Усаживаясь в машину, которую вел Ромен, Ноэми заколебалась, стоит ли заговаривать о перебранке, хотя она ничего в ней не поняла. Но не сдержалась: — Знаешь ли ты, по какой причине Дорены сцепились с твоим отцом прямо в день похорон мальчика? — Да по тысяче причин, как у всех. Зная его дерьмовый характер, проще спросить, с кем он не ссорится. Ясное дело, заводить с сыном разговор об отце было по-настоящему плохой идеей. 38 Каждый получил свое задание. Милк был послан в расположенный в конце торговой улицы Деказвиля офис газеты «Ла Депеш». Буске, надев наушники и включив музыку, принялся шарить по Интернету в поисках иголки в электронном стоге сена. Ромен в подвале шерстил папки с делами того времени, а результаты работы команды постепенно стекались к Ноэми. К вечеру Милк вернулся в бригаду, нагруженный ксерокопиями газетных вырезок, и все, что он приволок, немедленно нашло место на стене рядом с другими материалами. — Проблем с Сен-Шарлем не было? — поинтересовалась Шастен. — Нет, он даже провел со мной весь рабочий день, чтобы получилось более продуктивно. — Это в его интересах, — признала Ноэми. — Если мы разберемся в этом деле, он получит собственную сенсацию. Сейчас он является частью нашей экосистемы. Она закрыла почти пустую последнюю коробочку с кнопками и полюбовалась на стену кабинета с коллажем разнородных материалов. Происшествия, информация из первых рук, статьи, фотографии, опознания, допросы и жалобы за пятилетний период, предваряющий тройное исчезновение. Если все это действительно произошло в Авалоне, косвенные доказательства находятся во временном интервале, расположенном между днем совершения преступлений и предшествовавшими ему неделями или годами. Так что, вполне возможно, у них перед глазами. Центр композиции представляли фотопортреты троих детей — исходная точка расследования, напоминающего постоянно расширяющуюся вселенную. Вокруг них теснились самые разнообразные, подобранные там и сям куски, причем некоторым, правильно связанным, предстояло создать зубчатую передачу, ведущую к разгадке. Это и вправду было делом отлаженности часового механизма, сочетания логики и удачи в неизвестных дозах. Разумеется, на видном месте находилась первая газетная публикация об исчезновении Алекса, Сирила и Эльзы. Шок среди деревенских жителей. Первые предположения, первые подозрения. Майор Роз, в то время молодой лейтенант, обеспечивал связь с журналистами и заверял тех, что все живые силы подразделения пущены в ход, чтобы отыскать следы детей. — Лейтенант Роз? — с удивлением повторила Ноэми. — Выходит, он всю жизнь служит здесь, в одном и том же комиссариате. Поразительно. — Я бы тоже так хотел, — оправдался Милк. — Не все стремятся в большие города и переполненные вагоны метро. Ноэми совершенно некстати вспомнились запахи, грязь и теснота парижского транспорта. Париж казался таким далеким. Она вновь сосредоточилась на деле и допросах родственников, как близких, так и дальних. Родителям Кастерана, Дорена и Сольнье пришлось отвечать на сюрреалистические вопросы о детях. «Вам известно, есть ли у них враги?», «Имеют ли они дурные наклонности?», «Поддерживают ли дурные знакомства?», «Угрожали ли им в последние дни смертью или насилием?». Ноэми могла только представить, в каком состоянии растерянности и непонимания пребывали перед судебной машиной измученные родители. — Действительно, а что нам известно об этих детях? — спрашивала она себя. Что можно сказать про десятилетнего ребенка? Они были дети, просто дети. Однако все три допрошенные семьи единодушно сходились в одном: Алекс, Сирил и Эльза составляли неразлучную троицу. Сирил и Алекс были лучшими друзьями. Алекс и Эльза были влюблены друг в друга, но поскольку в таком возрасте любовь — это держаться за ручки, их роман не нарушал равновесия маленькой компании. С протоколами допросов соседствовала статья о выигранной компанией «Global Water Energy» сделке на строительство гидроэлектростанции и затопление долины. Сюжетом другого репортажа стала демонстрация экологических активистов. Приехав в деревню, они тщетно пытались устроить здесь защитную зону, чтобы противостоять «Global» и защитить животных, существованию которых угрожала близость гигантской стройки. На фотографиях того времени экологов можно было видеть в одинаковых футболках с изображением рыжей цапли — этот вымирающий вид превратился в эмблему борьбы. Сделав шаг в сторону, Шастен встретилась с другой гранью расследования, она была посвящена основному подозреваемому. С фотографии смотрел мужчина с густыми бровями под низко нависающим широким лбом. Если бы в те времена кинопродюсер объявил кастинг на роль мерзавца для детектива, Фортен отхватил бы эту роль, даже не успев раскрыть рта. Квадратный подбородок и крайне недружелюбный взгляд делали его идеальным претендентом. Фортена называли «монстром», потом «похитителем людей», «людоедом» и даже «педофилом», впрочем без всяких доказательств, только для увеличения газетных тиражей, не задумываясь о том, каково было родителям услышать последнее слово. Был там и снимок пикапа, украденного у Пьера Валанта и обнаруженного полностью сгоревшим; тогда все сошлись во мнении, что Фортен скрылся именно на этой машине. В верхней части стены, от фотографии к фотографии, от статьи к статье, можно было проследить различные этапы возрождения Авалона. Полное затопление долины и в то же время неподалеку, в нескольких километрах отсюда, строительство практически идентичной деревни. Там же на стене была помещена крошечная заметка о лагере отдыха для авалонских детей. Она называлась «Каникулы, чтобы забыть». Забыть троих пропавших детей? Или забыть о том, что их деревню вот-вот затопят? — спросила себя Ноэми. — Ты только вообрази, что они пережили, — заговорил Ромен. — Ты видишь, как твоя жизнь и воспоминания с каждым днем исчезают под водой, а в это время в соседней долине для тебя строят нечто похожее на твой дом, хотя это вовсе и не твой дом. Как декорации для съемок фильма: ненастоящие и нереальные. Или новелла из «Четвертого измерения»[38]. — Но ведь ты же там был, ты что, не помнишь? — удивился Милк. — Нет, не особенно. Мне было всего десять. Помню только прогулки с отцом в тех местах, где потом разлилось Авалонское озеро. И еще большой лагерь. «Каникулы, чтобы забыть», как написано в статье. Компания «Global» подарила всем детям две недели отдыха в горах, якобы чтобы облегчить нам переходный период. Мысль, вообще-то, хорошая, однако никто в компании не догадывался, во что превратятся эти недели. Дети пропали, а с нашим отъездом в деревне остались одни взрослые. Как будто всем родителям суждено было испытать одно страдание. Тем не менее, когда мы вернулись, переселение уже произошло. Воды всё смыли, а у меня появилась новая спальня, побольше, чем прежняя. И дом побольше. «Global» расщедрился, выиграли все. Затем Шастен сосредоточилась на той части стены, которая была отведена жертвам, в частности семье Дорен. Протокол с фотографией тела, висящего на балке, сообщал о самоубийстве Жанны в сарае. Как обнаружили тело мадам Дорен, одежда самоубийцы, отсутствие прощальной записки, а также наличие украшений, надетых в последний раз. — Все эти побрякушки? — удивилась Ноэми. — Что-то многовато, пожалуй, слишком. — Почти вульгарно для человека, раньше не замеченного в показухе, — подтвердил Валант. — Может, она хотела выглядеть получше для встречи с сыном. В этом ведь есть смысл? — возразил Милк. Шастен снова отступила в сторону, и ее внимание привлек другой снимок. Мадам Дорен. Прелестное голубое платье с узором из пересекающихся линий. Красиво уложенные волосы. И все ее украшения. Два золотых колье. Серьги с черными перламутровыми шариками. Шесть колец, из которых только два с камешком. И браслет-цепочка на запястье. Скорей, мужской. На мгновение ее охватила дурнота… Она заставила себя перечитать протокол возврата, под которым, кстати, стояла подпись Сержа Дорена. В нем фигурировали все украшения. Все, кроме одного. — Не хватает цепочки, — сказала Ноэми. Полицейские собрались вокруг капитана. — Здесь, в отчете, перечислены украшения. Но на фотографии она в браслете, которого больше нигде нет. И он не сочетается со всем остальным. — Крупные звенья и широкая пластинка. Скорей, мужской. — Браслет для парня, который носит женщина, — само по себе не слишком подозрительно, а вот то, что именно это украшение не зафиксировано в протоколе, уже поинтересней. — Забывчивость флика, который делал опознание? Браслет украл кто-то из полицейских на месте? — Думайте, — прервала их догадки Ноэми. — У нее было два сына. Если это браслет младшего, Брюно, то почему он был у нее? Но еще интереснее, если он принадлежал Алексу. Объясните мне, как цепочка могла оказаться на ее руке, когда мальчик уже исчез и к тому же должен был носить его сам? Эта поразительная деталь застала ее парней врасплох, они молчали. — Нет, я действительно задаю вам эти вопросы! Я жду, что вы загоритесь, воодушевитесь. Именно так я пахала в уголовном отделе. Абсолютно все ветви дерева гипотез должны быть придирчиво рассмотрены, вплоть до самых пожухлых листьев. Это не мои слова, а максима моего шефа в Штабе. — Тогда гипотеза номер один, — отважился Милк. — Одному из детей не нравится носить браслет, а мать не хочет оставлять его в шкатулке с украшениями? — Возможно. — Вторая гипотеза: браслет принадлежит одному из родных — мужу, отцу или какому-то предку. — Да, годится. — Третья идея: это ее браслет, хотя модель и кажется тебе мужской. — Вполне вероятно. — И тогда что? Ноэми склонилась над фотографией, почти уткнувшись в нее носом: — И тогда мы отправляем снимок в фотоархив судебной полиции в… — В Тулузу, — подсказал Ромен. — Ну да, в Тулузу, и просим прочитать имя на украшении. Пока мы не узнаем, кому принадлежит браслет, мы не поймем, почему в ходе дела он исчез. — Это след? — обрадовался Милк. — Нет. Это всего лишь зона тени[39]. Ноэми отступила на три шага, чтобы иметь полную картину этого лоскутного одеяла, пока непонятного. — Ладно. Здесь всё или почти всё. Лучшего у нас сейчас нет. Надо читать и перечитывать еще и еще раз, и, если что-то находится не на своем месте или отсутствует, в один прекрасный день это сработает. Даже писатели, когда не пишется, ложатся спать, чтобы во сне подсознательное нашло решение. Я не говорю, что вообще ничего не надо делать, надо просто дать отстояться, это может помочь. Внимание Милка привлекла вибрация мобильника; читая сообщение, он слегка поморщился. — Мамочка волнуется? — с издевкой спросил Буске. — Нет, мамочка советует нам включить BFM[40]. — Этого следовало ожидать, — огорчилась Ноэми. — Мне уже стало казаться, что они как-то запаздывают. Милк щелкнул пультом, и на экране незаметно стоящего в углу кабинета телевизора полицейские увидели журналистку в прямом эфире: — А наблюдать за операцией будет Агентство по осушению, восстановлению и инспектированию озер[41]. Рядом с нами сейчас находится мсье Боскюс, начальник центрального поста гидроэлектростанций. Он только что сообщил нам об исключительности этого осушения, поскольку оно носит юридический, а не технический характер.