– На себе не показывайте! – тревожно предостерёг его «близнец». – Тьфу-тьфу-тьфу! – Саня затряс руками, сбрасывая дурную примету. – Короче… – Он упёрся руками в бока, раздумывая. – У Марии, чтобы не соврать, примерно… ну… размер… блин, не могу точно сказать и примерно тоже. В любом случае побольше, чем у нашего лейтенанта. Устроит? Здесь, наверное, возникает ряд вопросов. Итак, Тимохин жил один, и нет никого, кто бы мог засвидетельствовать, с какой ноги он поднялся сегодня утром. Однако и без свидетельских показаний можно смело полагать, что с левой. Иначе как объяснить ту полосу невезения, что преследовала его чуть ли не с самого утра? Ну посудите сами: на инструктаже он поссорился со старшим офицером и его протеже, получил нагоняй от своей начальницы, был вместе с группой снят с патрулирования и отправлен в «горячую точку», припахан к похоронно-земляным работам, не получил возможности пострелять из трёхлинейки, не дождался мяса и не покатался на роскошной колеснице. Разве этого мало, чтобы поверить в приметы? Но тем не менее самое главное его невезение произошло именно сейчас, и состояло оно из нескольких этапов. Считаем вместе… Этап первый: возница второй, непрезентабельной колесницы, который дожидался гостей великого стратега, решил подкатить свой транспорт поближе ко входу именно в тот момент, когда «близнецы» сравнивали размеры женских достоинств Вари и Марии. Этап второй: стук копыт и лязг колёсных ободов создали достаточно шума, чтобы заглушить звук шагов двух человек (точнее, одного человека и одного сатира), подошедших к ценителям женских прелестей со спины. Так что те ничего не слышали. Этап третий: грохот колесницы всё же не смог заглушить последнюю фразу, сказанную Александром. И услышанную тем, кто подошёл сзади. Не специально, но тем не менее… Этап последний: этим подошедшим человеком была Варвара Воронюк. А как показывает мировая история, ни одна женщина не терпит, когда её сравнивают с другой и при этом сравнение не в её пользу. Ну просто признайте это как факт. Болезненный пендель под зад заставил Тимохина подскочить на месте и взвыть раненым вепрем. Яростно растирая ушибленное место, он скакал по кругу, будучи не в силах даже внятно материться. – Варвара Андреевна, – осторожно подбирая слова, обратился к лейтенанту Ашас, – может быть, не стоило так уж сильно калечить своего бойца перед торжественным мероприятием, на которое мы все приглашены нашим радушным хозяином. Ведь так, чего доброго, вид хромающего Александра может показаться оскорбительным для местных градоправителей. – Пусть радуется, что вообще не убила, – грозно ответила девушка, сверля Тимохина суровым взглядом. Дав «наказанному» возможность вволю попрыгать и отдышаться, она поймала его за грудки и, подтянув вплотную, почти нос к носу, яростно предупредила: – Ещё раз от тебя такое услышу, придушу своими руками. Понял? «Понял!» – дал бы ответ любой здравомыслящий человек в подобной ситуации. Но, как уже предполагалось выше, вроде бы Тимохин встал с левой ноги и ему сегодня патологически не везло. Вот и в этот раз он вместо того, чтобы согласиться во всём с начальницей, совершил необдуманный поступок. Как видно, его затуманенный болью разум не работал, и Саша просто поддался импульсу. А именно, быстро чмокнул Варю в нос. Яростный рык, резкий рывок, приём из школы самбо, и Тимохин, переброшенный через плечо, растянулся в пыли, у ног кипящей как вулкан лейтенанта Варвары. Стоявший в сторонке Ашас даже зажмурился и втянул живот от ужаса, просто представив, что сейчас чувствует его прототип. А тот с выпученными глазами лежал на земле, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Стоящая над ним девушка, наоборот, вдыхала и выдыхала очень часто, как видно гася в себе потоки ярости, чтобы не прибить недоумка тут же, на мраморном полу. А там пусть судят… Наблюдавший из-за угла всю эту картину Пенелопус озадаченно почесал между рогов и проблеял, нерешительно переминаясь копытами: – Ни хрена себе у вас уставные отношения! Что же тогда с вами происходит в свободное от службы время? – Поверьте, друг мой, – торопливо ответил за всех бывший эмиссар, – вам лучше этого не знать. Сбережёте часть нервной системы. Ну или всю. Как повезёт. Вдвоём они, парнокопытный сатир и Янас, потратив изрядно времени, сумели-таки кое-как успокоить пышущую гневом девушку, помогая прийти в себя и подняться пострадавшему от начальственного произвола товарищу. Но, несмотря на их старания, оба участника склоки, надувшись как мыши на крупу, избегали смотреть друг на друга, а примиряться и вовсе категорически не собирались. – Э-э-э, друзья мои, – увещевал их распорядитель дома Костаса, – я вижу по вашим лицам, что мирные отношения на данный момент между вами невозможны. Но я прошу вас, даже заклинаю, постарайтесь хотя бы не конфликтовать друг с другом какое-то время. Нам надо торопиться на агору, ведь вас там ждут. Вы же посланцы мира богов! – Он восторженно захлопал длинными козлиными ресницами. – Вы гости великого стратега, вам просто необходимо предстать перед Советом на прощальной церемонии! А пока вас не представят Совету, церемония не может быть завершена, и господин Костас уже высказывал своё недовольство тем, что он до сих пор не на марше. Ведь промедление может обернуться катастрофой. Так давайте же поторопимся, друзья мои, ну хоть немного, а? – Хорошо, – согласилась с ним Варя, демонстративно игнорируя Тимохина. – Не будем задерживать серьёзных людей нашими неурядицами. Если эта колесница предназначена для нас, то давайте уже загрузимся в неё и поедем. Для погрузки пришлось потесниться, трое оперативников и примкнувший к ним в попутчики сатир оказались слишком большой компанией для одной коляски. Недовольный возница начал возмущаться перегрузом пассажиров, но серебряная драхма, перекочевавшая к нему из мошны Пенелопуса, быстро уладила это затруднение. Щелчок кнута, и кони помчались вдоль улицы, хотя и не так лихо, как четвёрка в представительской колеснице. По какому-то недоразумению не успевшие помириться Варя и Александр оказались в коляске рядом, а из-за тесноты последней их ещё и притиснули друг к другу. – Не прижимайся ко мне, маньяк, – потребовала лейтенант. – Да я бы с радостью, но здесь тесновато, уж извините! – язвительно ответил Саша. – И почему это я маньяк? – А кто же ещё? Все мысли у тебя в голове только о том, чьи титьки больше и чей зад крупней. – Чего? С какого бодуна вы это решили? Когда это я с вами о размерах ваших… гхм… достоинств говорил? – Не со мной, а с другом твоим зеркальным. Я не дура, и уши у меня имеются. Слышала я вашу беседу. – Блин горелый, – с досадой выругался Саня. – Один раз-то всего и обсудили. И что, из-за этого теперь надо маньяком называть, а самое главное, калечить жестоко? А если бы вы мне копчик отбили? – Не отбила бы. Я знаю, куда бить, – сурово предупредила девушка. – Знает она. Всё равно больно! – с обидой, чуть не плача пожаловался внештатник. – Хорошо, что больно. В этом весь и смысл. А иначе зачем наказывать? – Да чё сразу наказывать-то? – возмутился Тимохин. – Все болтают, а пинать, значит, меня только? С какого рожна, спрашивается? Где справедливость? – Других я не слышала. А от тебя уже дважды! – А второй-то раз когда? – изумился Александр. – Ещё в «Гэлакси», когда ты себя за Ашаса выдать пытался. – Нашли чё вспомнить… – О-о-о! Память у меня хорошая. – Так, значит, – насупился «маньяк». – Ну раз хорошая, тогда вспомните, что вы мне утром в машине дока говорили. Обвиняли меня, что я, как дикарь, на всех кидаюсь. Что надо не бить, а говорить, договариваться, аргументировать. А сами что? Из-за всякой ерунды драться лезете. – Бьёт, значит, любит, – сыронизировал слушавший перепалку Ашас и подмигнул сатиру. – Народная муд… Ой!.. Ай-ай!.. «Ой» у него вырвалось, от того что локоть Тимохина врезал ему под рёбра, но удар, смягчённый броником, не доставил боли. А вот более практичная Варя врезала пяткой чуть ниже наколенника, отчего уже получилось «Ай-ай!». Заткнув таким образом ненужного «комментатора», спорщики вновь не унимались… – Не надо в меня моими же словами кидаться, – строго предупредила Варвара. – В твоём случае следуют исключения. Я тебя бью на правах командира и воспитателя! – Воспитателя?! – Изумлению Александра не было предела. – Да, представь себе, воспитателя, – повысила голос девушка. – Каждый командир для своих подчинённых ещё и учитель. Я должна тебе не только приказы отдавать, но следить, чтобы ты под моим руководством человеком оставался. Или, как в твоём случае, человеком стал. – Что значит «стал»? Вы меня что, совсем за человека не считаете?! – Да, представь себе, – осадила его Варя. – Люди себя так не ведут. Я тебя маньяком назвала не из-за твоих эротических интересов ко мне, а из-за твоего повседневного поведения. Ты как неандерталец, даже хуже. Тот хотя бы инстинкт самосохранения имеет, а у тебя он напрочь отсутствует, где бы ты ни оказался, везде нарываешься на неприятности. Причём сам, без постороннего вмешательства. Вот я тебя и бью, чтобы до тебя дошло, а то слов ты, похоже, просто не понимаешь. – А вам не кажется, товарищ лейтенант, что я уже не мальчик и воспитывать меня ремнём как бы поздновато? – Воспитывать никогда не поздно, – наставительно парировала начальница. – И поверь мне как психологу, с тобой ещё есть над чем работать. – Ну-ну! Работайте, работайте. Не перетрудитесь только. – Хамло! – Стерва… Ай!.. Опя-а-ать?! Неизвестно сколько бы ещё продолжалась перепалка, но возница, чтобы объехать отряд воинов, «конвоирующих ценный груз стратега Костаса», сделал резкий манёвр, из-за чего коляску мотануло из стороны в сторону, и всех пассажиров внутри неё неслабо тряхнуло, чем положило конец их разговорам. К тому же буквально через несколько мгновений они после резкого поворота оказались на мощённой плитами дороге, и грохот колёс по камню делал любые диалоги неудобными. – Эта улица выведет нас прямиком к агоре! – силясь перекричать шум, сообщил Пенелопус. Гости из «мира богов», временно отложив все разборки, уставились вперёд, силясь разглядеть, куда их везут. Пока они ехали по городу, смотреть особо было не на что: кварталы из сплошных серых стен и отсутствие прохожих (по-видимому, всё население уже было на центральной площади). А вот теперь приближение агоры, где проходила важная историческая церемония, вселяло надежду как минимум на интересное зрелище. И в предвкушении этого «гости» даже повеселели, словно дети, которых впервые ведут в луна-парк. Однако забегая вперёд, сообщим, что луна-парка не получилось. Когда в конце улицы показалась наконец заполненная толпой площадь, оперативники обратили внимание на нездоровую суету, царящую там. Заметили её и сатир с возницей, потому что, приблизившись, первый начал громко призывать богов во спасение, а второй резко натянул поводья, останавливая колесницу. От такого экстренного торможения вся команда оперативников со своим лейтенантом чуть не вылетела из коляски головой вперёд. – Что происходит?! – громко воскликнула Варвара, обращаясь сама не зная к кому и пихая локтем навалившегося на неё Тимохина. Пенелопус, посчитав, что вопрос адресован ему, перестал звать спасителей с Олимпа и объяснил ситуацию, насколько сам успел её понять: – Похоже, наша торжественная церемония прервана внезапным нападением. Вы только посмотрите, что вытворяют эти богами презираемые создания. – И он указал на стаи крупных птиц, кружащих над площадью. – Ёшкин матрёшкин! – стырил у Саши ещё одно ругательство его двойник, разглядев существ, которых они сперва перепутали с птицами. – Это же гарпии! – показал своё знание древнегреческого бестиария Тимохин. – Увы, мой друг, это действительно они, – подтвердил сатир. – И сейчас эти гнусные твари срывают нам церемонию. – Да чёрт с ней, с церемонией! – возмутилась Варя, видя, как полуженщины-полуптицы, растопырив когтистые лапы, пикируют вниз. – Они же на людей нападают. – О, не волнуйтесь, почтеннейшая хилиарх Варвара, – поспешил успокоить её рогатый распорядитель. – На агоре достаточно воинов, они позаботятся о защите населения. Приглядевшись внимательней, лейтенант убедилась в правоте сатира: женщины и дети на площади, конечно, кричали от страха, но никто не паниковал и не носился объятый ужасом, все дисциплинированно держались группами. Воинам и взрослым мужчинам при таком раскладе было проще наносить отпор летающим тварям. Прикрывая собой слабых горожан, они встречали гарпий копьями и стрелами, нанося тем большой урон. Первая волна спикировавших существ разлетелись вразнобой, разбившись о щиты греков, как волна о волнорез. На копьях защитников осталось несколько тварей, трепыхавшихся в агонии. Ещё столько же рухнули вниз, сражённые стрелами, и были добиты уже на каменных плитах агоры. Греки умели драться строем, этого у них не отнять. Разъярённые таким отпором гарпии, не собираясь больше в стаю, кидались на людей как попало, со всех сторон, визжа от ярости. Так сдерживать их нападения было гораздо трудней, но защитники не растерялись и не нарушили свои боевые ряды, подстрелив и нанизав на копья ещё с десяток крылатых бестий.