Наш разговор. «Настоящий риск всегда сводится к крови…» – В крови, – сказал я. – Дело в крови. Они смотрели и не понимали. Измененные практически не нуждаются в медицине, обычно их тела лечат сами себя. У тэни медицина, конечно, была. Но, видимо, инъекции не являлись частой процедурой. – Раствор надо ввести в кровь, – сказал я. – Ну разумеется! – воскликнул локальный тактик. – При всасывании через слизистую информационные цепочки повреждаются. Он покачал головой, укоризненно глядя на ученых. – Я не биолог. Но как вы об этом не подумали? Принесите шприц. Возникла суета, несколько тэни вышли. Странно, что они заранее не обеспокоились врачом и медикаментами при эксперименте. Все-таки чужую культуру трудно понять. Может быть, для них заранее готовиться к возможным медицинским проблемам – значит повышать вероятность неудачи? Нам принесли несколько шприцев. Не таких, как на Земле, – пластиковых, одноразовых. Эти были будто из исторических фильмов: увесистые, из стекла и металла, одним своим видом внушающие уважение. Пришел и мужчина-тэни, явно имеющий медицинскую подготовку. Затея ему не нравилась, как не понравилась бы она ни одному врачу на свете, – вводить здоровому соплеменнику неизвестный и нестерильный препарат. Ди, впрочем, от его услуг сразу отказался. – Вы не знаете, где у нас какие вены, – сказал он, набирая шприц. – Лучше помогите мастеру Джагерду. Вы же не против, мастер? – Не против, – сказал я. Посмотрел на Нарсби, все еще стоящую с кислым лицом и борющуюся с тошнотными позывами. Да что ж она такое мерзкое ощутила, неужели и впрямь какое-то сексуальное насилие? – Хотя мне заранее не нравится эмоциональная составляющая. Врач закатал мне рукав, протер кожу едко пахнущей жидкостью. Это явно был не спирт. – Теперь водой, – сказал я. – Вдруг антисептик вступит в реакцию с раствором? – Вы очень предусмотрительны, – похвалил меня Амонд. – Слышите? Теперь чистой водой! Врач что-то пробормотал, но протер руку тампоном с водой. Колоть он собирался куда-то выше локтя, у людей там до вены добраться трудно. Но у меня же анатомия тэни… – Начнем с вас, – решил Ди. Мне показалось, что Амонду это не понравилось. Однако на мое место он не вызвался и предлагать кому-то заменить меня тоже не стал. Что ж, я ведь, по их мнению, такую процедуру уже пережил… – Это совсем не больно, – соврал врач, как положено в его профессии. На самом деле еще как больно! Вряд ли от самого раствора, просто игла была толстая и длинная. Не удивлюсь, если этой иглой делали инъекции много раз, а потом мыли, дезинфицировали и даже затачивали! Я увидел, как в прозрачном стеклянном цилиндре появилось бурое облачко моей крови, а потом поршень погнал раствор в вену. Ничего страшного, Джагерд это уже делал, я уверен, я почти уверен, он понимал, что его единственная надежда – я, мы заключили сделку… Если бы он хотел, чтобы я умер, он бы прямо и открыто посоветовал ввести раствор в вену, а он лишь осторожно намекнул… Врач извлек иглу и прижал к месту укола тампон. Тэни и Измененные с жадным любопытством смотрели на меня. Вот же сволочи, а вдруг я все-таки умру? Я пытался, конечно, понять, что происходит и что в меня попало. Тело призванного умело определять яды. Но я был в чужом облике, да и жидкость, введенная в вену, была водой… почти чистой водой… с этими странными «информационными цепочками»… И тут я почувствовал весь комплект эмоций, скрытых в кристалле. Страсть! Жгучее, обжигающее желание, сводящее с ума, застилающее глаза. Плотская, сексуальная тяга… и неожиданно – яростное обожание, преклонение, чистый яркий восторг от одного лишь взгляда, от одной лишь мысли про объект желания. Нет, Нарсби была не совсем права, Ди оказался ближе к истине. Эмоции не давали никаких явных образов, но это вряд ли была страсть некрофила или растлителя малолетних. Это была именно любовь, но такая яростная, безнадежная, смешанная с таким самоуничижением, с таким комплексом неполноценности, реальной или нет, что она превратилась в выжигающую кислоту, в смертельный яд. Он – или она?.. понять было невозможно, но я решил считать его мужчиной – любил. Любил так сильно, как дано немногим. Безнадежно – так горбун Квазимодо мог мечтать о прекрасной танцовщице, так сопливый пацан из далекой провинции смотрит на экран, где улыбается юная обворожительная голливудская кинозвезда, так едва двигающийся старец глядит на молодую женщину и вдруг понимает, что слишком рано родился. Но это не была и безнадежная любовь, которая умирает в чьей-то душе, перерождаясь в светлую печаль или оборачиваясь бессмысленной ненавистью. Она росла, она переворачивала все и вся. И тот, кто ее испытывал, начал действовать. У него было время, упорство и ум. Он добивался своей цели. Медленно, аккуратно, втираясь в доверие, улыбаясь, становясь знакомым, приятелем, другом… и уничтожая все помехи вокруг. Предательство и обман, подлость и ложь… шаг за шагом… он стал экспертом по части лжи и обмана, мотивов и чувств, он научился понимать окружающих и манипулировать ими, он презирал себя за это – и продолжал любить, и продолжал идти к своей цели, ненавидя себя и восхищаясь собой… Это был путь любви, но он нес ненависть. И где-то там, в конце, были объятия, и секс, и какая-то вспыхнувшая искренность… но он уже не мог открыться, не мог ощутить ничего по-настоящему. Он сам стал ложью, и уже никакая любовь не могла его спасти. …Я втянул воздух, понимая, что уже с минуту стою, задержав дыхание под взглядами тэни и Измененных. Сказал: – Мерзко… – А есть ли какая-то сущность? – нетерпеливо спросил Амонд. Я посмотрел на него. Амонд любил свой мир и свой народ. Еще больше он любил власть. На самом деле уход Инсеков его страшил. Он снова стал бы одним из многих чиновников тэни, утратил пост тайного министра. У них почти не было войн и не было приложения талантам Амонда – политика, дипломата, мастера интриг. Все должно было оставаться, как прежде, только немного улучшиться. Пересмотреть условия сделки, шагнуть вверх по карьерной лестнице, приблизиться к власти… может быть, получить пост наместника Инсеков, добиться того, чтобы мир тэни вошел в их империю как младший партнер… Амонд все-таки знал слишком мало и был достаточно наивен, чтобы питать подобные иллюзии. Меня, кстати, он собирался отпустить. Возможно. Он еще окончательно не решил. Смысл кристалла вошел в меня – умение понимать движущие мотивы, затаенные мечты, тайные желания и слабости. Если бы тот, кто породил кристалл, употребил свои таланты не на то, чтобы покорить одну-единственную женщину, он добился бы любых высот, избавился от своих комплексов и, вполне вероятно, завоевал бы ее любовь честно. Какая ирония! У него были силы сломать любые стены, а он потратил их на то, чтобы рыть подкоп… – Сущность есть, – сказал я. – Создатель кристалла безумный, но гениальный интриган. Он научился понимать окружающих. Их мотивы, сильные и слабые стороны. Я не добавил, что смысл кристалла позволял и манипулировать окружающими. Это они должны были понять сами. Потому что я уже начал ими манипулировать. Тэни и Измененные – они стали лишь фигурками на игровом поле. Я сделал ход и привел их в движение. Какая мощь! Но сейчас появится еще один игрок. И я знал, кто. – Пожалуй, лучше проверить мне, – сказал Амонд и протянул руку. – Двое тэни уже испытали препарат, – возразил Ди. – Теперь я должен убедиться, что он работает на Измененных. Он воткнул шприц себе в живот, прямо сквозь комбинезон, и вдавил поршень. Кажется, он даже не стал искать вену, а ввел раствор в третье, дополнительное сердце. На лице Амонда промелькнула смесь обиды и злости, но он смирился. Ди стоял, прислушиваясь к ощущениям. Я думаю, что ему тяжело дался эмоциональный удар: почти все Измененные лишены сексуальной сферы, даже тактики. Сейчас Ди ощущал то, что по возрасту как раз должен был пережить, останься он человеком: любовь, страсть, ревность, разочарование, печаль. Все сразу и в концентрированном виде… Нелегко ему. Но я знал, что он справится. Ди сглотнул, несколько раз моргнул. Повел головой, даже потряс ею. Сказал: – Это непросто… А потом обвел всех внимательным взглядом. Его сознанию, изначально настроенному на логику и анализ, должно быть проще с этим смыслом. С другой стороны, эмоции для Измененных – чуждая область… Наши глаза встретились. «Я знаю, – говорил его взгляд. – Я знаю, кто ты на самом деле. Теперь я знаю. И я знаю, что ты знаешь, что я знаю».