А главное, парнишка выглядел до того несчастным, что сжималось сердце. Вроде бы и бойкий, и деятельный, а взгляд потерянный, как у бездомного щенка. Севостьянова тянуло погладить его по голове, буркнуть что-нибудь утешительное вроде «Ничего, Егор, прорвемся». Да только куда они прорвутся? Незачем обманывать парня. На папашу, который ищет блудного сынка, Севостьянову было наплевать. А Тамаре даже приятно подложить свинью. Будь жива Нина, он бы, конечно, сразу позвонил ей. Но Нина умерла. А ради этих двоих он пальцем не шевельнет. Не просто так пацан свалил из дома. Тамара еще и головореза какого-то наняла! Ух и рожа! Кожанка на груди не сходится, трещит по швам. Севостьянов как увидел его, решил было, что ему конец. Придушит как птенца. Вроде как лишнего свидетеля… И пока разговаривали, старался не поглядывать в ту сторону, откуда должен был прийти Егор. Но головорез разговаривал уважительно, а когда Севостьянов с перепугу его осадил, даже перешел на «вы». «Вернется Егор – поговорю с ним начистоту». Севостьянов почувствовал, что нужно выпить. Немного, чисто для храбрости: выбить страх от встречи с частным сыщиком. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Мордовин увидел объявление об исчезновении мальчика-подростка случайно. Он зашел на «Одноклассники», и в глаза ему бросился чей-то перепост: «Пропал ребенок!» Некоторое время Мордовин неприязненно рассматривал фотографию. Видал он того ребенка! Здоровенный лось, хамло каких поискать. Нынешние подростки все такие. Посмотришь на них – по каждому плачет тюрьма. Одеты по-уродски. Волосы крашеные. Матерятся, орут… В объявлении написано «Егор Забелин». А пацан соврал, что он – Леня… Лживый сукин сын. Весь в отца. Морда – вылитый Юрка! Может, все-таки позвонить Забелину-старшему? Рассказать, что его сынок побывал здесь. А если не самому Забелину, то в полицию или волонтерам – номер есть в объявлении… Но нелепое вранье Егора не давало Мордовину покоя. Подросток, который в глаза бесстыдно лжет взрослому, – прожженный тип. К тому же пацан наверняка собирался его шантажировать… Мордовин поморщился, вытащил телефон и позвонил Колодаеву. – Рома! Как я рад тебя слышать! Приятно, что ты не забываешь старого друга. Прости, я немного приболел, перезвоню тебе чуть позже, с твоего позволения… – Заглохни со своими позволениями, – оборвал его Мордовин. – Парень к тебе приходил? – К-к-какой п-парень? Мордовин усмехнулся. – Забелинский. Когда он у тебя был? Трубка безмолвствовала. – Выкладывай, – жестко приказал Мордовин. Колодаев начал блеять и изворачиваться. В конце концов признался, что сунул Егору денег, и Мордовин удовлетворенно кивнул: так он и думал. – Много ты ему дал? – Тридцать тысяч… Все, что у меня имелось на тот момент, я не держу большие суммы дома наличными, это чрезвычайно опасно… В соседнем поселке в прошлом году ограбили целую семью… – Заткнись. – Меньше всего Мордовина интересовали страхи Колодаева. – Пацан убег из дома и до сих пор не вернулся. Полиция может прийти ко мне и к тебе. – Я ни при чем! – взвился Колодаев. – Я буду все отрицать, эта глупая история не имеет ко мне никакого отношения! – Ты идиот, что ли? Если соседи расскажут, что видели парня возле твоего дома, менты возьмут тебя за яйца. – Не смей говорить со мной в таком тоне!.. Мордовин скрипнул зубами. – Паша, – как можно мягче сказал он. – Не вздумай врать, что не видел мальчишку. Скажи: был, расспрашивал про погибшую мать. Тебе нечего было ему ответить. Он ушел. Из трубки донеслось сопение. – Выходит, он и у тебя побывал. – Колодаев перестал заикаться, и Мордовину это не понравилось. – Что ты ему рассказал? – Я ему ничего не рассказывал. За кого ты меня принимаешь! Мордовин вспомнил, как пацан крутился в гараже вокруг «Кадиллака», и поморщился. – Скажи правду, Рома. Ты нас выдал, да? – Что ты несешь, дурак! – Учти, я не стану выгораживать тебя и Забелина! На скамье подсудимых вы будете сидеть рядом со мной! «Пристрелить его, что ли», – неожиданно подумал Мордовин. – Я оставил письмо у нотариуса с указанием вскрыть после моей смерти, – испуганно сказал Колодаев, словно прочтя его мысли. – В нем изложены все подробности событий пятнадцатого октября две тысячи девятого года… – Врешь. Ничего ты не писал. Пожилился бы платить нотариусу. Что я, не знаю тебя, что ли… – А вот и написал, вот и написал! – плаксиво закричал Колодаев. – Вбей в свою тупую башку: Егор Забелин был у тебя, расспрашивал о матери. О его исчезновении ты ничего не знаешь. Отцу его не звонил, потому что последние десять лет вы не разговариваете из-за пьяной ссоры. Ты все запомнил, Паша? Он нажал отбой, не дожидаясь ответа. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Все надежды на Севостьянова оказались тщетны. Егор понял это, как только взглянул на старика. Тот едва стоял на ногах. Заметив выражение его лица, Севостьянов подмигнул: – Было что отметить! Давай-ка тащи нам закуску… – Я пить не буду, – испуганно сказал Егор. Старик захохотал в голос: – Тебе никто и не предлагает! Когда бриться начнешь, тогда посмотрим. Севостьянов стоял в проеме сарая, придерживаясь за дверной косяк. Но речь у него была связная и четкая, и Егор подумал, что, может, старикан не так пьян, как кажется. – Откуда закуску нести? Из холодильника? – Из холодильника я и сам могу! В погреб слазь. Пару банок вытащи. – С чем? – Какие на тебя смотрят, те и тащи. В погреб Егор уже спускался прежде. Нужно завернуть за угол дома, где из кустов крапивы торчит маленькая кирпичная постройка, которую Севостьянов называет ледником, толкнуть металлическую дверцу, включить лампочку под потолком, размотать шнур, поднять тяжеленную крышку погреба в полу, спустить вниз на шнуре другую лампочку и самому осторожно слезть по крутой лестнице. Внизу промозгло и пахнет как в могиле. Зато на стеллажах выстроились банки с солеными помидорами, огурцами, грибами и даже с вишней в сладком сиропе. Вишня трехлитровая, здоровенная. Егор как раз такую вытаскивал в воскресенье по просьбе старика. Он толкнул дверцу, нащупал на стене выключатель. С усилием потянул крышку погреба и оставил открытой. Снял смотанный провод с гвоздя и принялся медленно, чтобы не разбить лампочку, опускать ее вниз, как крючок с наживкой в черную прорубь. Его снова обожгло страхом. Наверное, от темноты под ногами, которую тусклый свет лампочки проталкивал вглубь, словно утрамбовывал, и на самом дне погреба темнота собиралась в плотную черную массу. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вода зашумела в стояке, и Тамара насторожилась. Всю жизнь прожив в этом доме, она знала голоса всех труб. Шумело в нижней квартире, наискосок. Юра на работе. Ленька в школе до четырех: у него уроки и художественная студия. Вернись он раньше, позвонил бы бабушке. Она оделась, спустилась на один пролет и встала перед квартирой. Открыть своим ключом?.. Или сразу в полицию звонить? За дверью послышались шаги. Тамара отпрянула, взбежала на свой этаж, притаилась. Из квартиры кто-то вышел. Она перегнулась через перила и увидела, как по лестнице тяжело, по-стариковски ступая, спускается Егор. Тамара чуть не окликнула его. На спине у него висел странный темно-зеленый ящик, в руке болтался туго набитый пакет. Она прикусила язык. Идет как ни в чем не бывало! Как будто не его с полицией ищут! Тамара высунулась в окно. Егор шагал по направлению к остановке. Шея обмотана броским красно-белым шарфом. Где-то она уже видела этот шарф…