— Сейчас мы выполняем заказ для фирмы, изготовляющей нейлоновые изделия. Сарлая последняя модель прибыла только сегодня, и снимать в ней для журнальной обложки будут меня. А когда съемки закончатся, я смогу оставить ее себе. Конни быстро исчезла в спальне. Пока она переодевалась, я успел докурить сигарету. — Можешь войти, Майк! — наконец крикнула она. Я распахнул дверь и словно прирос к месту. Меня бросило в жар, потом в холод. Я задышал так часто, как будто только что пробежал марафон. Ее прекрасную фигурку облегало тонкое, как паутинка, и почти прозрачное ночное одеяние. Такой, какой я видел ее сейчас, конечно, никто больше не увидит. При съемках лампы будут освещать ее спереди, а сейчас они горели сзади. Но наибольший эффект давало то обстоятельство, что под этой легкой паутинкой ничего больше не наблюдалось. Улыбка сделала ее еще соблазнительнее. — Я тебе нравлюсь, Майк? — Не то слово! Но эта паутинка, наверное, слишком легко рвется. Сними-ка ее… Конни не заставила повторять просьбу. Легкое движение плеч — и сорочка на полу. Конни предстала передо мной прекрасной обнаженной статуей. Но в голосе этой статуи вибрировали теплые нотки: они манили и звали. — Мне кажется, я люблю тебя, Майк… — Лучше не надо об этом, малышка, — прохрипел я. — Любовь ко мне не принесет тебе счастья. — А мне не нужно счастье, мне нужен ты. Иди ко мне… Конни приблизилась к широченной постели и призывно махнула ручкой. Я сделал шаг назад. — Мне очень жаль, Конни, но я обязан идти. Ее глаза недоуменно расширились. — Ты, конечно, шутишь, — нежно и маняще прошептала она. Потом подошла ко мне и, взяв руками мою голову, впилась в губы. Громадным усилием воли я заставил себя сдержаться, взял ее за плечи и легонько оттолкнул. — В другой раз, — произнес я прерывающимся от непреодолимого желания голосом. — Сейчас у меня дела поважнее, гораздо важнее. Вопрос жизни и смерти… И я направился к двери. Конни не обиделась, она лишь улыбнулась. — Ты обязательно найдешь убийцу своего друга, и ничто не собьет тебя с верного пути. — Она сделала небольшую паузу и закончила: — Вот поэтому-то я и люблю тебя, Майк. У нас все впереди. На улице опять падал снег. Я сел в машину и включил «дворники». У снегопада своя положительная сторона: он делает машины похожими друг на друга. Если кто-то подкарауливал меня с револьвером, то не смог бы так просто отличить мою машину от других. Мысль о том, что меня пытаются убить, разозлила меня. Неужели я должен сдаваться? Сдаваться без боя только потому, что у меня нет разрешения на оружие? Дома, в комоде, лежал еще один пистолет 38-го калибра почти такого же размера, как и тот, что ржавел сейчас в бюро у Пата, и подходил для моей кобуры. Я слишком торопился и, не дождавшись лифта, поднялся по лестнице. Открыв дверь своей квартиры, я нажал на выключатель. Раздался щелчок, но свет не зажегся. Тогда я стал ощупью пробираться к настольной лампе. Неожиданно я почуял, что в комнате кто-то есть. Мои пальцы уже нащупали ножку лампы, когда шестое чувство предупредило меня об опасности. Не раздумывая, я схватил лампу и изо всех сил швырнул ее в темноту. Она с грохотом ударилась о стену. В тот же миг блеснуло пламя и раздался выстрел. Сделав неимоверный прыжок, я кинулся на своего противника. Мне удалось поймать его за ноги. Видимо, он был легче меня, и толчок заставил его упасть на колени, но уже в следующий момент я заработал мощный удар в челюсть. Тогда я стал держаться подальше от его кулаков. Случайно наткнувшись на стол, я опрокинул его. На пол с шумом полетели ваза и графин с коньяком. В соседней квартире послышались голоса. Я выбросил вперед руку и наткнулся на куртку, но мой противник оказался сильным и сумел вырваться. И сразу же я заработал еще один удар по лицу. В первую очередь мне было необходимо думать о защите. Пальто мешало мне, стесняло мои движения, и неизвестному новым ударом удалось свалить меня на пол. В следующую секунду я вновь был на ногах и собрался было расправиться с врагом, но тут же запутался в шнуре настольной лампы и опять оказался на полу. Мне показалось, что мой противник находится в нерешительности и не знает, продолжать драку или смыться. В этот миг раздался стук в дверь и чей-то громкий голос. Это спасло меня. Неизвестный предпочел ретироваться, предварительно нанеся еще один удар по моей многострадальной голове. Что было потом, я не помню. Я потерял сознание. У человека, склонившегося надо мной, было серьезное круглое лицо, а губы его как-то странно шевелились. Так продолжалось некоторое время, и лишь потом я сообразил, что он со мной разговаривает. Он несколько раз спросил, как меня зовут и какой у нас сейчас день недели. Наконец, я понял, чего он от меня добивается, улыбнулся и ответил. Его лицо стало менее серьезным, он тоже улыбнулся. — Вам снова повезло, — заявил он. — Поначалу казалось, что дело обстоит гораздо хуже. — Он повернулся и обратился к кому-то: — Легкое сотрясение мозга и больше ничего. В ответ на это я услышал сожаление, что мне не сломали шею. Я узнал этот голос. Он принадлежал прокурору. Импозантно засунув руки в карманы, он пытался произвести достойное впечатление. Я с трудом приподнялся и сразу же почувствовал в затылке страшную боль. Присутствующие начали расходиться — человек со странными губами и черной сумкой врача, две женщины-соседки и хозяин дома. Остальные остались… Один из них был полицейский в форме, а двое других, видимо, детективы. Мой друг Пат сидел в углу на единственном стуле, у которого еще сохранились ножки. Прокурор сунул мне под нос два бесформенных свинцовых кусочка. — Эта пуля застряла в стене, — набросился он на меня. — Вы можете объяснить мне, что все это значит? Один из детективов помог мне держаться на ногах. Расплывчатые очертания предметов перед глазами постепенно приняли отчетливые формы. До этого все сливалось в какие-то темные и светлые пятна. Я обнаружил, что улыбаюсь, лишь тогда, когда прокурор спросил: — Что здесь смешного? Вместо ответа я задал ему контрвопрос: — А у вас есть ордер на арест? Если нет, то я не обязан два часа подряд давать вам показания. — Будете вы говорить или нет? — выдавил он из себя, до предела рассвирепев. — Нет. Скажу лишь одно: буду вам признателен, если вы покинете мое жилище. Как видите, тут очень опасно. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но затем молча повернулся и быстро вышел. Оба детектива и полицейский последовали за ним. Пат все так же сидел на стуле. — Когда ты, наконец, образумишься? — возмутился он, покачивая головой. — Надеюсь, мне-то ты скажешь, что здесь произошло? Я взглянул на свои ладони. Вся кожа с них была содрана, а вместо ногтя на указательном пальце болтался лишь жалкий остаток. — Он уже был здесь, когда я пришел. При нашей короткой дискуссии мы наделали много шума. И если бы я не зацепился за электрический шнур, у прокурора были бы все основания обвинить меня в убийстве: живым бы я его отсюда не выпустил. Кстати, откуда прокурор пронюхал об этой истории? — Твои соседи сообщили в ближайший полицейский участок. Начальник участка уже знал о тебе и позвонил прокурору. Тот бросил все дела и притащил меня сюда, чтобы я мог полюбоваться трупом Майка Хаммера. Я хмыкнул и дунул на больные ладони. — А ты видел пулю у него в руке? — Да, я лично вынимал ее из стены. Она того же калибра, что и в витринах. Это означает, что тебе удалось уже три раза увернуться от неизвестного убийцы. В следующий раз ты так легко не отделаешься. — Ты, конечно, хочешь сравнить эту пулю с другими? — Обязательно. Если она выпущена из пистолета, из которого в тебя стреляли на Бродвее, то это пистолет Рейни, а если из другого, то тогда это, вероятно, Клайд. Я потер подбородок и поморщился от боли. — Рейни ушел к праотцам. По-моему, нам лучше всего сразу же направиться к Клайду и арестовать его. — Что? Ты это серьезно, Майк? Ведь у тебя практически нет никаких доказательств, не говоря уже о том, что у него колоссальные связи. К тому же убийца Вилера не оставил отпечатков пальцев, да и убийца Рейни тоже работал в перчатках. При этих словах я взглянул на свою руку и заметил, что между указательным и большим пальцем застряли кусочки кожи. Я осторожно снял их и протянул Пату. — Отнеси их в свою лабораторию. Может быть, это нам поможет. Пат с интересом осмотрел эти кусочки, потом вынул конверт и аккуратно уложил их в него. — Ты помнишь, что я тебе говорил, Пат? Что Вилеру пришлось защищаться перед смертью? Я все время думаю об этом. Убийца знал, где ему найти Вилера, но он полагал, что тот будет спать. Но Вилер, вероятно, не спал, а собирался пойти в туалет или в ванную. Убийца, наверное, предполагал, что справится с ним без оружия, в кулачной драке. Тогда бы это выглядело так, что мы, будучи пьяными, подрались. Но потом, в связи с неожиданными обстоятельствами, ему пришлось изменить свой план. Вилер понял, что его ожидает, и начал отчаянно защищаться. По всей вероятности, именно он и вытащил пистолет из моей кобуры… Эту картину я представляю себе так. В руке у Вилера пистолет. Он стреляет в напавшего на него человека, но тот успевает ударить его по руке, и пуля впивается в матрац. Затем убийца выворачивает руку Вилера, направляет дуло пистолета на него и нажимает на спуск пальцем своей жертвы. — Да, подобный вариант не исключается. Затем убийца забрал обе гильзы и вытащил пулю из матраца. Он рассчитывал на то, что такую маленькую дурацкую дырочку могут не заметить. И все прошло бы для него очень удачно, если бы ты не знал, сколько патронов у тебя в пистолете. — На убийце был довольно поношенный костюм, — заметил я, немного поразмыслив. — С чего ты взял? — Костюм не может быть новым, если карман уже протерся до дырки. Пат задумчиво потер лоб, потом вытащил записную книжку и взял из нее несколько маленьких записок. Просмотрев их, он кинул на меня озабоченно-недоверчивый взгляд и прочел еще раз вслух одну из них. — В день, когда было совершено убийство Честера Вилера, в отеле жили только два человека. Один из них — почтенный старик, а другой — молодой человек в поношенном костюме. Кстати, с хозяином он расплатился заранее и уехал в день убийства Вилера. — У тебя есть его словесный портрет? — Нет. Мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он среднего роста. Он сообщил, что приехал в Нью-Йорк к известному хирургу вправить челюсть. Нижняя часть его лица была забинтована. — Знаешь, Пат, ты можешь прожить целый месяц рядом с осой, и она тебя не ужалит. Но если ты начнешь ворошить ее гнездо, то укуса не избежать. — Я встал и взял пальто. — Какие у тебя планы на вечер? — Поскольку ты их уже нарушил, мне придется засесть за писанину. — Пат остановился в дверях, ожидая, когда я найду свою шляпу. — Кроме того, я хочу выяснить, не арестованы ли партнеры Рейни. Ты оказался прав: когда я захотел наколоть их на крючок, они исчезли. — А что они делали в спортзале? — Этот зал продавался. Они были посредниками. А покупал зал человек по имени Роберт Хабарт Вильямс. — Ведь это Дикки, он же Клайд… чудеса… — Ему удалось приобрести этот зал буквально за гроши. Эд Купер написал по этому поводу в «Глобус». Он намекнул на то, что тут затевается какая-то грязная махинация. — Вот тебе прямая связь Рейни с Клайдом. Пат лишь пожал плечами на мое замечание.