— А куда? — Вы, собственно, кто? — спросила женщина. — К тому же, они съехали почти год назад, что же, вы их целый год не видели? — Я их вообще никогда не видел, — откровенно признался Боев. Меня и интересуют не столько они, сколько их машина — коричневая «девятка». Женщина чуть отошла от дверей, словно давая Боеву возможность войти. — Вадик, — позвала она, — по-моему, это к тебе. Вышедший в прихожую человек был на две головы выше Боева и в три раза шире. На нем был спортивный синий костюм и кроссовки. В руках небольшой стальной тросик толщиной с руку, который он машинально сгибал и разгибал. Виктор и Хмель пересекли двор, не встретив ни одного охранника. Вдалеке, у биржи, кружил незнакомый прапор, но он их не видел. Потом они занырнули в какой-то цех, пол которого был усеян золотистой стружкой. Одна из бригад чифирила на ящиках. Казалось, вся зона не работает. Хмель нырнул в маленькую незаметную дверь. Они прошли коридором, образованным двумя параллельными стальными переборками. Виктор на выходе огляделся. Стояла непривычная для фабрики тишина. Они выскочили на улицу вплотную к высокому забору. Хмель небрежно нажал на параллельную планку, она медленно подалась, освободив глубокий в человеческий рост проход. Виктор протиснулся через дыру, и тут же Хмель поставил доску на место. В первое мгновение Виктор не мог сориентироваться, где он, собственно, очутился, потом узнал по очертаниям хозяйственные пристройки столовой. Каждый раз, когда он пытался представить, что делает Оля, каково ей, внутренняя пелена прикрывала его зрение, мысли тонули и сознание отказывалось служить ему. К санчасти он вышел неожиданно. Обычно он, как и все, подходил к центральному входу, а сейчас зашел с тыльной стороны и чуть не наткнулся на засаду. Несколько вооруженных автоматами солдат во главе с начальником взвода охраны залегли у стены санчасти, внимательно вглядываясь в темные, закрытые деревянными ставнями окна. Виктор почти отполз к полуразрушенному бараку и вопрос «что же делать?» отчетливо заколотился у него в голове. Не было шанса попасть в тщательно охраняемую, обложенную со всех сторон санчасть. Если бы его застукали тут, без разговоров изолировали бы на возможно длительное время, поэтому, стараясь не сделать ни одного лишнего движения, он выполз, выдавив оконное стекло и повернул к своему бараку. Морик — новый дневальный, пришедший на смену Хохлу, — вот кто ему был нужен, с его цыганской хитрецой и ловкостью, которых так не хватало Виктору. Виктор залетел в барак, увидел приоткрытую дверь каптерки и постоял немного перед ней — Морику не стоило объяснять, как он попал в жилзону, — потом вошел. Морик вместе с младшим дневальным отряда Серегой в очередной раз чифирили от скуки. Надо признать, что, как ни странно, старшиной Морик оказался отменным. Администрация его почитала как исполнителя песен, петухи, чувствуя его вес в глазах начальства и всерьез принимая замашки, боялись как огня, и чистота в бараке была идеальной. — Ну что, бродяга, — сказал Морик, улыбаясь и пододвигая Виктору стул, — прибег до старшего братика, бо тот скажет, как должно поступать? — Расскажи, как все произошло, — попросил Виктор. Морик приосанился. Он любил показывать свою компетентность и таким образом подыгрывать самому себе. — Зона была на грани бунта, — важно сказал он, сделав гулкий глоток, и покосился на дневального Серегу. — И я бы не дал за нашу жизнь ни гроша. Если бы не грохнули свои, то всех, не разбирая, перестреляли бы войска подавления. — Никаких войск не надо, — безапелляционно вмешался в базар Серега. — Когда взбунтовалась строгая зона под Таганрогом, ментов, кто смог выпрыгнуть, вывезли за несколько километров, а зону накрыли ковровом бомбежкой. Там из двух тысяч уцелело не больше сотни зэков. — Да тут город рядом, — нетерпеливо прервал его Морик и произнес многозначительно: — Москва, и время другое, перестроечное, никто бомбить не будет. Короче, слушай, кибеш произошел за завтраком. — Тут к нему вернулась природная цыганская живость. — Повар сварил такую байду, что не только есть — смотреть невозможно. И по случаю именно это дерьмо досталось столу второй бригады, а там половина жуликов. Братва встряхнулась. Ваську-повара и еще двоих сварили живьем в котле, прапор желторотый вмешался, того просто прикололи. Но Гусь молодец, быстро блокировал все выходы, другие бригады вывели из столовой, а эти успели пробиться в санчасть. — Сколько их там? — Восемь человек. Виктор удивился точности информации Морика. Но принял. Ничего иного ему не оставалось. — Сгоряча они двух санитаров пришили, когда в санчасть залетели, потом забаррикадировались. Там у них три медсестры, учетчица твоя, да больных человек шесть. К тому же запасы наркоты на полгода. Если они до нее дорвутся… Морик засмеялся: — Вся наркота в стальном сейфе, а ключ у начальника санчасти. Тормошить сейф они боятся, побьют ампулы, а открыть пока не сумели. Но если откроют, хана заложникам! «Ждать совсем нельзя», — с тоской подумал Виктор. Он представил Олю среди пьяной, обреченной на гибель компании. Пока он здесь распивает чифир, с ней могут сделать все что угодно. — У хозяина одна проблема — заложники. Если бы не медсестры, они бы сожгли санчасть живьем с зэками и больными, а заодно ползоны, а так ему надо вступать в переговоры. А ты зря на рожон лезешь. Войти в санчасть легко, а выйдешь ли живым? — закончил Морик. — Иди к оперу, — твердо сказал Виктор, скажи, что я согласен быть парламентером. — Ты спятил! — Морик, словно поперхнувшись, стал заваливаться на сторону. — Ты, зэк, пойдешь базарить от имени ментов, как ты будешь дальше жить в зоне? — Короче, я пошел. — Виктор обернулся. — Переговори с опером! — Чего надо, — спросил человек, равнодушно обняв женщину за плечи и положив трос на туалетный столик, рядом с телефоном. — Коричневая «девятка» его интересует, — как бы вскользь сказала Ирина и, вдруг освободившись из-под руки мужа, ушла в глубь квартиры. — Я из ГАИ, — сымпровизировал Боев, — вчера совершен наезд на женщину предположительно коричневой «девяткой». Мне бы адрес владельца. — Удостоверение покажите, — попросил человек в спортивном костюме и подошел вплотную к Боеву, — что вы в самом деле работник ГАИ. Боев раскрыл удостоверение, мужчина внимательно прочитал его, усмехнулся. — Обыкновенный цветной мент, — сказал он. — Дураков, что ли, ищешь? Ты к ГАИ имеешь такое же отношение, как к ЦРУ. «Девятка» тебя интересует, пошли поговорим. — Он чуть подтолкнул Боева по направлению к кухне и сам пошел за ним. — У меня «девятка». — сказал спортсмен, — по доверенности, и нечего мозги пудрить наездами. Говори, в чем дело. А то, что я ни на кого не наезжал, ты знаешь не хуже меня. Боев подумал, что тут надо говорить прямо. Весь его опыт свидетельствовал, что этот великан с открытым лицом не мог совершить подлое убийство, тем более зарезать женщину, да и его холеный вид говорил, что он не томился в зоне. Во всяком случае последние несколько лет. — Могу я посмотреть вашу машину, — спросил Боев. — Если на ней нет следов, то и говорить не о чем. — Машина в гараже, иди смотри. — А как же я в гараж попаду? — Да он открыт. Там мой брат копошится. И тут Боев решился. — Ты вчера ночью был на Пресне? — спросил он. — У дома Высоцкого на Малой Грузинской? — Хорошо работаете, — засмеялся человек. — По протекторам что ли, вычистили? Да, был. — В какое время? — Знаешь что, ты меня вызывай к себе и тогда допрашивай. А у себя дома вопросы задаю я. Понял? Что там произошло на Грузинке? — Это я тоже хотел бы знать. Может, ты расскажешь? — Может, и расскажу. — Вадик смотрел куда-то в сторону, за спину Боева. — Ладно, уж так и быть, спрашивай. Все равно к себе будешь вызывать. Боева насторожила его вдруг обозначившаяся покладистость, но выбирать было не из чего. — Когда ты уехал с Пресни? И сколько пробыл у дома. Я знаю, ты ни в чем не замешан. Там работали другие люди, и мы их найдем, но следы от твоей машины ночью были идентифицированы нами, и стало быть, ты для нас самый ценный свидетель. Давай определимся по времени, если не хочешь, чтобы мы тебя вызывали к себе. — Во брательник дает! — вдруг воскликнул Вадик, поднимаясь во весь свой гигантский рост и провожая взглядом видную в окно второго этажа машину. — Слесарь от Бога! За два часа сделал регулировку. Так чего вы там определили, что моя машина была на Пресне? Молодцы ребята, прямо подметки рвете. Только как вы умудрились словчить без машины-то? — Это пара пустяков, — утешил его Боев. — Ты не волнуйся за нас. Один-два снимка протекторов и заключение эксперта. Так что давай к делу. Я тебя официально спрашиваю… — Слушай, — прервал его Вадик, — жалость-то какая. Я теперь от переживаний вообще не усну. Что же ты раньше не сказал? Эх, не дай Бог Ирка узнает, она же плакать будет навзрыд. Я и сам сейчас заплачу… — У тебя чего, понос? — холодно осведомился Боев. — Следы от твоей машины обнаружены у дома, где ночью было совершено преступление. Стоит мне пальцем шевельнуть, и ты уже не свидетель, а подозреваемый. В деле об убийстве. Я уже сейчас могу тебя на трое суток определить в КПЗ. — Да что ты, не надо! ужаснулся Вадик. — Там, наверное, клопы и крысы. Ты не прав, как тебя зовут? Боев? Ты не прав, Боев. Я тебе сочувствую, а ты меня в КПЗ. Нет, нехороший ты, видно человек. Скучно с тобой разговаривать. Может, ты сам уйдешь? Или тебя вынести через окно? — Я могу официально вас задержать и препроводить в камеру предварительного заключения, — уже с трудом сдерживая ярость, проскрипел Боев. — И вы не храбритесь, если потребуется, я из уважения к вам целый наряд пришлю. Все ваши габариты не помогут. — Я за него переживаю, а он угрожает, — возмутился Вадик. — Ты посмотри на меня, прямо слезы наворачиваются. Брат-то, он не только движок перебрал, он еще и колеса сменил, а старые вывез на свалку. Ищи их там, свищи. Как же ты теперь сможешь их щелкнуть, если пропали колеса-то. Боев понял, что его жестоко провели. Пока он расслаблялся разговорами, машину привели в состояние, не пригодное для идентификации. — Где брат? — спросил он, вскакивая. — Пошли в гараж быстро! — Сам иди, — равнодушно сказал Вадик. — Я тебе чего, шнырь камерный, двери открывать. Только быстрей иди. Брат-то на машине в отпуск укатил, будет через месяц. Попробуй, его задержи, когда он уже на окружной. Несмотря на поздний час, Боев не поехал домой, а вернулся в прокуратуру. Его рассказ, как ни странно, вызвал у Николая Николаевича противоположную ожидаемой реакцию. — Молодец, — обрадовался прокурор, — просто асс. Отмечу в приказе. За какой-то день выйти на машину, от которой и протекторов не осталось, — криминалистический рекорд! — Вот именно, не осталось, — буркнул Боев. — Так ведь были колеса. Я их сам прос…л. За разговорами. — Ты, кстати, пробил этого спортсмена по Цапу? — спросил прокурор — Что-то его поведение не тянет на любителя. Боев, ни слова не говоря, вышел из кабинета. Прокурор знал, что он не вернется без самой полной информации. Поэтому стук в дверь буквально через несколько минут после ухода Боева удивил его. — Быстро же ты, — хмуро проговорил Николай Николаевич, потому что невозможно было собрать всю информацию за такое короткое время, и замолчал, вопросительно глядя на высокого мужчину в сером блестящем костюме, тепло улыбающемся ему с порога.