– Что тебе от него нужно? – Как всегда. Сыграть. – Во что? – Скоро узнаешь. – Когда начнем? – А мы уже начали. Самарин, делавший пометки в блокноте по ходу рассказа Есени, поднял карандаш, прервав девушку, снова вырывая ее из воспоминаний. – И у вас не было подозрений? – Каких? – Что вас используют. Что все это – просто масштабная манипуляция? Глава 3. Рожденному в темноте не нужен свет, чтобы видеть дорогу В квартире Деминой под рукой художника, в перчатке, с зажатым мелком – на стене возникает картина. Ребенок. Домик. Дорога. Дятел на дереве. Все – в стиле наивного искусства, упрощенно, но при этом точно и узнаваемо. У ног – мелки, спрей с лаком. Закончив, человек снимает респиратор, очки, раздевается. Мертвая женщина лежит на расстеленном целлофане на полу. Она словно часть картины. На углу целлофанового листа лежат окровавленные медицинские инструменты. Реберные кусачки. Ретрактор. Скальпели. Пила. Есеня внезапно возвращается из своих мыслей, как будто из видений. Допросная была комнатой без окон. Два картонных стакана кофе на столе. Самарин подвинул один Есене. Она взяла стаканчик, ее руки скованы наручниками. – Знаете, что такое стокгольмский синдром? – Симпатия заложника к террористу. – В узком смысле. В широком – симпатия жертвы к преступнику. – Вы думаете, я стала его жертвой? Меглин не преступник. – Или он хочет, чтоб вы так думали. – Знаете что? Давайте заканчивать… – Что? – Разговор этот. Теряем время. Вам все уже ясно. Вы ждете признания. Его не будет. Ведите меня в камеру или куда там. Или боитесь? Великий психолог не справился? – Я хочу признания, потому что ситуация очевидна. – Или кто-то хочет, чтобы она так выглядела. Пауза. – Есеня, я на вашей стороне. У меня нет готового вывода. Убедите меня в своей правоте – я помогу вам. Но если прав я… Он умолкает, считая продолжение понятным. – Идет. Самарин достает фото из дела. Рисунок мелками на стене. Двигает Есене. – Тогда продолжим. Самарин садится удобнее на стуле и устремляет внимательный взгляд на девушку. Она продолжает рассказ. Дом Меглина погружен во тьму. Кровать пуста. Он спит в углу, на полу. По блестящему от пота лицу пробегают судороги снящегося кошмара. Ему снится, как он стоит в темном замкнутом помещении вроде кладовки: снаружи в тонкую прорезь между дверью и половой доской – полоса света. За дверью – гулкие, как из-под воды – неразборчивые голоса. Мужской, женский. Они ссорятся, пытаются друг друга перекричать, кричит ребенок, и Меглин, качая головой из стороны в сторону, будто отрицая что-то, отходит от двери. Резко проснувшись, Меглин сел, когда открылась входная дверь. Дикий, встревоженный взгляд, контролируемая паника – он не понимает, где он и что с ним, первое время. Он так и спал в своем старом плаще. Есеня прошла внутрь, закрыв дверь и выглянув в окно. – Ты как?.. Меглин, помятый, с горящим взглядом, поднял вверх руку с оттопыренным большим пальцем, что не вязалось с его видом. Несколько раз кивнул, пытаясь энтузиазмом компенсировать шаткость утверждения, нервно чешет бороду. Есеня сделала вид, что верит. – Супер. Давай заправимся… – и достала из рюкзака список, пакет с таблетками, положив все на стол. Меглин сразу бросился к столу, выломал таблетки из блистеров прямо в рот. – Эй, это много!.. Ты же не сможешь работать!! Она отбирает у него таблетки, испуганно смотрит на блистер. Меглин быстро идет на кухню, запивает и оборачивается к Есене с открытым ртом. – Больше сегодня не получишь! У Есени звонит телефон. Она встревоженно смотрит на дисплей, но номер знакомый, отвечает с облегчением: – Да… Нормально. Ну как нормально… Выезжаем. После разговора, отключив телефон, смотрит на Меглина с раздражением. – Собирайся. Собравшись, они выходят из ангара, где теперь живет Родион. Молча садятся в машину. Есеня – за рулем. Смотрит в зеркало заднего вида – через окошко между салоном и кузовом ей виден Меглин. В полной тишине они проехали всю дорогу. Прибыв на место преступления к дому Деминой, Есеня вышла из фургона и откатывает дверь. Меглин в прострации. Есеня забирается в фургон и расталкивает его. – Выходи… Он поднимает голову и смотрит на нее мутным взглядом, будто впервые увидел. Медленно выбирается из машины, щурясь на свет. У дома стоят полицейские машины, соседи, привлеченные любопытством и страхом. У соседнего подъезда припаркована машина курьерской службы доставки. Меглин, пошатнувшись, садится на ступеньку минивэна. – Выпить есть? – И что мне делать теперь с тобой? А?.. Ты понимаешь, что если результата не дашь – обратно поедешь? – Есеня злится. Меглин извлекает из кармана битый дешевый портсигар, достает из него окурок, из другого кармана появляются на свет спички. Он прикуривает и смотрит на Есеню, криво усмехаясь, и втыкает сигарету в ладонь. Рычит: – Твою же, сука, мать… И на боли, пронзающей тело, ввинчивающейся под кожу раскаленной осой, он быстро идет к подъезду, Есеня только поспевает. Молнией бьет в голову вспышка фотографа, Меглин дергает головой, и Есеня останавливает фотографа жестом. Она не может удержаться от гримасы, видя в комнате жертву. Ногу в туфле на каблуке. Жертва полусидит на разложенном диване, расставив согнутые в коленях ноги. В телевизоре – дневное шоу. Меглин вглядывается в жертву. Проходит и опускается на корточки рядом со средних лет экспертом Антонычем, который, покосившись на него сначала, продолжает работать. Местный следак докладывает Есене, он сосредоточен, видно, что такое убийство в его практике впервые. – Соседка вызвала. Телевизор всю ночь орал на полную. На звонки не отвечала. Мы вскрыли, а тут… – Одна жила? – С дочкой. Шесть лет. Ее в квартире не было, ищем. – Родственники? – Только брат, позвонили ему, едет… – А где… – Есеня кивает на труп. – Сердце? Не нашли. С собой унес, по ходу. – А это так надо? – Сотрудник показывает на Меглина, который подходит к убитой, берет труп за лицо, сдавливает щеки и, засунув руку, достает изо рта и бросает Есене круглый окровавленный леденец на палочке, который она автоматически ловит. – Эй, улики, не трогай!.. – Вкус тропических фруктов. Есеня судорожно помогает Антонычу поместить леденец в пакет, пачкаясь в крови. Меглин уже идет по квартире, морщась и тряся обожженной рукой. Есеня – за ним. Передача по ТВ закончилась, резко, громко, началась реклама, Меглин вжал голову в плечи, как от удара, схватил пульт, стал неумело жать, не смог и запустил пультом в ТВ, а потом сбил телевизор ногой с полки – Черви!.. Черви!.. Не видите, ползут?!..