– Очевидно. Проклятие мисс Кост. Боюсь, она предстает все менее и менее привлекательным человеком. – Нечасто встречаются женщины, исподтишка снимающие парочки. Аллейн перевернул снимок. На обратной стороне аккуратным почерком было выведено: «17 июня, 19.30» и текущий год. – В прошлом месяце, – заметил Аллейн. – Бэйли! – окликнул он. – На минуточку! Тот вошел. – Взгляните-ка. Используйте лупу. Я хочу знать, не совпадают ли подошвы мужских ботинок с какими-нибудь у источника. Постарайтесь определить. Бэйли поместил снимок под лампу и склонился над ним. – Разрешите посоветоваться с Томпсоном, сэр? – спросил он через некоторое время. Тот был призван из внешней тьмы. – Можно будет напечатать форматом побольше? – спросил его Бэйли. – Вот негатив. – Кошмарный, надо сказать, – заметил Томпсон и добавил ворчливо: – Ну, фотоувеличитель у нее есть. – По первому впечатлению, Бэйли, – спросил Аллейн, – есть какая-нибудь надежда на совпадение? – Не могу сказать, сэр, – ответил тот, по-прежнему глядя в лупу. – Слепки остались в моем номере в гостинице. – А что насчет вас, Томпсон? Снимки следов готовы? – Проявляются, сэр. – Что ж, забирайте пленку и попробуйте что-нибудь с ней сделать. Фотоаппарат жертвы вы нашли? – Да. Отличная машинка. Даже не ожидал. Он с уважением назвал марку камеры. – Пендер, – позвал Аллейн, выглядывая в магазин, – вам что-нибудь известно о фотоаппарате мисс Кост? Тот покачал головой, но тут же спохватился. – На самом деле, кое-что знаю, – сказал он. – Это, значит, подарок от одной иностранной леди, которая исцелилась от ужасной сыпи. Она лечилась у доктора Мэйна, а мисс Кост уговорила ее сходить к источнику. – Понятно. Томпсон, получилось бы этой камерой снять что-то летним вечером около половины вось- мого? – Конечно. И весьма неплохо, ежели умеючи. – Хорошо. Ждем от вас результатов. Бэйли и Томпсон вышли, а Аллейн вернулся в спальню. – Не знаю, чьими могут оказаться мужские ноги, – произнес он с неудовольствием, – но я чертовски уверен, что узнал женские. – Правда, мистер Аллейн? – удивился Фокс. – Да. Отличные замшевые туфли с такого же качества пряжками. Она была в них на фестивале. Боюсь, это миссис Бэрримор. – Однако! – проговорил Фокс после паузы и добавил с присущим ему простодушием: – Ну, надеюсь, тогда вторые окажутся ее мужа. III Ни других бумаг, ни дневника ни в одной из коробок не оказалось. – Вы все обыскали там, в шкафчике? – спросил Аллейн. – Нет. Он необычно глубокий. Уходит через стену под магазинную стойку, – проворчал Фокс. – Давайте я попробую. Аллейн лег на пол и запустил внутрь свою длинную руку. Пальцы коснулись чего-то похожего на книгу. – Мисс Кост, наверное, пользовалась для этого зонтиком, – пробормотал он. – Сейчас. Там их даже два… нет, три. Еще немножко… Есть! Да, мой дорогой Фокс, вот они! Ежедневники большого формата, скрепленные вместе резинкой, Аллейн отнес в гостиную и разложил на столе. Страницу за страницей покрывал убористый скупой почерк. Детектив начал читать с выбранного наугад места: «…чудесное, такое старомодное и неиспорченное. Уверена, мне здесь понравится. Чувствуется притяжение земли и моря. «Паб»(!) самый настоящий, восходит еще к временам контрабандистов. Хозяин – джентльмен, майор Б. Я выпиваю свою «вечернюю» порцию в пивном зале, прислушиваясь к прелестному местному говорку рыбаков. Все оч. дружелюбны…Майор Б. не сводит с меня глаз. Знаю я таких. Не то чтобы я на самом деле против. Просто надо быть начеку. Жена – странная особа, мне она не по душе. «Истинная женщина» – в мужском понимании. Он к ней безразличен». Аллейн почитал еще пару минут. – Да тут на все и дня не хватит, – заметил он. – Речь о ее первом приезде на остров, два года назад. – Интересно? – Скорее невыносимо. Где тот лист с датами? Фокс положил его на стол. Аллейн перевернул несколько страниц. Новые упоминания «майора Б.», а позднее «К.», хотя и обернутые в невероятные иносказания, становились все более и более откровенными. Уже одно это поднимало массу вопросов к хозяину паба. Аллейн перешел к записи, датированной следующим днем после исцеления Уолли. Мисс Кост писала в явном экстазе: «Я всегда верила в фей и волшебство. Древняя магия воды и рун! Зеленая Дама! Он видел ее, этот мальчик, и исполнил ее повеление! О, я не случайно оказалась здесь, на острове!» В том же духе была выдержана вся запись. Аллейн читал ее со смешанным чувством раздражения и жалости. Сама по себе она ничего ему не дала, зато поперек нее уже позже мисс Кост поставила жирно выведенный вопросительный знак и приписку: «30 сентября, 20.45». Это была вторая из подчеркнутых дат в общем перечне. «То, что я увидела сегодня вечером, привело меня в ужас и содрогание. Отвратительно до тошноты! Мои руки трясутся, я едва могу писать о случившемся. Я знала, с самого начала, с первого взгляда, что она не стоит его! Такое всегда понимаешь сразу. Не стоит говорить К., хотя он и заслуживает, мог бы хоть раз обратить внимание. Сейчас не скажу. Пока не… Но нужно все записать, только так я смогу избавиться от кошмара. Я сидела на склоне холма ниже источника, счастливо размышляя о своих планах и радуясь, как все устроила с магазином и замечательными фигурками. Я буквально ощущала магию воды (благословенной, благословенной воды! Никакой астмы, вот уже четыре недели!). И вдруг я услышал их – они смеялись там, за валуном. Я шмыгнула в заросли папоротника. В этот момент из-за валуна появилась она в своем зеленом платье, встала над чашей воды и подняла руки. Мужчина продолжал смеяться, хотя я не видела его. Я знала, знала! Какое чудовищное кощунство! Надо навсегда выбросить это из головы. Она насмехалась, изображала то, о чем слышала. Мне вдруг стало невыносимо ждать, и я вернулась…» Аллейн, все больше мрачнея, просмотрел другие даты по списку. На протяжении всего лета и еще одного, последующего, мисс Кост выслеживала по вечерам свою добычу с маниакальной настойчивостью и заносила результаты преследования – время, место и обстоятельства, – словно вела охотничий дневник. Всякий раз, шпионя за своими жертвами, она находила ограду запертой и занимала удобный наблюдательный пост на склоне холма. Имена любовников женщина так и не назвала, однако вычислить их не составляло труда. – Миссис Бэрримор и доктор Мэйн, – промолвил Аллейн. – Вот ведь чертово дело! – Да, положение затруднительное, – согласился Фокс. – Сущая пороховая бочка, мой дорогой Фокс. И, главное, все сходится, – с несчастным видом добавил Аллейн. Он принялся читать записи за прошлый месяц. Мисс Кост пришла к довольно странному выводу – доктор Мэйн ни в чем не виноват. Он жертва, пойманная в сети и неспособная освободиться. Только поэтому он не может следовать своим более возвышенным чувствам к самой мисс Кост. Далее шли заметки о фестивале вперемешку с яростными нападками в адрес мисс Эмили и скрытыми намеками на анонимные письма к ней, пышущий злобой рассказ о ее визите в магазин и смятенное упоминание о последовавшем приступе астмы. Ответственными за него объявлялись «темные силы, исходившие от этой женщины». Далее следовало несколько таинственных ремарок: «Трехерн согласен. Так будет правильно, я знаю». – «Таков мой долг. Таков мой долг»[22], – грустно пробормотал Аллейн. – Все тот же старый ложный довод. – Занятно будет, – заметил Фокс, читавший у него через плечо, – если окажется, что она подговорила Трехерна проделать всю грязную работу и сама по ошибке стала его жертвой. – Версия выглядит изящной, мой дорогой Фокс, но на поверку полна нестыковок. Я не могу ее принять. Давайте-ка дочитаем до конца. Так они и сделали. – Видимо, вы правы, – вздохнул Фокс. – Конечно, хочется, чтобы все было логично, но на деле это бывает так редко… – В душе вы приверженец классических стандартов, – сказал Аллейн. – Вернемся к чертову дневнику. Читаем дальше. Они дошли до последней недели. Репетиции перед фестивалем. Нападки на мисс Эмили. Инцидент с фигуркой Зеленой Дамы на ее столе. «Это он, К. Я уверена. И очень, очень рада. Она, без сомнения, подозревает меня. Я отказалась прийти. Пусть знает, что не может приказывать мне. Чтобы я сидела в одной комнате с ней и теми двумя, чью жизнь она разрушила? Ни за что!» Аллейн перевернул страницу – перед ними была последняя запись, которую мисс Кост было суждено занести в дневник. – Вчерашний вечер, – отметил Аллейн. – После фиаско у источника. Ливень, как он и предполагал, объявлялся карой свыше. Возмездие в лице одного из неясных божеств из пантеона мисс Кост решило наставить скептиков на путь истинный, обрушив на них удар стихии. В число этих грешников, очевидно, входила и мисс Эмили, однако, как выяснилось, не она была главным объектом гнева автора дневника. «Бойтесь смеяться над Великими», – зловеще предупреждала мисс Кост и, словно подстегнутая собственными словами, начинала бессвязно брызгать ядом, угрожая неким неназванным противникам. «Теперь! После месяцев мук, жестокости и последнего страшного оскорбления, теперь я заговорю. Я предъявлю доказательства им обоим. Я скажу ей, что было между нами. И покажу тому, другому, откуда я узнала. Они оба будут страдать. Я раструблю об этом в газетах. Теперь. Сегодня. Я решилась. И конец». – Действительно, конец, – покачал головой Фокс, глядя поверх очков. – Бедняжка. Поистине, печальный случай. Вы видите, к чему это все ведет, мистер Аллейн? – Думаю, да, Фокс. Точнее, боюсь, что так. И я скажу вам почему. Он едва начал рассказ, когда из магазина торопливо вышел Бэйли. – Вас спрашивают по телефону, сэр. Некая мисс Уильямс. Говорит, дело срочное. Аллейн вышел и взял трубку. Голос у Дженни и впрямь был встревоженным. – Мистер Аллейн? Слава Богу! Пожалуйста, приходите скорее, умоляю! Номер мисс Эмили. Больше ничего не могу сказать. – На другом конце провода послышалось приглушенное восклицание, отдаленный мужской крик, взвизгнула женщина. Донесся отчетливо различимый звук бьющегося стекла. – Пожалуйста! – повторила Дженни.