– Не в курсе, – Мар нахмурилась. – Считаешь, что это важно? – Нет… Я вхожу в дом, забираю саквояж с вещами. Его собрала жена и должна была оставить у дверей. Ни ее, ни детей дома не будет, они в отъезде. Я сажусь на автобус в обратном направлении и еду до остановки «Клинг». На остановке жду. Ко мне кто-то подойдет. Все. – Верно, – сказала комендант. – Если жена или дети все же окажутся дома и поймут, что ты не Джагерд, побеспокойся, чтобы они не помешали. – Как? – спросил я настороженно. Мар вздохнула: – Как угодно. Свяжи и запри в чулане, например. Это не важно. – А что важно? – Важно выполнить задание и найти кристалл! – с напором сказала Мар. – Ты – моя последняя надежда, понимаешь? Я в тебя верю. Она что, серьезно? Вначале потеряла ценнейший кристалл, потом угробила двух разведчиков-морфов. А теперь «последняя надежда», «верю»! Но я кивнул и сказал с уверенностью, которой не испытывал: – Все будет хорошо. Глава вторая У лысеющего биохимика была красивая жена. …Нет, слава всем богам и пришельцам, ее не оказалось дома! Ни ее, ни детей Джагерда. Наверное, я смог бы с ними поговорить достаточно убедительно, чтобы не пришлось никого связывать и запирать в чулане. Но очень уж этого не хотелось – орущая инопланетная женщина, истерящие инопланетные дети… бр-р! К моменту, когда я добрался до коттеджа под названием «Красная волна», с меня семь потов сошло, а нервы были на пределе. Я же ехал по инопланетному городу, живущему своей инопланетной жизнью! Нет, если глянуть быстро и не всматриваясь, то можно было бы даже не найти отличий. В голубом небе светило желтое солнце, здания напоминали ту унылую урбанину, что понастроили в Москве, да и по всему миру, перед Переменой. В портовой зоне вообще все выглядело так функционально, что этим могли пользоваться хоть люди, хоть тэни, хоть Инсеки. Дороги покрыты или шестиугольной плиткой, или чем-то вроде бетона. На улицах машины, на тротуарах люди. Есть деревья, похожие на наши хвойные, летают какие-то птички (хотя, кажется, они покрыты не перьями, а какими-то нитями, вроде меха или волос). А вот если вглядеться… К внешности тэни я привык почти мгновенно. К одежде – нет. Несмотря на теплую погоду (видимо, стояло лето), большинство носило плащи или накидки, разукрашенные яркими узорами. Сама одежда однотонная, большей частью темная, плащи – яркие. Даже дети бегали в плащах! И это при чистом небе, без намека на облачка. Я порылся в памяти – влитые в меня данные о культуре тэни всплывали с некоторым усилием. Увы, никакого намека на неожиданно начинающиеся дожди, на какую-нибудь религиозную или символическую важность плащей не оказалось. Зато никто не носил ни шляпы, ни кепки, вообще никаких головных уборов или украшений. Стрижки короткие, волосы у всех светлые, до белизны, как у альбиносов, любой земной блондин тут показался бы брюнетом. Легковые машины имели три колеса, два спереди и одно, более широкое, сзади. Я попытался представить себе логику такого решения и не смог. Рулить же сложно, устойчивость ниже! У автобуса, впрочем, колес было шесть. Может быть, какая-то символическая важность числа три? Если уж они едят с треугольных тарелок… блин, это ж неудобно делать! Посуда на Земле круглая, потому что вся она изначально родом с гончарных кругов… А еще я вздрагивал каждый раз, когда видел местных женщин. Прически у них тоже были короткие, да и одежда походила на мужскую, никаких платьев и юбок я не заметил. Но вот кое-что другое било по мозгам… Я стоял в просторной прихожей (мой ключ подошел, в доме никого не было) и смотрел на крупную фотографию, висящую на стене напротив входа. В центре был Джагерд. Довольный, лоснящийся, лыбящийся в камеру. Улыбка, как ни странно, у них почти человеческая. Судя по расположению фигур и хозяйскому жесту, которым он обнимал супругу, в обществе тэни действительно царил патриархат. Жена Джагерда, впрочем, не выглядела забитой или недовольной. Скорее – гордящейся мужем, детьми, домом (фотографировались они на маленькой лужайке перед коттеджем). Красивая женщина, нежно-розовая кожа у нее выглядела уместно и привлекательно, а пепельно-серые волосы в крошечных кудряшках казались затейливой прической. Но был момент, который я не осознал еще на Саельме, первый раз увидев изображение тэни. Конечно же, не только у мужчин здесь было четыре соска! У женщин – тоже. Причем груди имелись в комплекте, все полноценного размера. А еще женщины тэни не скрывали две верхние груди. Декольте открывало и большую часть нижних, но верхняя пара вообще была открыта! И дело не в том, что фотография интимная или Джагерд – психованный извращенец. На улицах было то же самое! Маленькие девочки груди закрывали, но, как только они начинали расти, – девушки с гордостью выставляли их напоказ! По улицам дефилировали девушки и женщины, демонстрирующие себя всем желающим! Может, у них женская грудь не является сексуальным объектом? Ага, верхняя не является, а нижняя очень даже… Да и судя по взглядам мужчин на улицах, они с большим интересом рассматривали прелести встречных дам. – Извращенцы, – сказал я растерянно. Кажется, даже по-русски сказал, в языке тэни столь широкого термина не нашлось. Были другие, уточняющие, какая именно извращенность имелась в виду, но демонстрация женщинами верхней пары грудей ничем предосудительным не считалась. Ну, с другой стороны, везде свои обычаи. Ходят же какие-то племена на Земле голыми, есть те, где мужчины без штанов, а есть те, где женщины грудь не скрывают… Наверное, меня поразило сочетание развитой цивилизации (если не считать отставания в электронике, тэни были развиты ничуть не хуже людей), общего сходства с нами – и такой вот дикарской наготы. Дети на фотографии выглядели совсем обычно, вообще не отличались от человеческих. Видно было, что им лень позировать и хочется заняться своими делами… Вздохнув, я прошелся по коттеджу. Любопытно все-таки! В общей комнате, где почетное место телевизора занимал огромный радиоприемник довольно прикольного дизайна, обнаружился маленький аквариум с яркими рыбками. Рыбки стали кружиться у стекла, требуя корма, и я их покормил из баночки какими-то сухими хлопьями. Не, ну живет себе семья и живет. Вон мяч валяется, дети в свой местный футбол играют… память тут же подсказала мне ближайший аналог. Да, что-то вроде американского футбола, жесткого и быстрого. На стене висели часы – массивные, с круглым циферблатом (тэни любили угловатые формы, но, видимо, время все разумные виды ассоциируют с кругом) и ажурным блестящим маятником. Некоторые технические решения так просты, что одинаковы везде. Часы шли, три стрелки застыли на циферблате, одна двигалась. Удивительно, но ни тиканья, ни иного звука механизм не издавал. В механике тэни были искусными мастерами. А вот на столике местная газета. Страницы черно-белые, но есть вкладка с цветными фотографиями. На одной – здоровенный дирижабль, похожий на те, что летают лишь в японском аниме. В дирижабль грузились пассажиры. Нормальный в целом мир. Психованные лавли мне куда меньше понравились. Ладно, вернется Джагерд домой, живой и здоровый, пусть и обиженный на нас и Инсеков… Будет вечерами слушать с семьей радиопостановки и музыку. А может, и до телевизора додумаются, тут уже немного осталось-то. Я открыл стоявший у дверей саквояж, внутри которого обнаружились смена белья, косметика, какая-то книжка, свитер грубой домашней вязки и шлепанцы. Натуральные такие шлепанцы, в которых на Земле деды ходят… А еще там лежали куклы, связанные из шерстяной пряжи. Одна изображала мальчика, другая девочку. Лица были вывязаны так аккуратно и тщательно, что можно было разобрать и все черты, и даже проказливое выражение. Я посмотрел еще раз на фото – сходство с детьми Джагерда явное. Как мило! Жена положила ему с собой куклы, изображающие детей… Я нахмурился. Что-то меня царапнуло в этих куклах. Какое-то знание, вроде бы ненужное, но все-таки вложенное в меня Фортом. «Форт? Что значат эти куклы?» Сейчас я ощущал связь с Фортом. Всю дорогу от тайного укрытия к дому Джагерда. Значит, машина или летательный аппарат с ретранслятором следовали за мной на максимально безопасном удалении. Форт не ответил. Точнее, отозвался какой-то глухой волной досады, печали и… и стыда? «Форт?» Я получил не ответ, но что-то вроде намека, куда двигаться. Держа в одной руке саквояж, а в другой кукол, я вернулся в прихожую. Подошел к фотографии. Она висела над низким комодом, на котором лежали четыре семиугольные красные салфетки. Плохо. Плохо! Семь у них – плохое число, красный – цвет печали. Четыре салфетки. Что на них было? По числу жителей дома? Четыре куклы? Я заглянул за комод – и совершенно не удивился, обнаружив там еще две. Эти были явно старыми. Скорее всего, они изображали Джагерда в детстве (уже тогда полноватый) и его жену. «Кукла памяти», – всплыло у меня в голове.