Больше Виктории нечего было добавить. – Покрывать будем? – спросила Оленька. Бабкин непонимающе вскинул брови. – Лак хочешь красный или розовый? – перевел подошедший Илюшин. Сергей издал невнятный звук. – Он говорит: сегодня без лака, – улыбнулся Илюшин Оленьке. Возле стойки администратора Сергей достал карточку. Услышав сумму, он некоторое время переваривал информацию, а затем уставился на Макара. Тот притворился, что ничего не замечает. – И зачем все это было? – прорычал Сергей, когда за ними закрылась дверь «Синей вербы». Илюшин взглянул на него с нескрываемым сожалением. – Самый простой способ отменить страшное – сделать его смешным. Эти девочки нас боялись, Сережа. Но ты выглядел очень глупо, когда сидел там. Как только они начали смеяться, страх исчез. Я смог с ними спокойно поговорить. – И что, много разузнал? – с нескрываемым сарказмом осведомился Бабкин. – Я потратил кучу денег, чтобы ты прошел по следам Гришковца и выяснил то же, что и он, – ничего! – Зато твоему маникюру даже Маша позавидует. – Я тебе в следующий раз… – начал Сергей. И замолчал. – Слушай, я на секундочку вернусь к ним, – сказал он другим тоном. – Кое-что хочу узнать. – Если ты надеешься выбить деньги, не советую… – начал Макар, но Бабкин уже звонил в «Синюю вербу». Илюшин успел проскользнуть за ним: – Кутикулу обрезали криво? Сергей вытащил из кармана фотографию и протянул администратору. – Забыл спросить: вы случайно не видели здесь этого человека? Женщина вгляделась в снимок. – Нет, это не наш клиент, – сказала она с извиняющейся улыбкой. Бабкин разочарованно кивнул и собирался уходить, но она остановила его: – Хотя… подождите… – На лице ее появилось сосредоточенное выражение. – Оля, посмотри, пожалуйста! Девушка, делавшая маникюр Сергею, бросила взгляд на фотографию и кивнула: – Конечно! Это же тот человек, который попал к нам по ошибке! Ирина Владимировна, помните – где-то полгода назад! Нет, месяцев восемь! Он еще так странно себя вел… Бабкин с Илюшиным переглянулись. – Как это – по ошибке? – осторожно спросил Сергей. – Да-да, я вспомнила, – уверенно сказала администратор. – В феврале! Понимаете, такая неловкая вышла ситуация… Несколько клиентов ждали очереди, чтобы расплатиться, и когда позвонили в дверь, я открыла не глядя. Разбиралась с клиенткой… Дело в том, что она пришла, а ее специалист занят. Случаются такие накладки, всегда очень неловко! Мы выясняли, что произошло, а он все это время стоял и ждал. Когда очередь рассосалась, подошел. Стоит – и молчит. Так странно! Тут я поняла, что этот мужчина к нам не записывался. У него был такой нехороший взгляд! Я даже испугалась. В здании есть охрана, я собиралась им позвонить, но он выбежал из салона. Больше мы его не видели. – А вы не помните, кто была та клиентка, с которой вы разговаривали, когда он вошел? – Нина Ратманская, – ответила администратор. – Я хорошо запомнила, потому что это была моя первая серьезная ошибка. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Открыв на звонок, Юрий Забелин увидел на лестничной площадке сыщиков. – Вы к нам не зачастили? – хмуро спросил он, перегораживая вход в квартиру. – Вы дверью ошиблись, да, Юрий Геннадьевич? – сочувственно спросил Илюшин. – Как думаешь, Сережа? Господин Забелин ошибся дверью? – Стопудово, – согласился Бабкин. – Он часики хотел сдать в ремонт. – Две почти одинаковые двери без опознавательных знаков. Нетрудно ошибиться! – Довольно легко, – подтвердил Сергей. – Это что за цирковой номер? – оскалился Забелин. – Я вообще не обязан с вами разговаривать. – Но когда вы по ошибке – я подчеркиваю, по ошибке – попали в салон, Юрий Геннадьевич, вы услышали голос Нины, которая разговаривала с администратором. Узнать ее в лицо вы не смогли бы. А вот голос у нее примечательный. – Запоминающийся, – подтвердил Сергей. – Довольно низкий для женщины и с хрипотцой. Забелин пытался захлопнуть дверь, но Бабкин выставил вперед ногу. – Поэтому вы и встали там как соляной столп, – любезно продолжал Макар. – Не каждый день встречаешь пропавшую жену. Перед стойкой толпились люди, Нина вас не заметила. Когда она вышла, вы последовали за ней. – А Егор-то голову ломает, отчего папаша последние полгода срывает на нем все зло! – Егор за дело получал! – заорал Забелин. – Нину ты тоже убил за дело? – поинтересовался Сергей. – Пошел ты! Никого я не убивал! – А какую трагическую сцену разыграли вчера! – Смоктуновский, реально, – подтвердил Бабкин. – Я даже купился. Слышь, страдающий вдовец! Ты зачем комедию ломал? – Без адвоката общаться не буду! Забелин снова попытался закрыть дверь, но Сергей без труда отодвинул его и вошел. Илюшин угрем скользнул внутрь и успел обосноваться на кухне, пока Забелин бесился в коридоре, крича про нарушение границ частной собственности. – Юрий Геннадьевич, вы бы поговорили с нами по-хорошему, – посоветовал Макар. – Потому что за нами в очереди на проникновенную беседу с вами стоят следователь и безутешный отец Нины. Может статься, это последние спокойные полчаса в вашей жизни. Что вы сделали после того, как вышли за Ниной из маникюрного салона? Бабкин втолкнул хозяина квартиры в кухню и перекрыл собой вход. Забелин взвесил силы и сдался. – Десять минут, – процедил он сквозь зубы. – Вы еще и торгуетесь, Юрий Геннадьевич, – упрекнул его Макар. – Как не стыдно! – Я вышел за этой сукой, она прыгнула в «Мерседес» и укатила. Все! Забелин сел и скрестил руки на груди. – И ты, конечно, запомнил номер, – подал голос Сергей. Летел быстрый снег густыми хлопьями, улица выглядела как в сказке, как на иллюстрациях к «Снежной королеве», которую Нина в детстве читала мальчишкам. Егор с Ленькой были мелкие, и Юрий молча бесился: зачем стараться, если они все равно не въезжают! Лучше бы ужин приготовила. Но Нина могла прочесть им всю сказку за вечер, хотя история была безумно длинная и какая-то нелепая. Короли, разбойники, вороны, старухи, олени… Юрий однажды высказался: «Андерсен – реально больной. Его надо было не печатать, а лечить в психушке. Может, он даже педофил, как этот… «Алису в Стране чудес» кто написал?» Нина так посмотрела на него, словно педофилом был сам Юрий. Позже он понял, что она читала не для сыновей, а для себя. Но к тому времени, когда до него дошло, Нины с ними уже не было. Все эти годы Юрий был уверен, что она умерла. И когда очутился в комнате, где звучала ее речь, впал в ступор. Он сразу понял, что это Нина. Никто другой не мог заимствовать ни ее голос, ни ее манеру говорить: тихо, с долгими паузами, но при этом так аккуратно и четко произнося каждое слово, словно она вкладывала леденцы в подарочную коробочку. Выскочив за ней на улицу, он даже не сообразил спрятаться. Но она шла, не замечая его: легкая, изящная, с серебристыми волосами, точно маленькая Снежная королева; переступала своими молочно-бежевыми замшевыми сапожками, которые ни один нормальный человек не напялил бы грязной московской зимой, и снег падал на ее непокрытую голову. Юрий оказался в шлейфе ее аромата: нежного, прозрачного. От его мертвой жены пахло богатством. Она пересекла тротуар. Водитель в костюме, мгновенно выскочивший из «Мерседеса» и распахнувший перед ней пассажирскую дверь, укоризненно прогудел: «Ну что такое, ну предупредили бы, я бы встретил с зонтиком…», и Нина ответила: «Ой, Саша, четыре шага пройти – не растаю!» Она скользнула в салон. У Юрия было не больше трех секунд, чтобы разглядеть ее лицо, но в этот момент сработал затвор и облик Нины запечатлелся в его памяти весь, целиком, с фотографической точностью. После он каждый день возвращался к этому моментальному снимку, рассматривая бежевую шубу с рукавами до локтя, длинную слоистую юбку, полупрозрачную, как вуаль, окутывавшую ноги его жены голубой кисейной пеной, мягкую замшу голенища, розово-белый профиль, будто светящийся в полумраке салона. Пока он растил детей, она разъезжала в дорогущих тачках по салонам. Он не задумался, откуда взялось ее богатство. Ясно, что Нина променяла его на какого-то толстосума! Самой ей не заработать даже на колесо от «Мерседеса». Он оплакивал ее, а она наслаждалась жизнью дорогой содержанки. Ее сожитель, любитель тощих мелких блондинок, отрихтовал Нину по своему вкусу. А он-то, идиот, предлагал ей бросить работу и заняться детьми! Что она отвечала каждый раз? «Юра, я люблю свое дело, я не вижу себя запертой дома с мальчишками». Однажды ей хватило наглости ответить, что если он так переживает за сыновей, может сам заняться их воспитанием, а она возьмет на себя финансовое обеспечение семьи.