К столу подошел гражданин, ответственный за ужины в секции Дома коммуны: – Привет и братство! У вас с краю свободные места, добрые патриоты. Примите в свой дружный круг гражданку Нодье с детьми. Василий Евсеевич тут же приподнялся и с полупоклоном поприветствовал прибывших: – Прошу вас, прекрасная гостья, украсить собой и вашими детками наше скромное застолье! Пышная булочница улыбнулась из сердцевины белоснежного батистового чепчика и села рядом с Габриэль, усадив за собой двух маленьких девочек и плотного сына-подростка. Все четверо одинаково белобрысые, безбровые и краснощекие Нодье напоминали присыпанные мукой сдобные булочки. Александр тоже радушно встретил вдову: – Добрый вечер, дорогая гражданка Нодье. Накрахмаленный чепчик тряхнул оборками: – Приятно встретиться вне лавки. Меня можно просто Розали звать. Розали оглядела длинный стол, заметила сидящую на другом конце домовладелицу и улыбка ее погасла. Она обернулась к детям, как бы удостоверяясь, что загораживает их собой. – К сожалению, гражданин Ворне, тут выбирать, с кем за одним столом окажешься, не приходится. Хорошо, что вы тут. – Сняла салфетку со своего блюда: – Угощайтесь. Мои знаменитые бриоши на настоящем сливочном масле. Сейчас во всем Париже таких не найдете. Бриоши были густо намазаны мармеладом и источали невыносимый соблазн. Василий Евсеевич не заставил себя упрашивать: – С вашего разрешения, очаровательная Розали, я возьму парочку. Славные детишки у вас. – Еще бы. Мартин мне теперь настоящий помощник. Уже на две головы меня перерос! Гражданка Планель усмотрела выпечку со своего места, взвизгнула: – Ишь ты, а у пекарихи-то сдобные булки! Это, оказывается, мы сами виноваты, что отрубями давимся! Сын Розали пошел красными пятнами и вскочил со своего места, но мать молча дернула его с такой силой, что он рухнул обратно на скамью. Планелиха не унималась: – Интересно, откуда у ворюг пшеничная мука? Стол братства безмолвствовал. По счастью, Василий Евсеевич не намеревался отказываться от самоотверженно принятых им на себя обязанностей радушного хозяина. Он внимательно проинспектировал дары остальных участников застолья и барственно повелел: – Жанетта, разлей-ка всем этого славного рагу! – Моего рагу на всех не хватит, – Бригитта Планель вцепилась в ручки котелка с дымящимся варевом. – Пусть каждый ест, что сам принес. – Нет уж, голубушка, – благодушно отмел ее взмахом холеной руки Василий Евсеевич, – берите пример со своих друзей. И так быстро подхватил со стола и прижал к груди головку сыра гражданки Брийе, что та не успела защитить свое подношение. Острым ножом дядя принялся отрезать от круга овернского гаперона щедрые ломти и раскладывать их по тарелкам пирующих. – Налетайте, добрые патриоты, не стесняйтесь. Вас угощают от всей души. Протянул брусочек Розали Нодье, та покачала головой: – Мне с того конца ничего не надо. Пусть гражданка Планель свой долг моему покойному супругу вернет. Бригитта встрепенулась: – Твой супруг, гражданка, был осужден трибуналом. И все его имущество отошло Франции. Не ты его наследница, а республика. Юный Мартин Нодье, сидевший на самом краю, крикнул: – А кто донес на него, а?! – от волнения у него по-петушиному сорвался голос. Бригитта вздернула все свои три подбородка: – Я-то тут при чем? Это долг каждого патриота – доложить трибуналу, если пекарь нарушает максимум или утаивает хлеб… – Ткнула в бриоши: – Или обвиняет добрых патриотов в том, что это они виноваты в нехватке белого хлеба. Юноша покраснел и снова рыпнулся, но мать и на этот раз твердо осадила его. Он закусил губу сжал руки в кулаки и весь остаток ужина просидел молча, уставившись под ноги. Габриэль от чужих угощений не отказывалась. Наоборот, охотно приняла из рук дядюшки кусок сыра и откусывала от него, не сводя злого, студеного взгляда с Планелихи. Этьен Шевроль при этом набычился и что-то проворчал. Она только пренебрежительно пожала плечами. Бывший делегат поднял стакан и мрачно проворчал: – Завтра в ратуше мы с Габриэль Бланшар сочетаемся гражданским браком! Александр взглянул на невесту, та невозмутимо жевала сыр. Он приветственным жестом приподнял свой бокал, отхлебнул вина. Вино было таким же дрянным, как и сама весть. Дядюшка и Розали Нодье поздравили молодоженов, Планелиха ехидно заметила, что с тех пор, как женатых в армию не призывают, многие сломя голову рванули в супружество. Александр впервые видел Габриэль столь вызывающей. На Ворне она не обращала внимания и вообще вела себя так, будто поздравления к ней не относятся. Этьен угрюмо сопел, исподлобья разглядывая сотрапезников. Василий Евсеевич вернул растерянным супругам Брийе уполовиненную головку сыра и потянулся за черпаком, торчащим из дымящегося рагу Планелихи. Та быстро придвинула горшок к себе, обратилась к чете Брийе: – Друзья, подставляйте ваши тарелки. Габриэль звонко воскликнула: – Осторожно, если вы ей уже уплатили, может и отравить! Брийе ничего не ответили, переглянулись и неуверенно опустили ложки в рагу. Пробуя кушанье, они буравили неприязненными взглядами мадемуазель Бланшар. Видимо, еще не нашли стратегически неуязвимой позиции между ненавидящими друг друга соседями, собравшимися на этом ужине дружбы и братства. Выручил всех Василий Евсеевич, твердо намеревавшийся провести вечер в приятной атмосфере, а заодно и наесться до отвала. Он громко призывал соседей не стесняться и угощаться его жирными селедками и наваристой чечевичной похлебкой. Яблоки дядюшка нарезал на тонкие ломтики и предлагал с такой помпой, словно то были заморские ананасы. Женщины оказались беззащитны перед его обаянием. Даже гражданка Брийе сдалась – взяла ломтик, отогнув мизинчик и тоненько хихикая. Оттаяла и Бригитта. Перегнулась через своих друзей к Александру: – Ворне, подставляй миску! От тебя одни кожа да кости остались. НА УЛИЦУ ДЮ Барр спустились душные сумерки. Догорали фитили в фонарях, шипели и коптили свечи, остывали угли в жаровне. Мучительный ужин подходил к концу. Первыми заторопились восвояси Брийе. Бригитта Планель тоже подхватила опустевший горшок, напомнила Пьеру затушить жаровню, Жанетте – снять скатерти и убрать столы и поспешила за друзьями. Все трое переваливающимися сурками двинулись вверх по дю Барр – к улице де Монсо. После их ухода поднялась и вдова Нодье. Василий Евсеевич успел перегнуться через стол и выхватить из ее корзинки последнюю бриошь: – На завтрашнее утро, дорогая Розали! Булочница вручила корзинку сыну и ушла, держа за руки дочек. Жанетта собирала грязную посуду. Пьер пошел за водой к колодцу. Дядюшка безмятежно подъедал остатки гаперона. Александр молча допивал последнюю бутыль. Этьен перебрасывал палицу из руки в руку и бросал вокруг мрачные взгляды. Габриэль встала, по-прежнему никого не замечая. Бросила в воздух: – Мне пора, меня ученица ждет. Шевроль поспешно подхватил дубину, вскочил, опрокинув скамью. – Нет, за мной не тащись, я прекрасно дойду сама. Невеста взметнула юбки и, не оборачиваясь, скрылась за углом Мортеллери. Шевроль растерянно помялся, взвалил палицу на плечо и, ни с кем не прощаясь, потопал вперевалку в противоположном направлении – к улице де Монсо. Дядюшкин брегет прозвонил семь раз. Ему жидко вторил колокол ратуши, почти единственный в округе избежавший переплавки на пики и пушки. Невыносимое испытание совместной вечери наконец-то завершилось. – Прекрасный был ужин, – довольно заметил Василий Евсеевич, аккуратно собирая в корзинку все недоеденное. – Почаще бы так. А дома нас еще отличный окорок дожидается! XXV ДЯДЯ СУНУЛ ГОЛОВУ в дверь: – Чего там Жанетка носом хлюпает? Это ты девку обидел, стервец? Александр валялся на диване и даже взгляда от окна не отвел: – На что она мне сдалась? Василий Евсеевич продолжал топтаться на пороге. Видно, благополучие кухарки, стряпающей съедобные обеды, волновало его сильнее, чем душевное уныние племянника, который эти обеды только пожирал. – Ты это брось валяться и хандрить целыми днями. Иди тогда сам кашу вари. Александр вздохнул, выпростал руки из-под головы, скинул ноги с канапе: