Трой осторожно вытянула руку из-под щетинистой щеки мужа и на цыпочках вышла из комнаты. В гостиной ждали суперинтендант Кумб, сэр Джеймс Кертис и Фокс. – Снова проснулся, – сказала Трой Кертису, – совсем ненадолго. – Что-нибудь говорил? – Да. Он… – Ее голос дрогнул. – С ним все в порядке. – Иначе и быть не могло. Я пойду взгляну на него. Трой прошла с ним в спальню и, пока Кертис склонился над пациентом, встала у окна. Утро выдалось чудесным. В проливе ярко отражалось солнце. Вода была низкой, и через дамбу переходили трое – пожилая женщина, юноша и девушка. В Рыбачьей бухте покачивались на волнах пять лодок. Гостиничный катер, выхваченный из своей естественной стихии, смотрелся совершенно неуместно. Восстановлению он, как сочли, не подлежал. – Вы идете на поправку, – проговорил Кертис. – Где Трой? – Я здесь, милый. – Хорошо. Так что случилось? – Вы отключились, – сказал Кертис, – но Кумб и еще двое парней вас выудили. – Кумб? – Фокс позвонил ему из гостиницы, когда вы только бросились в погоню за этим вашим призраком. Они были на пристани. – А, так вот кто кричал… Где Фокс? – Вам лучше пока лежать спокойно, Рори. Все в порядке. У вас еще будет время. – Я хочу видеть Фокса, Кертис. – Хорошо. Только на минуту. Трой привела инспектора. – Вот, теперь вы больше на себя похожи, – одобрил Фокс. – Вы нашли его? – Да, нашли. Вчера, во время отлива. – Где? – Примерно в четырех милях[24] по берегу. – Он сделал это сознательно, Фокс. – Я тоже так думаю. Кумб все видел. – На сегодня достаточно, – сказал Кертис. Фокс шагнул к двери. – Еще минуту, – попросил Аллейн. – У него было с собой что-нибудь? Фокс, нашли при нем что-то? – Ладно, скажите ему. – Да, мистер Аллейн, было. Размокло почти в кашу, но понять все же можно. Оригинал того списка и фотография. – А! Значит, она отдала их ему. Я так и думал. Он перевел дыхание и прикрыл глаза. – Вот и правильно, – одобрил Кертис. – Вам лучше еще поспать. III – Моя сестра, Фэнни Уинтерботтом, – сказала мисс Эмили (это было два дня спустя), – заметила однажды с присущей ей экстравагантностью, переходящей иногда в вульгарность, что я, куда бы ни шла, поднимаю пыли не меньше танцующего дервиша. Сравнение, конечно, интересное скорее своей неожиданностью, чем точностью. Однако будь она жива по сей день, теперь бы она, без сомнения, сочла его вполне оправданным. Я принесла в Порткарроу чудовищное несчастье. – Моя дорогая мисс Эмили, не кажется ли вам, что теперь вы сами склонны преувеличивать? Убийство мисс Кост было никак не связано с вашим решением по поводу источника. – Еще как было связано, – возразила пожилая дама, хлопнув рукой в перчатке по ручке незатейливого стула суперинтенданта Кумба. – Логика простая. Не настаивай я на своем, ее нервы, не говоря уже об эмоциональном настрое, и без того нестабильном, не были бы настолько взвинчены, и она не повела бы себя так, как повела. – Не скажите. Ее могло спровоцировать что-то другое. Она располагала компрометирующими фактами, а владение опасным инструментом уже само по себе опасно. Даже если бы вы не поехали на остров, Бэрримор и Мэйн все равно посмеялись бы над ее фестивалем, например. – Но это задело бы ее куда меньше. – Мисс Эмили пристально посмотрела на Аллейна. – Я, вероятно, утомляю вас. Мне нужно идти. Эти дети, которые были так добры ко мне, ждут в авто. Я зашла только попрощаться, мой дорогой Родерик. – Вы ни в малейшей степени не утомили меня, а ваши сопровождающие могут немного потерпеть. Думаю, они будут счастливы остаться наедине. Я ведь вижу, что дело худо, мисс Эмили. Вас снедает любопытство. – Скорее естественная неприязнь к необъясненным деталям. – Прекрасно понимаю. К каким именно? – Без сомнения, вас всегда спрашивают об этом… когда вы начали подозревать доктора Мэйна? – После ваших слов, что примерно без двадцати восемь не видели никого, кроме Уолли, на дороге к Рыбачьей бухте. – А я должна была заметить доктора? – Да, отплывавшим из бухты на своем катере. И затем Трехерн безо всяких понуканий сообщил, что видел его где-то в пять минут девятого. Зачем Мэйну врать? И что, как верно отметил Трехерн, он мог делать в те полчаса? – Вы не поверили тому, что сказала эта бедная женщина? – Ни на секунду. Если бы он заходил к ней, она упомянула бы о его визите с самого начала. У него был пациент в отеле, и она легко могла назвать это в качестве причины и тем составить доктору алиби. Вы заметили, как он удивился, когда она вмешалась? А то, что она остановила его, прежде чем он успел что-либо сказать? Нет, я ей не поверил, и, думаю, он это понял. – Поэтому, вы считаете, он бросился бежать? – Отчасти да. Возможно, он вдруг почувствовал также, что не сможет этого вынести. Своеобразный момент истины. Представьте, мисс Эмили, то ослепляющее осознание, которое посещает однажды убийцу и вынуждает так многих из них сдаваться, бежать или кончать с собой. Допустим, мы бы поверили миссис Бэрримор, и они уехали бы вдвоем. До конца жизни Мэйн был бы связан с любимой женщиной самым страшным обязательством, какое только можно вообразить. – Да, – кивнула мисс Эмили. – Вы правы. На меня он произвел впечатление человека гордого. Продолжайте, прошу вас. – Мэйн говорил у церкви с мисс Кост. Та сказала миссис Карстерс, что после службы собирается к источнику за бусами, которые остались на уступе. Потом миссис Карстерс пошла в церковь, а мисс Кост осталась с Мэйном. Мы не знаем, что произошло, но я думаю, что бедняжка предприняла последнюю попытку и была отвергнута. Должно быть, она заранее вооружилась тем ужасным снимком и списком дат, захватив их с собой. Вероятно, хотела зайти к доктору, устроить сцену и в конце концов предъявить ему улики. Так или иначе, она сунула их ему под нос и, скорее всего, заявила, что сделает все достоянием прессы. – И она?.. – Да. Письмо оказалось в почтовой сумке. – Вы сказали, что обычно не перехватываете почту. – Да, сказал, – без выражения подтвердил Аллейн. – Не перехватываем. Обычно. – Продолжайте. – Мэйн знал, что мисс Кост отправится к источнику. Наверняка поглядывал в окно, пока мыл руки в доме Третэвеев. Увидел Уолли. Вероятно, заметил и вас, когда вы прикрепляли табличку. Увидел, как Бэрримор срывает ее и уходит. После этого доктор поднялся к изгороди сам и прошел внутрь. У него имелись с собой жетоны, – он использовал жетон, когда мы его туда вызвали. Укрывшись за валуном, он дождался мисс Кост. Ему было хорошо известно, какой булыжник шатается – место он изучил досконально. – Ах да… – Когда все было кончено, он стер свои следы. Позже, когда мы оказались там втроем, он весьма проворно взобрался наверх и еще раз прошелся по ним – таким образом, «нейтрализуя» любые оставленные по недосмотру отпечатки. А в десять минут девятого вернулся на своем катере к себе и стал ждать, пока его позовут осмотреть тело. – Он и меня осматривал, – невольно вздрогнула мисс Эмили. – Хладнокровный, изобретательный преступник. А ведь мне он нравился. – Мне тоже, – ответил Аллейн. – И даже очень. Конечно, он хотел пустить нас по ложному следу – убедить, что убитую приняли за другую. Но, как человек умный, не стал пережимать. Он надеялся, что виновным сочтут Уолли, после чего дал бы заключение, что тот не отвечал за свои действия, и проследил бы, чтобы мальчика поместили в подходящее учреждение. Причем, скорее всего, это было бы наилучшим вариантом. – Я постараюсь что-нибудь предпринять, – сказала мисс Эмили. – Есть разные специальные школы… А что бы вы сделали, если бы не погас свет, или если бы догнали преступника? – спросила она, с любопытством глядя на Аллейна. – Следовал бы обычной процедуре. Предложил бы прийти в офис Кумба с повинной. Без этого нам вряд ли удалось бы возбудить дело против Мэйна. Слишком многое строилось на догадках. Рассказывая о событиях, я надеялся на признание. И полагал, что когда версия с Уолли была исключена, Мэйн не позволит арестовать Бэрримора или другого невиновного. Но я рад, что все закончилось именно так. В сад через калитку вошел Фокс. – Bon jour, Mademoiselle, – с напряжением произнес он. – J’espère que vous êtes en bonne santé ce matin?[25]. Мисс Эмили моргнула. – Мистер Фокс, – проговорила она на чистейшем французском, – я уверена, вы очень занятой человек, но если бы вы смогли уделить два часа в неделю, я могла бы помочь вам с разговорной речью. Мне это будет только в радость.