– Думаю, не угодим. Людей здесь ходит много – и грибники, и всякие желающие попасть в ученики Тумирея… Так что, если бы кто-то сюда сунулся и по незнанию попал в ловушку, это все равно стало бы известно. Ладно, идем! А чтобы куда-нибудь не улететь, надо лучше смотреть себе под ноги… И они, теперь уже вдвоем, продолжили свой путь в глубь леса. Тропинка, петляющая по густому сосняку, вела их все глубже и глубже в какие-то совершенно дикие дебри. Опера на своем пути оказывались то в низине с сырой, болотистой почвой, то в лабиринте неведомо как образовавшегося бурелома, то у торчащих из земли огромных каменных глыб с обкатанными, круглыми боками. Глядя на наследие древнего ледника, Станислав философски отметил: – Когда-то в школе нам рассказывали про ледниковый период, про то, что ледники километровой толщины ползли с севера на юг. Они тащили с собой груды валунов, обкатывали их, а потом – бах! – и началось потепление. Ледники тут же остановились, растаяли, а на том месте, где остановился их передний край, остались кучи обкатанных камней. Эти места называются как-то по особенному… Вот, забыл… – Ты имеешь в виду – морены? – глянув в его сторону, подсказал Гуров. – Точно! Морены! Вот одна из них! – указал на глыбу Крячко. – Так вот, Лева, я до сих пор никак не могу уразуметь: вот как, каким образом эти долбаные ледники могли ползти по российской равнине из Заполярья в сторону Каспия и Черного моря? Ну, с горы ледники, понятное дело, ползут вниз по закону всемирного тяготения. А по равнине как? Их что, бульдозер подталкивал сзади? Помню, как-то еще в пятом классе этот вопрос я задал своей географичке. Она что-то там долго так говорила, говорила, но я так ничего и не понял. Может, ты что-то об этом знаешь? – Стас, в тот день, когда ты пошел работать в угрозыск, наука в твоем лице потеряла ценного исследователя, – рассмеялся Лев. – Что касается ледников, то я тоже так ни хрена ничего и не понял: откуда они взялись, куда и как ползли, а главное – зачем? Да как-то на этот счет и не заморачиваюсь. Растаяли они? Ну, и хрен с ними! В этот момент тропинка вывела приятелей на вершину плоского холма, точно так же, как и низины, покрытого густым лесом. Оглянувшись, Стас шумно вздохнул: – Похоже, километров пять уже отмотали… Как бы не больше! – Да, скорее всего. Видимо, мы уже на подходе… – Гуров тоже оглянулся. – Я вот думаю, этот Костя не за подмогой ли побежал? – Хм-м-м-м… – На лице Станислава отразилась гримаса сомнения. – Вообще-то такое можно допустить… Деру он дал не слабо. Если буйных человек пять-десять наберется, то запросто могут устроить погоню. Давай-ка прибавим шагу. – Давай прибавим… – ответил Лев, на ходу доставая из кармана телефон. – Но, на всякий, как говорится, пожарный, надо бы созвониться с местным ОВД. Пусть вышлют сюда свою опергруппу. Набрав номер информотдела главка, чтобы через него выйти на здешних коллег, он некоторое время держал телефон у уха, после чего с удивлением отметил: – Что за хрень-морковень? Телефон как будто отключился. Вообще – ни гудка, ни писка – тишина! – Может, сел аккумулятор? – предположил Стас. – Нет, заряд есть. Только сегодня утром подзаряжал… – Лев еще раз набрал номер главка. – Нет, все по нулям. Такое ощущение, что его отключили. – Давай я со своего попробую позвонить! – сказал Крячко, доставая сотовый. Но и ему связаться не удалось. Его телефон тоже хранил гробовое молчание. – Чертовщина какая-то творится! – сунув трубку в карман, сердито фыркнул он. – Прямо какая-то аномальная зона. Кстати, Лева, обрати внимание, сколько здесь деревьев, закрученных штопором! Здесь и в самом деле немалая часть деревьев росла не ровно вверх, как и полагается нормальному дереву, а с какими-то необычными загогулинами. Одни деревья, как и отметил Стас, закручивались штопором, другие росли зигзагом, третьи переплетались меж собой, образуя причудливые композиции. Причем по мере спуска с холма аномальных деревьев становилось все больше, а хвойная растительность постепенно менялась на лиственную – на осины и березы. Опера максимально ускорили шаг и теперь спускались с холма чуть ли не бегом. Менее чем через четверть часа они вышли на просторную поляну, окруженную со всех сторон березами и осинами все таких же причудливых форм. В центре поляны на площадке, вымощенной плоскими валунами, которые были уложены спиралью, темнело большое кострище. В двух шагах от кострища высилось замысловатое сооружение из обработанных топором древесных стволов, скорее всего молодого дуба. Тринадцать стволов выше человеческого роста стояли кругом, с наклоном наружу и против хода часовой стрелки. Эдакая закрученная деревянная воронка. На стволах, видимо стамеской, были вырезаны какие-то знаки наподобие рунических. – Прямо капище какое-то… – разглядывая сооружение и руны, хохотнул Крячко. – А вон, похоже, землянка Тумирея! – указал Лев на прямоугольный ход, ведущий под землю на противоположном краю поляны. – Ага! Точно! – обрадовался Стас. – Землянка! Ну что, заглянем к этому отшельнику? Они подошли к ведущим вниз, вырытым в земле пологим ступенькам, которые были облицованы грубовато обтесанным, уже истертым множеством ног деревом. Ступеньки вели к дощатой двери, встроенной в раму из толстого бруса, обрамлявшую вход в землянку. Спустившись вниз, Гуров, как вежливый человек, занес руку, чтобы постучать в дверь, но в этот момент изнутри донесся хрипловатый протяжный стон. Было ощущение, что там, в землянке, кого-то душили или мучили. Лев толкнул дверь рукой, но она не поддалась. – Лева, посторонись! – Крячко поднялся на несколько ступенек вверх и, коротко разбежавшись, словно живой таран, ударил в дверь плечом. С лязгом и треском полотно двери распахнулось внутрь, и опера увидели перед собой просторное помещение в рост человека, освещенное лишь парой стеариновых свечей, стоящих на грубо сколоченном столе. В этом полумраке они успели разглядеть слева от входа что-то наподобие нар, застеленных матрацем, на которых бился и корчился какой-то очень худой человек в белом балахоне, с бородой. Над ним склонился другой, протягивая руки к его шее. Поняв эту ситуацию так, что здесь совершается убийство – один другого собирается задушить, опера разом выхватили оружие, и под потолком землянки раздалось отрывистое: – Стоять, ни с места! Руки за голову! Человек, который, как им показалось, душил лежащего на нарах, испуганно вскрикнув, метнулся в угол и, вскинув руки над головой, зачастил: – Не стреляйте! Я хотел ему помочь! Ему плохо! Надо вызвать «Скорую»! Судя по тому, что бородач продолжал биться в конвульсиях, у него и в самом деле было что-то наподобие эпилептического припадка. – Лева, я его вынесу, а ты проверь помещение – где тут может быть картина? – скороговоркой выпалил Стас, сгребая хозяина землянки в охапку. – Ты тоже давай выходи! – приказал он второму, все еще сидящему на полу с поднятыми руками, и тот, усердно закивав, пошел следом. Гуров быстро осмотрел помещение. Его глаза уже привыкли к полумраку, и он мог более детально рассмотреть антураж землянки. Ее стены были облицованы обтесанным кругляком, пол и потолок сработаны из вручную обтесанных плах. Из длинных плах были сколочены и нары, на которых, как видно, спал хозяин землянки. Напротив нар из дикого камня была сложена бесформенная печь. Судя по качеству плотницкой и печной работы, обитатель землянки плотником и печником был аховым. В землянке, кроме стола, имелись две столь же грубо сколоченные лавки. На столе и прибитой над ним полке виднелась посуда – пара кастрюль, несколько эмалированных и алюминиевых мисок, ложки и кружки. На одной из лавок стояла бадья с водой и плавающим в ней деревянным ковшиком. Заметив на стене занавеску из белой ткани, Лев ее отодвинул и увидел… «Портрет Вечности»! Эту картину он до этого не видел ни разу, но, судя по описаниям, это была именно она. Он бережно снял пришпиленное прямо к стене полотно и вышел с ним наружу. Лишь взглянув на старика, который уже несколько пришел в себя, даже пытался подняться на ноги, Гуров убедился окончательно – это он и есть, тот самый «шаман», которого видел на савиновском кладбище Дмитрий Еремехин. Тот самый «гуру» Тумирей. К удивлению Льва, чего-то такого демонического в облике старика не было и близко. Но он удивился еще больше, взглянув на второго обитателя землянки. Это был не кто иной, как… Жерар Снякунтиков, психопат, мечтавший уничтожить полотно, написанное Лунным. Для Гурова это было полной неожиданностью. – А ты как тут оказался? – спросил он, глядя на Жерара. Смеясь, Стас ответил за Снякунтикова: – Говорит, что выследил Тумирея, приехал следом за ним в Ромашино и так же потихоньку пришел сюда. – Чтобы уничтожить картину? – Гуров хмуро посмотрел на съежившегося «герострата». – А… Вы… Что… Меня знаете? – растерянно пролепетал тот. – Конечно, знаю. Звать – Жерар Снякунтиков, хронический бездельник и выпивоха, проживающий на улице Афонинской, с гражданкой… Как ее? – спросил он у Стаса. – Елизавета Чумильцева, – подсказал Крячко. – Я… Меня за это посадят? – обреченно спросил Снякунтиков. – Это большое твое везение, что ты не успел порезать или сжечь картину. Кстати, а почему ты этого не сделал за то время, пока находишься здесь? Ты же тут, я так понимаю, как минимум третий день? Что, все же жалко стало уничтожать такой шедевр? – не удержавшись, усмехнулся Лев. – Да, жалко, – прерывисто вздохнул Снякунтиков. – Это действительно величайший шедевр. Но именно поэтому я и должен был ее уничтожить. В этом и заключается моя высшая миссия. – Какая высшая миссия? Что ты там плетешь? – пренебрежительно фыркнул Крячко. Он уже успел сбегать в землянку и протянул Тумирею ковш с водой, который принес оттуда. – Да, я как Шива, индуистский бог-разрушитель, призван уничтожить Вечность! – заговорил Жерар напыщенно и высокопарно. – Это не просто картина, это объект Вселенной, имеющий прямую космическую связь с вечностью нашего бытия. Она – как критическая точка на закаленном стекле. Ее уничтожение превратит ткань Времени в эфирные осколки, и время остановится! Этот мир опять сожмется в точку, чтобы однажды снова произошел Большой взрыв, из пламени которого выйдет нечто куда более совершенное… – Это понятно. Но я повторю свой вопрос: что же за эти дни ты ее не уничтожил? Не было подходящего момента? – Я должен был сделать это завтра, в час новолуния. – Снякунтиков, раскинув руки, поднял голову к небу. – Надо было поджечь вон ту воронку времени из дубовых стволов и в разгоревшееся пламя бросить «Портрет Вечности». О, это был бы необычный момент, понятный только избранным, равным богам!!! – Лечиться тебе давно пора – совсем «чердак» продырявился, – покрутил пальцем у виска Стас. – Надо же, какая мания величия! С богами он себя равняет… Палата номер шесть по тебе плачет! Лев Иванович, я гляжу, картина у тебя? Дай хоть глянуть… Развернув полотно, он некоторое время его разглядывал, после чего, качая головой, изобразил на лице значительную мину. – Феноменально! Это и в самом деле супершедевр! Подержи развернутым – я сделаю снимок. Когда он своим телефоном запечатлел «Портрет Вечности», откуда-то с края поляны, где была тропинка, раздался знакомый голос: – Не смейте кощунствовать! Что вы задумали? Гуров оглянулся и увидел троих запыхавшихся мужчин, в числе которых был и участковый Юртаев. Протестующе вскинув руку, Константин продолжил: – Вы хотите отобрать Сошедшую с Небес?! Вы хотите посадить в тюрьму нашего Учителя?! Не смейте! Иначе сейчас нам придется в знак протеста умереть на ваших глазах! – Костя, ты чего ерунду городишь? С какого бодуна умирать надумал? – мгновенно отреагировал на его слова Крячко. – Я не шучу! – обнажив левое предплечье и правой рукой достав из кармана нож, объявил Юртаев. – Сейчас я себе перережу вены и артерии! И мои друзья сделают то же самое! Оба спутника Константина тут же заголили себе левую руку и тоже достали острые ножи. Обернувшись к Тумирею, Гуров жестко потребовал: – Скажите этим полоумным, чтобы немедленно прекратили эту свою дурацкую затею! Поднявшись на ноги, тот неуверенной рукой помахал Косте и его спутникам: – Дети мои, я прошу вас не приводить свой замысел в исполнение! Мне тюрьма не грозит. Все будет хорошо! – Учитель! – заколебался Константин. – Но они зачем-то посмели взять Сошедшую с Небес! Разве это не кощунство? – Ну, проповедник, твою дивизию! Ну, наколбасил! – вполголоса бросил с упреком Крячко. – Теперь выкручивайся сам как знаешь. Но если они сейчас с собой покончат, попробуй угадать: кто именно за это пойдет под суд? Напоминание о судебной ответственности на Тумирея подействовало, как весьма сильный допинг. Вскинув руки к небу, он громко заговорил: – Дети мои! Стоит ли вам напоминать, что Сошедшая с Небес сама способна решить, кто к ней смеет прикоснуться, а кто не смеет? Мне ли, слабому человеку, чья жизнь – меньше чем мгновение в сравнении с вечностью, противиться ее воле? Отриньте саму мысль о том, что вы намереваетесь расстаться с жизнью, – она греховна! Жизнь нам подарена вечностью, и именно ей решать, когда и кто из нас должен уйти. Бросьте эти предметы, несущие смерть – они чужды вечности, – и успокойтесь! Юртаев и его приятели после секундной заминки побросали ножи. Немного поколебавшись, Константин спросил: – А мы сейчас можем взглянуть на Сошедшую с Небес? – Ну а чего же нельзя? Смотрите! – Лев снова развернул полотно. Трио неофитов Тумирея чуть ли не на цыпочках приблизилось к Гурову, неотрывно глядя на картину. Когда они подошли достаточно близко, на лице Юртаева внезапно появилась мученическая гримаса, и он, схватившись за голову, простонал: – О-о-о-й! Башка разламывается! Бли-и-и-н! Это я что же, сейчас собирался себе вены порезать? Ничего себе! Вот это прикол… Похоже, мне надо к психиатру. Лев Иванович, Станислав Васильевич! Вы меня извините за тогдашнюю выходку. Ну, когда я убежал. Ешкин кот! Сам не знаю, что на меня нашло?! Вообще, надо сказать, это не учитель Тумирей, это сам здешний лес мутит сознание. Тут у многих, кто только сюда пришел, с головой начинает твориться непонятно что… Судя по всему, у его спутников тоже в сознании произошли перемены в сторону нормализации. У одного из них в кармане неожиданно запиликал телефон. Достав его, парень конфузливо объявил всем присутствующим: – Жена звонит… Эх, мне сейчас и перепадет! Люсенька, солнышко, со мной все в порядке, скоро буду дома… Нет, нет, уже бегу! Все! Целую! Извините, если ко мне вопросов не будет, то я – побежал! Можно? – вопросительно взглянул он на Гурова и Крячко. – Наверное, пойду и я… – просительно произнес второй.