– Ты уверен, что хочешь это знать? Боюсь, ответ может тебя не устроить. – Он жив? – Глаза Славы недобро сверкнули. – Какой темперамент! Не знаю, малыш. Я никогда его больше не видела. Думаю, Джозеф даже не знал, что оставил меня беременной. Хотя даже если бы и знал, чтобы это изменило? – Джозеф? Он американец? Нора сморщила нос. – На английском он болтал отменно. Хотя в Зимбабве английский является одним из официальных языков. А родной язык Джозефа ндебеле. – Нора улыбнулась и произнесла короткую фразу, состоящую из нескольких щелкающих звуков. – Тридцать с лишним лет прошло, а я помню. Он уверял, что это значит: «Я люблю тебя». Ты не представляешь, сколько раз в своем воображении я приезжала в эту его Африку и била ему его черную морду. Да-да, малыш, твой отец не совсем белый. Вернее, совсем не. Черт бы побрал этого Джозефа Сибанду! Конечно, моего отца можно понять. Внук внебрачный, так еще и цветной. И я все равно хотела тебя, малыш. Слава поднял левую руку, коснулся рисунка на виске и с силой потер глаза. Лицо Жанны обдуло сквозняком. Входная дверь открылась. – Здрасте. – Вардун приподнял над головой свою неизменную кепочку. – Элеонора Васильевна, а вы в аэропорт не едете? – Тут он увидел Славу и пистолет в его руке и отшатнулся. – Ой, кажется, я не вовремя. Слава, все еще моргая, махнул пистолетом, указывая на центр гостиной. – Ефим Сергеевич, дорогой, подойдите ко мне, – сказала Нора. – У нас тут вечер семейных воспоминаний. Вардун быстро пробежал на негнущихся ногах, казалось, что он сейчас спрячется за широкой Нориной спиной. – Что тут происходит? – пискнул он. – Тут происходит бред! – фыркнул Белковский. – Нора сошла с ума и утверждает, что псих с пистолетом – это ее сын от какого-то африканца. Вардун громко ахнул и закрыл рот ладонью. – Боже мой! – прошептал он. – И правда, все тайное становится явным. А я говорил Василию Георгиевичу, я предупреждал! – Ефим, ты знал? – Нора взяла его за плечо и тряхнула так, что кепочка слетела с его головы. – Говори, старый враль! – Ну что я знал, что? Слухи, домыслы… – Нора тряхнула его еще раз. – Хорошо. Василий Георгич, конечно, был не очень прав. Нельзя со своей родной кровью так поступать. А когда еще и письмо пришло, то он совсем озверел. Ты, Норочка, как раз в Карловых Варах находилась. Письмо он при мне порвал на мелкие клочки. Ну, а потом ты замуж вышла, в Петербург переехала. Письма, насколько я знаю, еще приходили. Ну а потом у Василия Георгича проблемы с бизнесом начались, уж не до этого ему стало. – Письма от Джозефа? – мертвым голосом спросила Нора. Вардун развел руками. – Да кто ж его знает, но с иностранными штемпелями, все в марках, скорее всего издалека шло. Нора, дорогая, отца можно понять! Не суди его. Ты же знаешь, в какой он сейчас ситуации. Громкий хохот заставил всех вздрогнуть. Нора смеялась, широко открыв рот, показывая идеальные зубы. Слава смотрел на нее, словно видел впервые. – Вот, малыш, какие штуки выделывает жизнь. Ты хотел отомстить? Вынашивал планы мести? Строил многоходовые операции? Значит, поймешь, чем я занималась с тех пор, как поняла, что совершил мой отец. Ты родился в середине девяностых, малыш. Это было время великого передела, и мой отец сумел извлечь выгоду во всей этой неразберихе. Он построил свой бизнес, основательно, прочно. Так же последовательно и методично я его разрушала. Выбивала опору за опорой. Пока все не рухнуло. Но он жив, чувствует себя неплохо, смирился со своей одинокой и не слишком обеспеченной пенсионерской жизнью. Даже счастлив по-своему. Он обрадуется, узнав, что ребенок, которого он выкинул как досадную помеху его долбаной репутации, теперь продолжит его династию и будет жить в его особняке с видом на Волгу. – Эле… Нора. – Голос Славы звучал глухо. – Значит, ты все это сделала только ради мести? Чтобы унизить отца? Получается, я просто инструмент в твоих руках? – Перестань! Ты мой сын. Мне даже тестов никаких не нужно. – Тестов? – Да. – Нора потянулась за сумкой. – Вот. Это я получила сегодня. Взять у тебя образец ДНК оказалось так просто, малыш. – Что там в конверте? Нора пожала плечами: – Не знаю, я не открывала. И не собираюсь. Решение сделать тест было всего лишь минутной слабостью. Мне достаточно было отчета из частного агентства, которое предоставило мне информацию о твоей семье. Я сразу поняла, что это именно те люди, которых я безуспешно разыскивала. Тогда ты и получил место личного водителя моего мужа. Мне хотелось быть к тебе поближе, малыш. – Нет, – Слава обвел всех мутным взглядом, – я так не хочу. За этот год я тоже основательно изучил тебя… – Он запнулся. – И чем больше узнавал, тем больше восхищался и одновременно ненавидел. Ты ловко управляешься с людьми как с марионетками, но я не стану плясать под твою дудку. Капитан, хочу сделать заявление… Пистолет упал на ковер с глухим стуком. Слава поднял руки. Уборин даже не сразу понял, что теперь делать, потом вздохнул и вытащил наручники. – Моя кровь, – хлопнула Нора в ладоши с восхищением. – И правда моя кровь. Ничего, малыш, это пройдет. У меня хорошие адвокаты. Пока суд да дело, вероятно, ты остынешь… Она достала из сумки зажигалку, чиркнула колесиком. Конверт в ее руке вспыхнул с одного угла. Пламя побежало вверх, Нора ловко перехватила конверт, подставляя под огонь другую сторону. – Что ты делаешь? – закричал Слава. Но конверт, уже обугленный, сморщенный, упал на ковер и продолжил кукожиться, испуская удушливый дым. Камаев крепко сжал руку Жанны и дернул. – Уходим, – шепнул он. Они открывали двери, когда где-то над их головами раздался сигнал тревоги. В коридоре они наткнулись на встревоженного парня из команды Малинина. – Что случилось? – Пожар, – коротко бросил Камаев и потащил Жанну за собой. Лифт они вызывать не стали, побежали по лестнице, которая уже заполнялась людьми, спешащими покинуть опасное место. В холле метался администратор, пытаясь навести порядок. Камаев распахнул двери, ногой подвинул тяжелую урну, зафиксировав створку в открытом положении. – Жанна, Ильяс! Они обернулись. На парковке возле микроавтобуса их ждали Лаврушин и другие члены экипажа. – Что вы так долго? – укорил Степан Андреевич. – Время впритык. Что там за паника? – Небольшие семейные разборки, – буркнул Камаев. – Ясно. Пора ехать. Хороший город Самара, но дома лучше. Лаврушин был явно чем-то расстроен. – Наши продули, – шепнула Наталья. Да, как-то в этот раз никому выиграть не удалось. Все остались в дураках. Хотя Инга, кажется, все же получит бонус в виде обручального кольца. И тут же ей вспомнился убийственно спокойный взгляд Норы Белковской. Наталья права: лучше встретиться с носорогом. Может, Инга и получит своего авиапринца, но перед этим его обдерут как липку. Глава 25 Тележка катилась по проходу. – Вода, сок? Взять коробку, налить напиток, подать с улыбкой. Такое привычное действие. Пассажиры по большей части спали. Молодые парни, измотанные двумя матчами за три дня, расслабленно лежали в откинутых креслах. И хорошо. Меньше беготни. Три дня назад эти же пассажиры напоминали черных ос – кусачих и смертоносных. Видимо, Наталье в голову пришли те же мысли. – Когда спят, такие зайки, – сказала она, когда они вернулись с опустевшей тележкой обратно на кухню. – Молодые, красивые. А этого твоего бывшего нет. Жанна пожала плечами. Действительно, Дима, Димочка Астахов, бывший парень, заставивший понервничать по дороге в Самару, не пришел на посадку. И в последнюю очередь ее интересовало… почему. Но если бы у него хватило наглости все же полететь обратным рейсом, то уж она бы спросила с него за эти письма. Первое ей подбросили как раз три дня назад в почтовый ящик, второе прямо в отеле в номер. Детские рисунки с падающим самолетом. Дима единственный, кто знает о аэрофобии, единственный, кому выгодно пугать ее. Хоть он клялся и божился, что ни при чем, верить ему не было никакого резона. Слишком хорошо Жанна знала его натуру. Ладно, если Дима не пришел на посадку, значит, понял, что все его попытки вернуть ее бесполезны? Вот и славно. Ей и Камаева за глаза и за уши. Сидит в первом ряду, смотрит в окно, держится за больную руку. Прямо сердце кровью обливается… До чего трогательно! Что с ним делать? То он ее целует без всякого повода, то строит из себя самого главного, то не замечает ее вовсе, словно и не было ни преследования бандитов, ни беготни от них же, ни поцелуев этих, в конце концов! Она рассчитывала, что Ильяс как-то обозначит свое отношение к ней. Ну хоть бы посмотрел, что ли, улыбнулся. Нет, сидит с каменной мордой. Антон так весь чуть ли не из штанов выпрыгивает, все Наталье знаки глазами посылает, смотрит со значением. Та, конечно, бесится притворно, а на лице меж тем блуждает задумчивая улыбка. Любовь – страшная штука. Она превращает даже самых разумных в одноклеточных идиотов. – Что-то Ильясик наш совсем скис, – шепнула Наталья, насыпая чай из коробки в заварочный чайник. – Конечно, пока не выпишут, не видать ему штурвала. Надо бы утешить парня. – Ой, брось. Ему и без меня хорошо. Хоть бы глянул, а то облаками любуется. – Что ты понимаешь в тонкой душевной организации мужчин? Они ж как дети. Им нужны наше одобрение и поощрение. Так, пойду в кокпит и отнесу Степану Андреевичу чай. И кофе второй пилот просил. Потом сами чайку попьем, и можно обед разносить. Жанна кивнула. В заварочнике еще оставалась заварка на одну чашку. Степан Андреевич любил ройбуш. Памятливая Наталья об этом не забывала. * * * Камаев повернул голову, когда Жанна поставила перед ним чашку на откидной столик. – Помнится, я обещала тебе ройбуш. Как Степану Андреевичу.