– Когда это я успел? В ответ он получил молчаливую улыбку. Ратманский дернул углом рта, но ничего не сказал. – Вы беретесь? – спросил он. – Я буду считать это услугой, оказанной лично мне. Илюшин медлил с ответом. Бабкин понимал его сомнения. Им ничего не известно о Ратманском. Не склонный к риску, Бабкин предпочел бы держаться от золотого шара подальше. Может быть, шар выполняет желания, но куда вероятнее, что их перерубит в фарш на полпути к нему. – Да, мы беремся, – сказал Макар. На лице Ратманского отразилось облегчение. – Есть один нюанс, – добавил Илюшин. – Сергей занят поисками Егора Забелина… – Да, я знаю, Нина советовалась со мной. Делайте все, что считаете нужным. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «Нина пропала десять лет назад, появилась вчера и снова исчезла. Безумие какое-то. Как сказал бы Серега – дичь». Илюшин смотрел в окно, сунув руки в карманы. Пожилая секретарша не просто делала вид, что нет ничего особенного в сыщике, по какой-то причине вот уже полчаса торчащем в приемной у подоконника, – она действительно не обращала на него внимания. Макар спинным мозгом чувствовал полное отсутствие направленного на него интереса. «Потрясающе вышколенный персонал у Ратманского». Сергей Бабкин уехал. Вчера Макар тихо потешался, наблюдая, как злится напарник. Но личность Ратманской Илюшин подтвердил за пятнадцать минут, а остаток дня бесцельно шатался по городу вместо того, чтобы подключиться к поискам Егора Забелина. Почему? Теперь он мог ответить себе на этот вопрос. «Я ждал, когда что-то произойдет». Он не мог предугадать, что Нина Ратманская снова исчезнет. Но ее появление в мире живых было сродни камешку, брошенному в реку. Если правильно выбрать камешек, рассчитать время и точку соприкосновения с водой, можно вызвать землетрясение в Осаке. Из тех людей, которые любили Нину Забелину, лишь один человек знал о ее превращении в Нину Ратманскую. Вера Шурыгина видела, как волшебная палочка коснулась плеча ее подруги. Вместо пухлой гусеницы, едва ползущей по листу, бабочка расправила золотистые крылья. И улетела. Как он мог не заметить десять лет назад, что она была близка к самоубийству? Положился на показания свидетелей! Поверил снимкам, где она старательно улыбалась в камеру! Восемь минут тишины… Интуиция подсказывала ему, что Нина далеко не так счастлива, как следовало из рассказов коллег и соседей, но он и близко не подошел к пониманию, что она тонула в своей жизни, как в болоте, и даже не могла позвать на помощь, – ведь нельзя было сознаться, что она едва выносит собственных детей. Кто бы ей это простил? Бездетная подруга? Может быть, муж, гнавший ее на процедуры экстракорпорального оплодотворения, пока не получил то, что ему требовалось? «Я мечтала стереть себя ластиком», – вспомнилось ему. Теперь Макар не сомневался: Нина Забелина страдала от затяжной послеродовой депрессии. «Долго продержалась, – подумал он. – Четыре года…» Но та Нина, которую он увидел вчера воочию, любила свою новую жизнь. Стоя перед окном в приемной ее отца, Макар мысленно воспроизвел их разговор и окончательно утвердился в этой мысли. Сейчас она не исчезла бы по собственной воле. Дверь в приемную открылась. Кто-то уставился ему в спину тяжелым взглядом. Илюшин обернулся. Высокий мужчина с военной выправкой и застывшим землистым лицом сделал шаг ему навстречу. – Петр Гришковец. Тебе надо кое-что увидеть. «Этот словами не разбрасывается», – подумал Макар, молча следуя за начальником службы безопасности. Гришковец спустился в гараж, сам сел за руль черного «Лексуса». – Бронированный, наверное? – простодушно спросил Макар, забравшись на пассажирское сиденье. – Я слышал, у таких влиятельных людей, как ваш босс, все машины бронированные. В лице Гришковца что-то дрогнуло. Он не ответил, только кивнул охраннику, открывшему ворота. – И унитазы золотые, – мечтательно сказал Илюшин, когда они выехали на улицу. – Вот бы увидеть хоть одним глазком… Гришковец даже не взглянул на него. Десять минут спустя Макар спросил: – А трупы вам приходилось закапывать? Молчание. – Ночью в лесополосе не приходилось? – удивился он. «Будь на его месте Серега, ответил бы: «Может, придется еще». – Я не пойму, – после паузы начал Гришковец. – Тебе нравится из себя кретина строить? Илюшин просиял. – Я учился у лучших, – доверительно сообщил он. – Слыхали про человека, которому поручили привезти к начальнику одну женщину, чтобы уговорить ее сдать костный мозг, а он ее чуть не укокошил? Гришковец закрыл рот и не открывал до самого конца пути. Машина остановилась перед светло-зеленым двухэтажным зданием, окруженным кованой оградой. Под неброской металлической табличкой с надписью «Примула» ежился лысый толстяк. Он кивнул сыщику и распахнул дверь. Высокие потолки, лепнина, широкие арки и окна. Паркетные полы с геометрическим орнаментом. Внутри царил классицизм, из которого выбивались картины: персонаж Миядзаки – хранитель леса Тоторо в разных видах – под зонтом, в широкополой шляпе, на качелях, в лодке… Люди, которые встречались Илюшину, выглядели неформально. Пробежала девушка с синими волосами. Парень в джинсах и футболке, с фигурно выбритыми висками и кольцом в носу, вышел из кабинета и мимоходом кивнул всем троим. По широкой лестнице поднялись на второй этаж. – Кабинет Нины Константиновны, – сообщил толстяк. Илюшин шагнул за ним и остановился. Внутри был разгром. Распотрошенные ящики, опрокинутый стол, ворох документов по всем углам, словно перья, оставшиеся от растерзанной птицы… В первую секунду Илюшин обшарил взглядом кабинет, ожидая, что среди этого хаоса увидит мертвое тело. В следующую он сообразил, что в таком случае здесь давно была бы полиция. – Обнаружили два часа назад, – сказал за его спиной Гришковец. Голос у него был такой, словно тухлую воду наливают в ржавое ведро. – То есть вчера, когда она пропала, вы не проверили ее офис? – спросил Макар. – У Нины Константиновны нет привычки работать по ночам. Илюшин не стал это комментировать. Он осторожно прошел в середину комнаты, переступая через бумаги. Вытащил из кармана перчатки, натянул их и огляделся. – Вы знаете, кто это сделал? Вместо Гришковца ответил толстяк: – Нет. Здесь на ночь не оставляют охрану. Только камеры работают. – А вы, извините… – Завхоз я. Федор Куликов. – На записи видно, что вошли двое, – вмешался Гришковец. – Наружную дверь открыли ключом. На внутренней двери стоит кодовый замок. Код они знали. Как и код отключения сигнализации. – Чей ключ? Можно это установить? – Работаем над этим. – Вы выяснили, что пропало? – спросил Илюшин. – Это надо, чтобы Нина Константиновна посмотрела… Макар вздохнул про себя. – Здесь есть сейф? Сейфа в кабинете не было. Завхоз поклялся, что в здании нет ни денег, ни ценных вещей, кроме компьютеров и принтеров. Илюшин начал снимать отпечатки с дверной ручки. – Мы это уже сделали, – подал голос Гришковец. Макар покосился на него и продолжил работу. Затем сфотографировал помещение, чтобы в кадр попали все детали. – Мне нужен полный список проектов, которые вела Ратманская, – сказал он, закончив. – И покажите запись. В одиннадцать двадцать две камера засняла двух людей в капюшонах и медицинских масках. Они быстро подошли к двери, открыли ключом, недолго повозившись у замка. Коды замка и сигнализации набирали в перчатках. Илюшин видел, что в здании оба ориентируются хорошо. В просторном вестибюле они не задержались: подошли к лестнице и скрылись из поля зрения камеры. Меньше часа спустя, в двенадцать тридцать пять, оба вышли из здания и растворились в темноте. – Как они попали в кабинет? – спросил Макар.