— И как раз теперь, когда я могла бы, наконец, с ней воссоединиться, мне придется ее потерять. — всхлипнула Алина, отхлебнув глоток. — Так или иначе, я ее все равно потеряю, зато позволю ей сохранить свободу. — Она допила вино. — Что вы хотите сделать, несчастная? — Единственное, что в такую минуту может сделать мать. Сдаться полиции. Скажу, что Халину убила я. — Прекрасная мысль! — бросил я. — Но если вы немного подождете с ее реализацией, ничего не случится. В квартире, где вы прибираетесь, сейчас кто-нибудь есть? — Вряд ли хозяйка из-за моего исчезновения прервала отпуск. — В таком случае идите туда и ждите сигнала, — велел я. — Когда все закончится, я дважды постучу в потолок. Глава 15. Под сенью драцены Час спустя в гостиной Анетки Гарцовник собрались шесть человек, включая меня и Розалию. Я сам всех позвал и тщательно подготовился к их прибытию, но все равно не мог оправиться от потрясения. С Катажиной Гарцовник и Пальмистером я уже был знаком, а вот Славомир Гарцовник меня слегка разочаровал: невысокий, костлявый, сутулый, в старомодных очках, с лицом аскета и изрядными залысинами, он больше всего походил на бухгалтера. Впрочем, причиной моего возрастающего недоумения стал не Гарцовник, а чудо, явившееся вместе с ним. Холодная белокурая красавица, существо из резервации для богатых, неземная, как на полотнах Боттичелли, и безупречная, как из фотошопа, длинноногая, с алыми губами, одетая с ненавязчивой элегантностью, свойственной секретаршам экстра-класса, и равнодушно взирающая куда-то поверх моей головы (это-то как раз меня не удивило). — Я тебя помню, юноша! — воскликнула мать Гарцовника. — Я все поняла. Ты сообщник этого студента… — Уверяю вас, вы стопроцентно ошибаетесь, — поспешно ответил я. — Меня зовут Робаль Сякий, и я представитель блестящего детективного агентства «А. А. Ковальский и детективы». Но прежде чем прояснить свою роль в этом деле, позволю себе спросить: кто эта особа? — Я указал на блондинку, которая даже плечом не повела. — Это наша секретарша, Юлия Квакалло, — ответила Катажина Гарцовник. — Вы же сами ее сюда пригласили! — А знакома ли вам некая Ирмина, сокращенно — Ина? Фамилии я не знаю, но имя редкое, да и по описанию внешности ее можно идентифицировать однозначно. Носит длинные темные платья и большие очки. Представляется вашей секретаршей. — Ох, значит, она до сих пор так представляется?! — вскипела Катажина Гарцовник. — Это просто возмутительно! Вы имеете в виду нашу предыдущую секретаршу, жуткое, несуразное создание — конечности длинные, как у паука. Вечно она совала нос куда не просят. Мы ее уволили и взяли на ее место пани Квакалло, женщину с внешностью, профессиональными качествами и манерами, достойными самой высокой оценки. — Вы не могли бы произнести слово «рододендрон»? — повернулся я к мнимой секретарше. Юлия Квакалло только пожала плечами и перевела взгляд с точки над моей головой на засохшую драцену. — Вы в своем уме? Это же просто издевательство! — взорвался Славомир Гарцовник, недвусмысленно демонстрируя, что под блеклой оболочкой бушует вулкан чувств и страстей. — Я тоже хотел бы знать, что здесь происходит! — рявкнул Лонгин Пальмистер. — Прежде чем прояснить ситуацию с исчезнувшей рукописью Халины Ментиросо — а я не сомневаюсь, что мне это удастся, — заверил я, — хотелось бы задать вам несколько вопросов. Попрошу отвечать честно и по существу, насколько вам это позволяет оценка фактов и страх за собственную шкуру. — Давай, приятель! — не выдержала Розалия. — Вы хорошо готовите — угадал? — обратился я к Катажине Гарцовник. — Ну конечно, — тихо ответила она и обвела собравшихся растерянным взглядом. — Но какое это имеет отношение к делу? — Боюсь, мы попусту теряем время! — заявил Пальмистер, поднимаясь с кресла. — Вам известно, что Иво Май мертв? — резко бросил я. Лонгин Пальмистер побледнел. Единственное, что он сумел выдавить, было писклявое «Что?», яснее ясного доказывавшее, что его потрясла либо моя осведомленность, либо весть о смерти Иво Мая, но никак не сам факт существования оного. — Сядьте, пожалуйста, и не нарушайте порядок, — сурово добавил я. Пальмистер плюхнулся в кресло, а Славомир Гарцовник обернулся ко мне с живым интересом: — Вы не шутите? Тем временем я обвел собравшихся отечески-прокурорским взором и повернулся к Катажине Г.: — Итак, вы умеете готовить? — Как всякая настоящая женщина, — ответила она, подчеркнув слово «настоящая». — Традиционные блюда? — Традиционная польская кухня, — с гордостью подтвердила она. — Бифштексы, отбивные? — А как же! Никаких убогих салатиков, которыми современные женщины норовят накормить своих мужчин, если вообще их кормят! — скривилась она с отвращением. — Значит, это вы были у Халины Ментиросо в день ее смерти и воспользовались молотком для отбивания мяса, чтобы разнести ее ноутбук? — Так ведь… — Катажина побледнела и замолчала. — Это полный нонсенс, — заявил Славомир Гарцовник. — На основании мелкой улики вы делаете далеко идущие выводы. Если вы хотите сказать, что моя мама вторглась к Халине, убила ее и выкрала книгу… — Я уверен, что ничего этого она не совершала, однако полагаю, что она была в доме Халины вскоре после ее смерти и могла бы пролить свет на кое-какие моменты, затемняющие картину преступления. Ваша мама — ценный свидетель, позвольте ей говорить. — Тем более что мне действительно нечего скрывать, — согласилась Катажина Гарцовник после долгого размышления. — Дело ясное: убийца — Иво Май, и это он украл книгу. Если мое свидетельство вам для чего-то нужно, пожалуйста, расскажу с удовольствием: в то утро, когда Халина погибла, я дала себе труд лично ее посетить, чтобы выбить у нее из головы мысль опубликовать книгу у Лонгина Пальмистера. Она сама в этом созналась днем раньше в телефонном разговоре с моим сыном. И когда я туда пришла, она уже была мертва. Мне кажется, она ударилась головой о подоконник, и ударилась не случайно, а спровоцировала кого-то своим поведением. Честно говоря, с ней такое должно было случиться уже давно — и нас бы избавило от массы хлопот и неприятностей. Нарыв гнева, зревший во мне годами, лопнул. Я испугалась, что ее еще можно спасти. Поэтому, вместо того чтобы вызвать «скорую», я опустошила папки с перепиской Халины с налоговым управлением, от которого она требовала вернуть несправедливо начисленный налог в размере двух злотых восьмидесяти грошей. Должна пояснить, что издержки процесса исчисляются уже в десятках тысяч, управление скрупулезно изучает все наши операции и насылает на нас инспекции, налоговики месяцами сидят в нашем офисе, проверяя все, что только можно, от счетов за туалетную бумагу до чеков на скрепки. Итак, я засыпала хладный труп Халины этой злополучной корреспонденцией, а потом взяла ноутбук, разбила его молотком для мяса и утопила в ванне. Вы, наверное, считаете меня глупой бабой, полагая, что я спонтанно воспользовалась этим примитивным кухонным инструментом. Ан нет: я прекрасно понимаю, что должна была расстрелять жесткий диск из крупнокалиберного оружия, но у меня, к сожалению, такового не имелось. И у Халины тоже. — Вы не обратили внимание, была ли на письменном столе рамка, в которой отсутствовала фотография? — Помню, что стол уже кто-то как следует обшарил. Я не рассчитывала там что-то найти и не стала тратить время на поиски, так что не знаю, что там было, а чего не было. — А может, вы просматривали какие-то фотографии? — Мальчик, я провела там от силы минут пятнадцать. Это не так уж много, чтобы сидеть в кресле и вспоминать Халину, просматривая ее старые фотографии. Впрочем, даже если бы я десять лет сидела в камере с одним только Халининым альбомом, мне бы и в голову не пришло туда заглянуть. Как ты догадываешься, я не слишком любила свою невестку. — Понимаю. Итак, вы забросали Халину бумагами, уничтожили жесткий диск ее компьютера, часть следов затоптали, а другие наверняка стерли… — Естественно, я очистила дом от отпечатков пальцев, которые, как я полагала, оставил мой сын, после того как поссорился с Халиной и… — Мама, — простонал Гарцовник. — Знаю, сынок, теперь-то я знаю, что, когда произошло убийство, ты забирал из вытрезвителя свою дочь Анетку и поэтому не мог умертвить ее мать… — Розалия в панике на меня посмотрела, но я взглядом приказал ей молчать. Пани Гарцовник продолжала: — Кроме того, сегодня уже ясно — мне во всяком случае, — что настоящий убийца Халины — Иво Май. Тогда я еще не была с ним знакома. Вообще не знала о его существовании. Но потом, когда пришла к нему в общежитие… — Мама… — застонал Гарцовник. — …обнаружила, что запах его одеколона, дорогого и оригинального… что точно так же пахло у Халины в доме. Это Май вышел от нее перед тем, как я вошла. — Каким чудом, мама, ты наткнулась на этого Мая? — перебил Славомир Гарцовник. — Я подслушала ваш разговор, сынок. Ты записал адрес Мая в блокноте, вырвал листок и унес с собой. Я заштриховала карандашом листок, что был под этим, и все узнала, — с гордостью призналась она. — Поехала туда и его нашла. К сожалению, уже мертвым. И подумала, что ты, хоть и должен был еще заехать за деньгами в банк, сумел меня опередить и убрал этого гаденыша. Зря я вынула нож из его тела, вымыла пол и вытерла все гладкие поверхности, а потом засунула бедняжку в спальник и положила на кровать. Снова все это оказалось на руку убийце, которым, к счастью, был не ты, а он, — пани Гарцовник сурово на меня посмотрела. — И хотя бы поэтому вы должны быть мне благодарны и отдать нам эту чертову книгу. — Я не убивал Иво Мая и хотя бы поэтому не должен быть вам благодарен, — ответил я. — Вот оно, значит, как. — Ее глаза сощурились, стали как щелочки. — Ну так послушай, мальчик. Думаешь, я мохеровый берет[28], никчемная старуха… — Уверяю вас… — Помолчи, когда я говорю! — перебила она. — Я принадлежу к вымирающему виду матерей-полек[29]. Я всю жизнь посвятила детям, точнее — одному ребенку. Остальные мне этого не позволили, разъехались по всему миру, не оставив обратного адреса. У меня жизнь, может, и однообразная, зато упорядоченная и экономная. Раз в неделю, не считая праздничных и особых богослужений, я хожу в костел, в воскресенье готовлю семейный обед, который потом всю неделю ем вместе с котом, и до следующего воскресенья работаю с утра до вечера. Я не ужинаю в ресторанах, не катаюсь на такси и не мажу лицо всякими кремами. Из косметики пользуюсь только мылом, не оставляю свет в ванной и штопаю чулки. Единственные мои развлечения — вечерний сериал и раз в две недели визит к гадалке. Благодаря этому я сэкономила много денег. Если бы я не хранила их в швейцарском банке на номерном счете, то давно бы уже попала в список самых богатых поляков. Я это для чего говорю: все, что может тебе предложить Пальмистер, все, что может предложить тебе кто угодно другой, все это — ничто по сравнению с тем, что могу тебе дать за книгу я. Я молчал, утратив дар речи. Все уставились на Катажину Гарцовник со смесью удивления, недоверия и зависти, даже прекрасная секретарша, чье равнодушие я уже было счел непреходящим эмоциональным состоянием, очаровательно разинула рот, что не укрылось от моего внимания, поскольку я не отрывал от нее взгляда. Внезапно пропитанную ошеломлением тишину разорвал дискант Пальмистера: — Исключено! Этот человек работает на меня. — Спокойствие, дамы и господа, книгу вы получите только после того, как все выяснится, — объявил я. — Так уж сложилось, что в последнее время я стал маниакальным правдолюбцем. Что касается меня, то я уверен, что не убивал Иво Мая. А вы, пан Славомир? — Спокойно, мама, мне не в чем себя упрекнуть и в самом деле крайне неприятно, что ты считала меня способным на убийство. А вдобавок еще за мной шпионишь и подслушиваешь, что, признаться, уже не кажется удивительным. Ты меня и правда разочаровала, поэтому, если можешь, ничего больше не говори и дай мне защищаться самостоятельно. Катажина — очередная мать, стараний которой никто не оценил, — закрыла лицо руками и принялась всхлипывать. — Я вообще ни разу не видел Иво Мая, — сказал Гарцовник. — Этот паренек позвонил мне на рабочий телефон, который, наверное, нашел в справочнике, сказал, что продаст мне Халинину рукопись, и велел прийти в общежитие с некоей суммой денег, которая показалась мне слегка завышенной, однако книга того стоила. — Ты что, шутишь? — фыркнул Пальмистер. — Напротив, я думаю, что Халине впервые в жизни удалось написать нечто стоящее. Я бы с удовольствием эту книгу издал, даже если бы потерял на ней деньги и доброе имя, но, поскольку первое меня не заботит, а второго и без того нет, риск был бы и впрямь невелик. Естественно, я отправился в банк, а потом поехал в общежитие. Я подошел к указанной комнате и долго стучался в дверь. К сожалению, меня никто не впустил, и я ушел ни с чем. — Превосходно, — сказал я. — Это уже почти всё… Нам осталось прояснить всего один сомнительный момент. Почему именно в тот день и в тот самый час в дом к Халине заявился Иво Май? Может быть, вы поможете нам разрешить эту загадку, пан Пальмистер? — Дрянь, мразь, подонок, гниль, тина и паразит, вот ты кто! — парировал Лонгин Пальмистер. — Все твои обвинения — плод фрустрации маргинала. Я холодно продолжил: