– Это уж точно. – Да. Вам ведь нужен будет ночной сторож, а? Раз уж все, похоже, почти готово? Ночной, дневной… все равно. – Думаю, понадобится. А что? Есть на примете кто-то подходящий? – Себя не хвалят. – Вы готовы взяться? – Чего врать, начальник, есть такая мысль. У нас, в проулке, слишком сыро – для моего нутра. Хроническое чего-то. У меня хорошие отзывы, начальник. Многие поручатся. Как вам? Глухо или прокатит? – А что, – сказал Перегрин. – Думаю, прокатит. – Тогда будете меня держать на примете? – Обязательно. – Господь вас благослови, начальник, – сказал Джоббинс и направился обратно в проулок. Перегрин перешел дорогу, вошел в портик театра и посмотрел на объявление: «Скоро! Новое открытие театра “Дельфин”, под новым руководством». Объявление висело сразу под изодранной викторианской афишей, которую Перегрин видел во время памятного первого визита. «СВАДЬБА НИЩЕНКИ По многочисленным просьбам! Мистер Адольф Руби…» Когда маляры чистили и заново покрывали краской фасад, Перегрин поручил им работать вокруг этого сомнительного фрагмента и не трогать его. – Он будет здесь, – сказал Перегрин Джереми, – пока здесь буду я. Фойе ожило. Его покрасили, позолотили, отполировали и отлакировали. Рабочие были повсюду: на лесах, длинных лестницах, козлах. Громадная люстра ждала своего часа сверкающей грудой на полу. Два толстых херувимчика, отмытых и украшенных, сияли вверх ногами над воскресшей кассой. Перегрин поздоровался с рабочими и пошел вверх по изящно изогнутой лестнице. В баре снова стояло зеркало с гравировкой, но на сей раз Перегрин шагал навстречу себе по блестящему красному дереву, обрамленному латунью. Преобладали цвета меда и патоки. – Незамысловато и практично, – пробормотал Перегрин. Наверху обновления были завершены; скоро уложат ковер. Джереми и молодой декоратор сошлись в конце концов на классическом малиновом, белом и позолоте; Перегрин пересек фойе и вошел в дверь с надписью «Администрация». Театром «Дельфин» управляла фирма «Театр “Дельфин” инкорпорейтед» – филиал «Консолидейтед ойлз». Фирму основал, коротко говоря, мистер Гринслейд для продвижения проекта «Дельфин». В кабинете за новым столом сидел мистер Уинтер Моррис, крайне успешный театральный коммерческий директор. Мистер Гринслейд принял его на службу по предложению Перегрина после нескольких собеседований и тщательного (Перегрин нисколько в этом не сомневался) наведения справок. Во время всех приготовлений сам мистер Кондусис оставался закулисным духом: вовсе не злобным и таким могучим, что даже малейшую деталь возрождения «Дельфина» пронизывала шикарная уверенность. Мистер Моррис теперь держал в руках всю систему рекламы, презентации и управления, заключая контракты с актерами, декораторами, костюмерами, персоналом зрительного зала, рабочими сцены, пресс-агентами, и деликатно управлял всеми элементами, необходимыми для создания общей ауры предприятия. Бледный и неугомонный, с курчавой шевелюрой, в свободное время он собирал старинные безделушки. – Доброе утро, Уинти. – Перри… – каким-то извиняющимся тоном произнес мистер Моррис вместо приветствия. – Все путем? Моррис неопределенно покачал головой. – Пока не забыл: нам в театре нужен смотритель, сторож – ночной или дневной, – привратник или еще какой подручный? – Через пару дней понадобится. Перегрин рассказал про мистера Джоббинса. – Ладно, – сказал мистер Моррис. – Если рекомендации хорошие. Теперь спрошу я: у нас полная труппа? – Не совсем. – Что думаешь о Гарри Гроуве? – Как об актере? – Да. – Как об актере я много чего думаю. – Вот и хорошо. Ты его получишь. – Уинти, ты вообще о чем? – Поступила директива, малыш, или что-то вроде того. Из главного офиса. – Насчет У. Хартли Гроува? – Смотри в своей почте. Перегрин пошел к своему столу. Он уже узнавал письма от мистера Гринслейда и быстро схватил верхнее в стопке. «Уважаемый Перегрин Джей! Ваши приготовления, похоже, движутся вперед согласно плану. Мы все рады видеть, как оригинальный проект обретает плоть и развивается, и удовлетворены решением открыть театр Вашей пьесой, особенно принимая во внимание Ваш нынешний успех в «Единороге». В этом неофициальном письме хотелось бы привлечь Ваше внимание к мистеру У. Хартли Гроуву, актеру, как Вам, несомненно, известно, знаменитому и опытному. Мистер Кондусис лично будет очень рад, если Вы примете положительное решение в отношении мистера Гроува, формируя труппу. С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш, Стенли Гринслейд». Перегрин читал, и его охватывало дурное предчувствие – странно острое по сравнению с ничтожным поводом. Ни в одной профессии личные рекомендации и панибратские отношения не работают чаще, чем в театре. Для актера подкатить к человеку, набирающему труппу, через знакомого режиссера или администратора – обычный маневр. Пару секунд Перегрин смятенно пытался понять – не охватила ли его зависть, не пустила ли власть, необъяснимо попавшая в его руки, отвратительный росток развращения. Нет, решил он, поразмыслив, и повернулся к Моррису, который смотрел на него с легкой улыбкой. – Мне это не нравится, – сказал Перегрин. – Вижу, малыш. А можно узнать почему? – Разумеется. Мне не нравится репутация У. Хартли Гроува. Я изо всех сил стараюсь оградиться от театральных сплетен и стараюсь не верить тому, что говорят о Гарри Гроуве. – А что говорят? – Ну, вообще, о его сомнительном поведении. Я как-то ставил спектакль с его участием, да и раньше встречал. Он преподавал сценическую речь в моей театральной школе и однажды пропал после выходных. Скандал вышел неописуемый. Многие женщины, думаю, находят его привлекательным. Не могу сказать, – добавил Перегрин, взъерошив волосы, – чтобы он творил что-нибудь неподобающее в последних постановках, и чисто по-человечески нахожу его забавным. Однако кроме двух женщин в труппе, его никто не любит. Они не признаются, но достаточно взглянуть, как они на него смотрят и как он смотрит на них. – У меня практически приказ, – сказал Моррис, дотронувшись до письма на своем столе. – Полагаю, что у тебя тоже. – Да, черт возьми. – До сих пор руки у тебя были фантастически развязаны, Перри. Конечно, не мое дело, малыш, но, честно говоря, я такого прежде не видел. Руководитель, режиссер, автор – все ты. Потрясающе. – Надеюсь, – сказал Перегрин, в упор глядя на администратора, – я заслужил репутацию и как режиссер, и как драматург. Другого вероятного объяснения нет, Уинти. – Конечно, конечно, старик, – поспешно согласился тот. – А что касается У. Хартли Гроува, полагаю, мне не отвертеться. На самом деле он вполне пойдет на господина У. Г. Его роль. И все же мне это не нравится. Господи, я и без того уже подставился по самое некуда с Маркусом Найтом в главной роли и готов терпеть три нестерпимых темперамента на каждой репетиции. Чем я заслужил бонус в виде Гарри Гроува? – Кстати, великая звезда настроен на неприятности. Он звонит мне дважды в день – скандалить по поводу своего контракта. – И кто побеждает? – Я. Пока. – Молодец. – Меня уже тошнит от этого, – скривился Моррис. – Да вот он, контракт, лежит у меня на столе. – Он пролистал страницы отпечатанного документа. – Чуть не пришлось еще лист добавлять. Вот взгляни. Громадная и совершенно неразборчивая подпись в самом деле занимала огромное пространство. Перегрин бросил беглый взгляд, а потом присмотрелся.