– И от слов своих не отступаюсь, видит Бог. А парнишка мой тогда уже был дома. Так, стало быть… Потом, значит, вы говорите, доктор видал его об энто же самое чертово время, без двадцати восемь, как и леди. – Да. – Да. И еще, мол, доктор – вы меня не торопите только – доктор тогда будто бы был на своем катере. Аллейн взглянул на Мэйна. – Верно? – спросил он. – Да. Я видел Уолли со своего катера. Трехерн подался к нему. – А вот и брешете, док, извините за выражение. В лицо вам говорю, как, значит, мужчина мужчине. Я видал вас вот как сейчас, черти б меня взяли, как вы отплывали в пять не то десять минут девятого. И провалиться мне на месте, если врете вы просто так, за здорово живешь. Энти полчаса на вашей совести, доктор Мэйн, и ежели по закону вас за них привлечь нельзя, так я вас сам привлеку, Богом клянусь. – Мы уже обсуждали это с суперинтендантом Аллейном, – проговорил Мэйн, глядя на Трехерна с отвращением. – Ваш рассказ ничем не подтверждается. – Да неужто? Так таки и ничем? Вот тута вы и ошиблись. Послушайте-ка, что я скажу, и вы все тоже, леди и джентельмены, и вы, мистер. – Он повернулся к Аллейну. – Когда вы, значит, ушли сегодня, я начал думать. И вспомнил – вспомнил, как Уол подошел, когда я в окошко выглядывал, и говорит по-своему, по-простому: «Классный у доктора катер, да, пап?». Спросите его сами, мистер. Спросите его, и он вам скажет. – Еще бы! – хмыкнул доктор Мэйн и добавил, обращаясь к Аллейну: – Полагаю, вы не сомневаетесь в моих словах? – Я не говорил этого, – ответил тот. – Если вы помните, я не сказал, что принимаю их на веру. – Черт побери, Аллейн! – воскликнул доктор, но тут же взял себя в руки. – Этот парень изворотлив как я не знаю что. Неужели вы не видите? А мальчишка?! Чего будут стоить его показания, если он даст их? Да ему наверняка вбили все, что он должен сказать. – Во всю жизнь я не подымал руку… – начал Трехерн, однако Аллейн остановил его. – Я как раз подходил к этому, когда нас прервали. Разные нити ведут к одному и тому же выводу. Есть и другие факты, помимо уже упомянутых, о которых Трехерну ничего не известно, но их можно привести в поддержку его версии событий. – Аллейн взглянул на мисс Эмили. – Уверяю вас, они неоспоримы. Я готов представить их на ваш суд, но сначала, возможно, доктор Мэйн мог бы чем-то подтвердить хронологию своих перемещений? Должен, однако, предупредить… – Остановитесь! В комнату вошла Маргарет Бэрримор. Хотя ее пальцы были нервно переплетены, как тогда, в саду, вид она имела решительный и, кажется, полностью владела собой. – Прошу вас, не продолжайте, мистер Аллейн. Я вижу, что должна вам кое-что рассказать. – Маргарет! – воскликнул доктор Мэйн. – Нет-нет, не пытайтесь остановить меня, или я вынуждена буду настаивать на беседе с суперинтендантом тет-а-тет. Лучше все же будет, если я скажу это здесь, перед всеми. В конце концов, теперь уже все известно. Нет необходимости притворяться и дальше. Позвольте мне продолжить. – Прошу вас, миссис Бэрримор, – кивнул Аллейн. – Это правда, он не отплыл на катере в половине восьмого или около того. Он заходил в гостиницу, чтобы увидеть меня. Я сказала, что завтракала одна… Нет, я была не одна. Мы были вдвоем. Мисс Кост сказала ему у церкви, что собирается предать все огласке, и он пришел, чтобы просить меня уехать вместе с ним. Он предлагал сбежать отсюда, прежде чем все откроется. Просил меня приехать вечером в деревню. Мы должны были отправиться в Лондон, а потом за границу. Говорили в спешке, буквально несколько минут – мы услышали, как кто-то идет. Я сказала, что мне надо подумать, собраться с мыслями, и он ушел. Видимо, только тогда он и отплыл из бухты. Она подошла к Мэйну и положила руку ему на плечо. – Я не могла позволить тебе продолжать. Теперь все равно. Это уже неважно, Боб. Неважно. Мы будем вместе. – Маргарет, дорогая… – произнес доктор Мэйн. Воцарилось долгое молчание. Фокс откашлялся. Аллейн повернулся к Трехерну. – Что вы можете сказать по этому поводу? Тот, однако, все таращился на миссис Бэрримор, словно в каком-то трансе. – Я лучше пойду, – пробормотал он наконец. – Надо возвращаться. Фокс заступил ему дорогу. Бэрримор поднялся на ноги. Его лицо, все в крови, было страшным. – Значит, это правда, – произнес он очень спокойно. – Она сказала мне. Стояла там передо мной и издевалась с ухмылкой. Говорила, что выставит меня на посмешище. А когда я послал ее к черту – знаете, что она сделала? Плюнула мне в лицо. И я… я… Его голос утонул в новом ударе стихии, более сильном, чем все предыдущие. Снаружи беспорядочно загромыхало – что-то металлическое, вероятно, ящик для мусора, пронесло мимо здания. Грохот, постепенно затихая, удалялся. Судя по звуку, урна прыгала вниз по лестнице. Следом налетел еще один чудовищный порыв ветра. Кто-то – кажется, Маргарет Бэрримор – вскрикнул, и в тот же миг во всей гостинице погас свет. В кромешной тьме слышен был только рев бури, перекрывающий все звуки. Аллейна вдруг что-то с силой толкнуло, отбросив на другого человека – судя по сырой одежде, Фокса. Не успел суперинтендант прийти в себя, как последовал новый удар. Он едва успел выбросить руку, поймав дверь. Ухватившись за нее и крикнув Фоксу: «За мной!», Аллейн нырнул в коридор. Здесь тоже была полная темнота, но меньше шума. Впереди слышался звук ног, бегущих по ковру. Фокс выскочил следом, по стенам зашарил луч фонарика. – Дайте мне! – Аллейн схватил фонарик, и на мгновение луч уперся в лицо сержанта Бэйли. – С дороги! Вы двое, за мной. Фокс, вызовите Кумба! Добежав до лестницы, он направил фонарик вниз. На долю секунды в луче мелькнула чья-то макушка. Аллейн ринулся по ступенькам огромными прыжками и достиг холла в тот момент, когда хлопнула входная дверь. – Эй, в чем дело?.. – начал ошарашенный ночной портье, чье лицо с открытым ртом на секунду высветилось. Аллейн выскочил на улицу. Дождь опять лил как из ведра. Ветер дул с такой силой, что пришлось согнуться едва ли не вдвое и бороться за каждый шаг. Позади за косой завесой ливня причудливо заколыхались еще два луча света – видимо, фонари Бэйли и Томпсона. Аллейн тут же потерял их из виду, добравшись до ступенек и вцепившись в железный поручень. Однако где-то внизу темноту разрезал, время от времени прерываясь, третий. Аллейн двинулся за ним. Вокруг с безумной жестокостью ревела и неистовствовала буря. Он то и дело оскальзывался, падал и поднимался вновь. В какой-то момент его с силой бросило на поручень. «Чертова лестница! – только и мог думать он. – Чертова лестница!» Достигнув нижнего пролета, Аллейн увидел преследуемого – темная фигура с искаженными очертаниями мелькнула в тусклом отсвете из окна магазина мисс Кост. Видимо, Пендер тоже зажег фонарик или свечу. Тот, что впереди, по-прежнему двигался, пронзая темноту тонким неверным лучом. «К пристани, – подумал Аллейн. – Он бежит к пристани». Там плясали на воде ходовые огни гостиничного катера. Ступеньки наконец-то кончились. Теперь у ног плескалась морская вода, иногда захлестывая их до щиколоток. Прибой ревел, поглощая все прочие звуки. От ветра перехватывало дыхание, слезились глаза. Добравшись до пристани, Аллейн согнулся пополам и двинулся вперед. Дорогу он нащупывал левой рукой, держа в правой фонарик Фокса. С моря то и дело обрушивались удары стихии, но Аллейн не останавливался. Тот, другой, пробирался тем же манером. Между ними было уже не больше десятка шагов. Ходовые огни катера плясали совсем рядом, рукой подать, и сотрясались, когда судно билось о причал. Человек впереди изготовился, выжидая подходящего момента. Луч фонарика вдруг метнулся сквозь дождь и ударил Аллейну прямо в глаза. Детектив согнулся и двинулся дальше, полуослепленный, но успел заметить, как катер поднялся на волне, и фигура впереди прыгнула на борт. Аллейн бросился туда же, выбрал время и вскочил на палубу. Он приземлился на корме, среди скамей для пассажиров, упал через одну из них и ударился головой о другую. Лежа на вздымающейся палубе, Аллейн беспомощно хватал ртом воздух. Фонарик погас, воцарилась кромешная тьма. Между тучами в небе на краткий миг возник разрыв, в котором проглянули звезды, раскачиваясь и кружась перед глазами. Палуба вновь накренилась, и Аллейн увидел горящие окна гостиницы. Они прыгали вверх-вниз и из стороны в сторону. «Электричество включили», – отметил он и вдруг словно провалился куда-то. Все вокруг исчезло. Когда он открыл глаза, то понял с удивлением, что на время потерял сознание. Потом он услышал шум мотора и ощутил вибрацию винта, не погруженного в воду. Ухватившись за скамью, Аллейн приподнялся. Теперь он стоял на коленях. Его противник, стоя к нему спиной в слабом ореоле света из рубки, пытался справиться со штурвалом. Накатила огромная волна, огни вдоль набережной Порткарроу взмыли вверх и затем вновь нырнули, скрывшись из вида. Аллейн пошел по проходу, цепляясь за спинки сидений. Поскользнувшись, повалился на бок, затем встал, стащил с себя ботинки и носки. Голова прояснилась, но болела невыносимо. Катер шел уже посередине пролива, с огромным трудом переваливая через катившиеся поперек курса чудовищные волны. Аллейн подумал, что шансов у них нет, и попытался вспомнить, где должны быть спасательные жилеты. Знает ли тот, другой, который борется сейчас со штурвалом, что он не один на борту? И как удалось отойти от пристани? Швартовы сняли с кнехтов, и судно теперь осталось без них? Или отцепили от тумбы на берегу, пока Аллейн был без сознания? И что теперь делать?.. Резкая боль, вспыхнув где-то в мозгу, пронзила глазные яблоки. Катер вдруг почти лег на борт, и его захлестнуло волной. Ну вот и все. Аллейна накрыло, железная спинка сиденья врезалась в ладони. Он повис почти вертикально, и вода потянула его вниз, словно присосавшийся осьминог. Ощущение было отвратительным. Палуба встала дыбом. Какой-то миг катер безвольно качался на волнах, потом, сотрясаясь всем корпусом, выправился. Первым, что увидел Аллейн, была спина человека у штурвала. Что-то перекатилось по груди. Фонарик. Огни вдоль набережной вновь зажглись – казалось, они так близко, что их можно потрогать. В этот самый момент заглох мотор. Аллейн, с трудом поднявшись на ноги, двинулся вперед. Он был уже совсем рядом с фигурой у штурвала. Идущий к пристани катер вдруг изменил курс и угрожающе накренился. Суперинтендант задел рукой спинку сиденья, и внезапно зажегшийся фонарик осветил человека впереди. Тот обернулся. Перед Аллейном стоял доктор Мэйн. В следующую секунду он бросился, с трудом удерживая равновесие, прочь из рубки. Нос катера неестественно задрался, затем качнулся и нырнул вниз. Аллейна ослепила обрушившаяся на него соленая волна. Когда он смог открыть глаза, Мэйн был уже на планшире левого борта. Долю секунды темная фигура, казавшаяся в свете фонарей огромной, балансировала на краю. Потом доктор согнул колени и прыгнул в воду. Катер развернуло и бросило на пристань. Последним, что услышал Аллейн, был чей-то громкий крик далеко в вышине. II Он спускался куда-то по бесконечной лестнице. Ступеньки были невероятно, невозможно крутыми, едва ли не отвесными, и все же ему требовалось добраться до конца. Он падал и летел вниз, глядя в бездну, перечеркнутую лучами фонарей. Хватался, снова оступался и падал в никуда, и опять, и опять… Послышался чей-то успокаивающий голос, и Аллейн открыл глаза. – Фокс, – проговорил он, с невероятным облегчением увидев знакомое лицо. – Ну наконец-то! – воскликнул тот, и Аллейн заснул. Когда он проснулся, рядом была Трой. Ее рука лежала у него на щеке. – И ты здесь, – сказал он. – Привет, – ответила Трой и поцеловала его. Стена позади нее была испещрена пятнами солнечного света и казалась смутно знакомой. Аллейн некоторое время пытался разгадать эту загадку, затем повернулся, чтобы плотнее прижаться щекой к ладони жены. Боль пронзила виски. – Не двигайся, – велела Трой. – Ты сильно ударился головой. – Ясно. – Сотрясение мозга и прочие прелести. – Долго я здесь? – Почти тридцать четыре часа. – Это дом Кумба? – Верно, но тебе пока нельзя разговаривать. – Ерунда, – ответил он и снова задремал.