявший скрестив ноги, засунув руки в карманы, держа трубку во рту и ожидая посыльного, доставившего накануне письмо доктора Ченнери. Глава III Приближаясь к пропасти По дороге из Лондона в Портдженну мистер и миссис Фрэнкленд остановились девятого мая на станции Вест-Винстон. Одиннадцатого июня они покинули ее, чтобы продолжить путь в Корнуолл. Вечером тринадцатого числа, останавливаясь в пути на две ночи, они прибыли в Портдженнскую Башню. С самого утра бушевали гроза, но к их приезду дождь и ветер стихли, и густой белый туман скрыл от глаз море. Когда мистер и миссис Фрэнкленд c ребенком и двое слуг вышли из экипажа, их никто не встречал. Никто не стоял на крыльце, открыв дверь, поскольку всякая надежда на их приезд в тот день была потеряна, а шум прибоя штормового моря заглушил стук колес по дороге. Кучер вынужден был слезть с козел и позвонить в колокольчик. Прошло больше минуты, прежде чем дверь открылась. Сырая влага проникала в карету, и в густой неясности тумана шум прибоя звучал угрожающе близко. Молодая чета ждала, пока их впустят в дом, как могли бы ждать чужаки, пришедшие в неудачное время. Когда дверь, наконец, открылась, хозяина и хозяйку встречали не с поздравлениями и приветствиями, как следовало бы в подобном случае, а с извинениями. Мистер Мондер, миссис Пентрит, Бетси и поверенный мистера Фрэнкленда толпились в холле и наперебой просили прощения за то, что не были готовы к приезду. Заметив младенца, экономка и горничная перешли от извинений к восхищению, но мужчины оставались серьезными и мрачными и продолжали извиняться за плохую погоду, словно могли повлиять на дождь и туман. Причина их упорства в обсуждении этой тоскливой темы выяснилась, когда мистера и миссис Фрэнкленд провожали по западной лестнице. Утренний шторм оказался роковым для трех рыбаков из Портдженны, которые пропали в море вместе с лодкой, и их смерть повергла в траур всю деревню. Мистер Мондер счел своим долгом объяснить, что только из-за этой трагедии жители деревни не пришли встречать владельцев имения. При любых менее печальных обстоятельствах западная терраса была бы переполнена, а появление кареты было бы встречено радостными возгласами. – Ленни, я почти жалею, что мы поторопились приехать сюда, – прошептала Розамонда, судорожно сжимая руку мужа. – Грустно и тоскливо приезжать домой в такой день, как сегодня, и когда нас встречают печальной историей о несчастных рыбаках. Давай завтра утром первым делом отправимся в деревню и узнаем, что мы можем сделать для бедных, беспомощных вдов и сирот. Я не успокоюсь, пока мы не сделаем что-нибудь, чтобы утешить их. – Надеюсь, вы одобрите ремонт, мэм, – сказала экономка, указывая на лестницу, ведущую на второй этаж. – Ремонт? – рассеянно переспросила Розамонда. – Ах, ремонт! Теперь, когда я слышу это слово, то сразу думаю о северных комнатах и о нашем плане, чтобы там жил мой бедный дорогой отец. Миссис Пентрит, у меня масса вопросов к вам и мистеру Мондеру по поводу необычных событий – приезда таинственной леди и непонятного иностранца. Но скажите, как далеко мы находимся от северных комнат? Как долго мы будем идти до них, если захотим пойти прямо сейчас? – О, госпожа, не более пяти минут, – ответила миссис Пентрит. – Не более пяти минут! – прошептала Розамонда, сжимая руку мужа. – Слышишь, Ленни? Через пять минут мы можем быть в Миртовой комнате! – И все же мы остаемся в таком же неведении, как если бы все еще были в Вест-Винстоне, – ответил мистер Фрэнкленд улыбаясь. – Не думаю, Ленни. Может быть, это только мое воображение, но теперь, когда мы на месте, кажется, будто мы подобрались к самому сердцу тайны. Теперь мы в доме, который хранит тайну, и на полпути к разгадке. Но довольно нам стоять на этой холодной лестнице… Куда нам идти дальше? – Сюда, госпожа, – сказал мистер Мондер, ухватившись за первый удобный случай проявить себя. – В гостиной горит камин. Вы мне позволите, сэр, проводить вас туда? – добавил он, церемонно протягивая руку мистеру Фрэнкленду. – Конечно, нет! – резко перебила его Розамонда. Со свойственной ей наблюдательностью она заметила, что мистеру Мондеру не хватало деликатности, которая должна была бы удержать его от любопытного разглядывания слепого хозяина, и вследствие этого она была настроена к нему неблагосклонно. – Где бы ни была эта комната, я сама поведу туда мужа, а вы, если хотите услужить нам, идите вперед и отоприте двери. С раскаяньем на лице и возмущением в душе мистер Мондер прошел в гостиную. Ярко горел камин, старомодная мебель была расставлена самым живописным образом, обои на стенах создавали уют, ковер, каким бы выцветшим он ни был, казался мягким и теплым под ногами. Розамонда усадила мужа в кресле у камина и впервые почувствовала себя как дома. – Здесь очень уютно, – сказала она. – Когда вокруг нет унылого белого тумана, зажжены свечи и на столе стоит чай, нам не на что жаловаться. Тебе нравится эта приятная теплая атмосфера, не так ли, Ленни? Здесь и фортепьяно есть, мой дорогой, я могу по вечерам играть тебе, как играла в Лондоне. Няня, ты тоже садись и устраивайся с ребенком как можно удобнее. Прежде чем мы снимем уличную одежду, нам с миссис Пентрит надо осмотреть комнаты. Как тебя зовут, очень румяная, добродушная девушка? Бетси, кажется? Ну, тогда, Бетси, ступай и принеси нам чаю, и ты нам понравишься еще больше, если заодно принесешь немного нарезанного мяса. Отдав распоряжения столь добродушным и веселым тоном и не заметив, что ее муж казался немного обеспокоенным столь фамильярным разговором со служанкой, Розамонда вышла из комнаты в сопровождении миссис Пентрит. Когда она вернулась, ее лицо и манера поведения изменились – теперь она смотрела и говорила серьезно и спокойно. – Надеюсь, Ленни, – сказала молодая женщина, – я все устроила наилучшим образом. По словам миссис Пентрит, самая светлая и просторная комната та, в которой умерла моя мать. Но я подумала, что нам не нужно ее использовать – от одного взгляда на нее мне становится холодно и грустно. Дальше по коридору располагаются две комнаты, которые были моей детской. Там я приказала разжечь камин и застелить кровати. И рядом есть еще третья комната. Я думаю, мы могли бы с комфортом разместиться в этих трех комнатах – если вы не возражаете, – хотя они не такие большие и не так роскошно обставлены, как спальни моих родителей. Можем сделать перестановку и небольшой ремонт, если хочешь. Конечно, сейчас дом выглядит довольно тоскливым и унылым, но это только поначалу! Мое сердце радуется старой детской, и я думаю, мы могли бы, по крайней мере, попробовать пожить в этих комнатах. Хорошо, Ленни? Мистер Фрэнкленд был согласен с мнением жены и был готов согласиться с любыми ее домашним распоряжениям. Бетси принесла чай и это вернуло Розамонде ее обычное расположение духа. Когда с едой было покончено, она сама устроила сына в комнате рядом с детской, а выполнив материнский долг, вернулась к мужу. Разговор между ними зашел, как и почти всегда, когда они бывали наедине, о миссис Джазеф и Миртовой комнате. – Как жаль, что уже ночь, – сказала Розамонда. – Мне бы хотелось сейчас же начать поиски. Учти, Ленни, ты должен быть со мной рядом. Я буду служить тебе глазами, а ты поможешь мне советами. Ты не должен говорить, что не можешь быть мне полезен. Как бы мне хотелось начать прямо сейчас! Но мы можем расспросить слуг, – продолжала она, позвонив в колокольчик. – Позовем экономку и дворецкого, вдруг они скажут нам больше, чем сказали в письме. На звон колокольчика явилась Бетси. Розамонда велела пригласить мистера Мондера и миссис Пентрит. Бетси догадалась, для чего их зовут, и таинственно улыбнулась. – Наверное, ты тоже видела тех странных гостей? – спросила Розамонда, заметив улыбку. – Да, уверена, что видела. Расскажи нам обо всем. Мы хотим услышать обо всем, что произошло, вплоть до мельчайших подробностей. Смутившись от расспросов хозяйки, Бетси весьма путанно рассказала о миссис Джазеф и ее иностранном компаньоне. Закончив рассказ, она отправилась за экономкой и дворецким, но Розамонда остановила ее, спросив: – Ты говоришь, что даму обнаружили в обмороке на верхней площадке лестницы. А не знаешь ли ты, Бетси, отчего она упала в обморок? Служанка остановилась в нерешительности. – Говори, говори, – сказала Розамонда. – Я вижу, что у тебя есть какие-то догадки. Расскажи нам о них. – Право, госпожа, я боюсь, что вы станете сердиться на меня, – ответила горничная со смущением. – Ерунда! Я буду сердиться, если ты ничего не скажешь. Как думаешь, почему она упала в обморок? Бетси еще с минуту подумала и ответила: – Мне кажется, госпожа, она упала в обморок, потому что увидела привидение. – Привидение? Что?! Разве в доме есть привидения? Ленни, вот это удивительная история, которой мы никак не ожидали. Что ж это за привидение, Бетси? История, рассказанная Бетси, оказалась не очень захватывающей для слушателей. Привидением, по ее словам, была жена одного из давних владетелей Портдженнской Башни, обманувшая своего мужа. За это она была обречена бродить по северным комнатам до тех пор, пока будут стоять их стены. У этой женщины длинные светлые волосы, очень белые зубы, ямочки на щеках, и вообще она была ужасно красива. О ее приближении возвещало дуновение холодного ветра. И любой смертный, однажды оказавшийся на ее пути и почувствовавший этот холод, не имел ни малейшего шанса снова ощутить тепло. Вот и все, что знала Бетси о привидении; и этого, по ее мнению, было достаточно, чтобы в жилах стыла кровь. Розамонда улыбнулась, но быстро вернула лицу серьезное выражение. – Мне бы хотелось, чтобы ты рассказала нам больше подробностей. Но раз ты больше ничего не знаешь, то стоит расспросить миссис Пентрит и мистера Мондера. Пригласи их сюда, пожалуйста, поскорее. Разговор с экономкой и дворецким не дал никаких результатов. Ни от одного из них нельзя было добиться большего, чем они уже сообщили в своем письме. Мистер Мондер был убежден, что таинственный незнакомец проник в Портдженнскую Башню с преступным намерением, касавшимся похищения фамильного сервиза. Миссис Пентрит согласилась с его мнением, добавив, что, как лично ей показалось, женщина, несчастное создание, должно быть, сбежала из сумасшедшего дома. Ни экономика, ни дворецкий не видели никакой тайны в появлении гостей, у них был свой практический взгляд на подозрительное поведение незнакомцев, и никакая смертная сила не могла их переубедить. – О эта глупость! Непробиваемая и самоуверенная глупость респектабельных английских слуг! – воскликнула Розамонда, когда они с мужем снова остались одни. – Видно, Ленни, нам нечего надеяться на какую-нибудь помощь от них. Теперь остается надеяться только на завтрашний осмотр дома. Хотя может и после этого мы ничего не будем знать. Отчего нет новостей от доктора Ченнери? – Терпение, Розамонда, терпение. Посмотрим, что будет завтра в письмах. – Милый, не говори о терпении! Мой запас этой добродетели никогда не был велик, и тот весь исчерпан, по крайней мере, десять дней назад. О, несколько недель к ряду я напрасно задавала себе один и тот же вопрос: почему миссис Джазеф сказала мне не входить в Миртовую комнату? Боится ли она, что я открою какое-нибудь преступление, или страшится, что я провалюсь сквозь пол? Что хотела она сделать в той комнате, когда собиралась туда войти? Какую тайну знает она об этом доме, которой никогда не знала я, не знал мой отец, не знал никто другой? – Розамонда! – воскликнул мистер Фрэнкленд, внезапно меняясь в лице и вскакивая с кресла. – Мне кажется, я догадался, кто такая миссис Джазеф! – Боже правый, Ленни! Что ты хочешь сказать?