Шастен присела на каменную ограду и, засунув руки в карманы пальто, стала ждать окончания церемонии. Поспешное погребение завершилось, и, обернувшись, Кастеран заметил полицейского. Тогда Ноэми позволила себе пойти ему навстречу. Полицейский и правонарушитель обменялись приветствиями, как старые знакомые: — Добрый день, капитан. — Добрый день, Андре. Они стояли рядом, глядя на могилу. — Вы мне обещали насчет моей жены. — Не обманывайтесь. Это дело будет очень громким. Она так или иначе узнает о смерти сына. — И меня не будет рядом, чтобы поддержать ее. — Да. Сожалею, но иначе не получится. Кастеран пожал руку молодому смотрителю кладбища и, прежде чем поблагодарить могильщиков и попрощаться, сунул купюру в карман одного из них. Спустя мгновение он и Ноэми остались наконец наедине. — Я прекрасно осознаю, что являюсь сообщником в деле африканца, хотя почти не участвовал в нем. И я также был в курсе вашей аварии. Я возражал. Пытался предупредить вас. Но когда они приняли решение, я уступил. Я не лучше их. — Я не таю на вас зла, Андре. — А должны бы. — Я вижу в вас только отца, потерявшего своего ребенка. И все. Ноэми сунула руку в карман, ощутила металлический холодок наручников и передумала. — Скажете, когда будете готовы? — Еще минуту, если позволите. — Сколько угодно. 61 Что до обещаний, то Ноэми давала их только Андре Кастерану. После четырехчасового допроса у прокурора Эльзу сопроводили в Авалон, и на крыльце дома мадам Сольнье она присоединилась к Шастен и майору Розу. — Вообще-то, я представляла себе встречу в более узком кругу, — огорченно произнесла Эльза, с ног до головы разглядывая незнакомого полицейского. — Тебе теперь тридцать пять лет, — заметила Ноэми. — А мадам Сольнье знает только десятилетнюю Эльзу. Сама я дважды встречалась с ней, но сейчас совсем не уверена, что она помнит, кто я такая. А вот майор Роз никогда не покидал регион, и для нее он, так же как она, остановился во времени. Так что он здесь для ее спокойствия. Прозвенел звонок, и дом ожил. Прошло не меньше двух минут между звуком колокольчика и моментом, когда мадам Сольнье открыла дверь. Как будто она по пути немного заблудилась. — Малыш Артюр! — Здравствуйте, Маргарита. Помните капитана Шастен? — Да-да, — с некоторым сомнением, подтверждавшим обратное, закивала она. — А вот еще одна молодая женщина, которую я хотел бы с вами познакомить. Он отступил в сторонку, чтобы больше не загораживать Эльзу. Призрак и Сольнье наконец оказались лицом к лицу. На губах Маргариты появилась смущенная улыбка растерянных стариков. Она сложила ладони на уровне груди и переплела пальцы, будто хотела сделать гнездышко. Ее взгляд затуманился, веки набухли слезами, хотя она толком не знала почему. Потом каким-то тоненьким голоском хозяйка предложила им войти. На сей раз приготовить кофе вызвался Артюр Роз, он мгновенно исчез в кухне за занавеской из деревянных бусин, чтобы создать некоторое уединение сидящим в гостиной женщинам. Какая-то часть сознания Маргариты прекрасно понимала, кто эта незнакомка с такими родными глазами. Но чтобы защититься, эта часть уже так давно отступила в сторонку и сдерживалась, что вторая мешала ей поверить. «Педиатр диагностировал у нее сонное апноэ. Я почти два года следила за тем, как она спит», — призналась Сольнье при последней встрече с Ноэми. Вопреки прошедшим годам и повзрослевшему виду сидящей перед ней женщины, старушка не могла не разволноваться. — Спасибо, что приняли нас, — пробормотала Эльза. Погрузившись в созерцание ее лица, пожилая дама провела по спине незнакомки рукой с узловатыми пальцами. Она дышала размеренно, спокойно, взгляд был безмятежен, как если бы долгое тревожное ожидание подошло к концу. — Надо остаться, — прошептала Маргарита. — Надо дождаться возвращения Эльзы. Вы с ней похожи, как сестры. Но она поступает как хочет. Приходит, когда ей заблагорассудится. Хотите на нее взглянуть? У меня столько ее фотографий. У меня и фотоаппарат есть, да я его что-то больше не могу найти. Очень досадно. Шквал противоречивых чувств, убеждений и сомнений. Сольнье потихоньку терялась в них и путалась в череде бессвязных фраз немного больше, чем обычно. Эльза ласково взяла ее за руку и успокоила: — Конечно, я останусь. И конечно, мне хочется посмотреть ваши фотографии. Вообще все ваши фотографии. — Ну вот и хорошо, — приподнимаясь с места, умиротворенно сказала Маргарита. В тот оказавшийся вне времени вечер старый Авалон вернулся к жизни с истрепанных страниц потертых фотоальбомов. Пересохший клей не мог удержать всех снимков, иногда они, кружась и порхая, падали на пол или на стол. — Я уверена, все мальчишки влюблены в вас, — заявила Сольнье, открывая первый альбом. — Точно как в мою Эльзу. Все детство вместе с увековеченными событиями предстало перед взглядами присутствующих. Роз тоже присел на диван рядом с Ноэми и с ощущением приятной ностальгии принял участие в этом прыжке в прошлое. Фотография смеющейся троицы: Алекс, Сирил и Эльза бегают вокруг совершенно белоснежного щенка. Ежегодные празднования Рождества, зимние свитера, один невозможнее другого, и елки, перегруженные украшениями. Алекс и Эльза, взявшись за руки, следят за плещущимися в луже утятами. Дни рождения, разноцветные торты, разодранные бумажные упаковки подарков, маленькие гости в маскарадных костюмах, готовые задувать свечи, которых с каждым годом, от страницы к странице, становится все больше. На одном снимке, в стороне от других детей, маленький ковбой с серебряной звездой шерифа. Он почему-то выглядит несчастным. На другом снимке тот же ребенок, спрятавшись в уголке фотографии, смотрит на Эльзу восхищенным взглядом: так смотрят на звезды, прекрасные, но слишком далекие, чтобы к ним прикоснуться. Ноэми узнала его и положила ладонь на страницу, чтобы Маргарита ее не переворачивала: — А этого мальчика вы помните? — Это маленький Ромен, мой печальный мальчик, — подтвердила Сольнье. Эльза Фортен с интересом склонилась к альбому. — Ромен Валант! Сын мэра, — сказала она, погружаясь в воспоминания. — Он приходил к нам всего один раз, в самом начале, потому что я пригласила весь класс. — Печальный мальчик. Я уже слышала, что вы его так называете, мадам Сольнье, — подхватила Ноэми. — Почему печальный? — Потому что любовь делает мальчиков печальными, а девочек — глупыми. Он тоже ужасно влюблен в Эльзу, — пожурила мальчика со старой фотографии мадам Сольнье, которой удавалось говорить о детях только в настоящем времени. — Она сама вам расскажет, когда вернется. — А я могу это подтвердить, — заявила Эльза. — Все называли его сынком мэра, вот как. Мой отец то, мой отец се, он постоянно бахвалился, говоря, что его отец — хозяин деревни. Помню, нам приходилось прятаться, чтобы он не таскался за нами. Не знаю, был ли он печальным, но вот чертовски странным точно. Как-то даже угрожающе странным. Испытав неприятное чувство, будто она что-то упустила, Ноэми нахмурилась: — Вы хотите сказать, что были знакомы? — Не особенно, потому что мы его избегали. Но он хотел быть в нашей компании. Если уж быть честной, думаю, мы плоховато к нему относились, но его вечные преследования нас пугали. — Простите, что сомневаюсь, но вы уверены? — Конечно, я уверена, — ответила за Эльзу Маргарита. — Он частенько поджидает ее у ворот, а едва заприметив, сразу убегает. Слишком робок, чтобы заговорить, мой Ромен. Но эти сердечки — они сами говорят за него. — Сердечко, выцарапанное на школьной стене? — не выдержала Ноэми. — И на моем доме. Но сегодня я его что-то больше не вижу. А ведь оно точно там было. — Ага, эти влюбленности меня ужасно огорчали, — подтвердила Эльза. — Но были еще и письма, рисунки и подарки. На моем подоконнике. Помню, отец даже пошел поговорить с мсье Валантом, потому что Ромен постоянно рыскал вокруг нашего дома. — Это невозможно! — почти взорвалась Ноэми. — Он вас не знает, он не раз мне это повторял. — Значит, он меня забыл, а вот я его прекрасно помню. Помню, потому что первые месяцы в Бьельсе постоянно думала про Авалон. Все осталось запечатлено в моей памяти. Ромен всегда хотел привести нас на стройку. Мой отец то, мой отец се, мой отец может нас пустить, когда я захочу, я знаю там все закоулки, это мое королевство. Так что под конец он постоянно там торчал, на этом своем строительстве, и сам себе рассказывал страшилки, чтобы испугаться. Ноэми так и осталась с открытым ртом, да и Роз тоже никак не мог поверить. — У него, бедняжки, совсем нет друзей, — объяснила Сольнье. — Он такого не заслуживает. Играет один. Печальный мальчик. Вы должны были видеть его, когда все дети ушли. Он один остался в деревне. Малыш Ромен. Он тоже ждал возвращения Эльзы. — Когда все дети ушли? — повторила Ноэми. И вдруг резко вскочила. — Когда все дети ушли! На крыльце дома Маргариты Артюр Роз, прежде размышлявший над тем, что может быть хуже, чем арест мэра одной из коммун, начинал догадываться об ответе на свой вопрос. Разъяренная и кипящая от гнева, Ноэми вцепилась в телефон. — Юго, гони в редакцию «Ла Депеш», — приказала она, — это в конце улицы Гамбетта, и спроси Сен-Шарля. Я хочу видеть все номера газеты за ноябрь — конец декабря девяносто четвертого года.