– Если уже находили – почему не объединили в серию? – Прячет. На виду. Играет. Это же круто, он умный, мы дураки! Это же прет. – Меглин смотрит на Есеню устало. Несколько секунд они смотрят друг на друга, до нее доходит, но надо сказать вслух, чтобы убедиться. – Он среди нас. Он убивает. Мы находим. Но не видим связи. – Бабы глупеют, когда рожают. А ты молодец. Держишься. Самарин снова прерывает Есеню, обращая внимание на папки с делами, которые, как главы книги, разложены на столе в допросной. – Вам не кажется сейчас, что все, сказанное Меглиным о нашем неуловимом Мориарти, может быть легко применено и к нему? – То есть он что, внутренне адски хохотал все время, пока мы с ним работали? – Возможно. – Нет, я бы почувствовала. – Люди по двадцать лет живут с серийниками и не чувствуют. Правду о близких трудно принять… – Мы не были близки. – Разве? – Самарин смотрит на нее с мягким укором. – Это в прошлом. – Вам кажется. Что-то все равно остается. Всегда. Вы склонны оправдывать Меглина. Даже не отдавая себе отчета. – А вы склонны его обвинять. – Справедливо. Что ж, давайте отстранимся. Попробуем с чистого листа. Сначала факты. Потом – выводы. – Идет. – По каким трем признакам определяют преступника? – Мотив. Возможность. Почерк. – Какой мотив у «Ты меня не поймаешь»? – Социопатия. Доказательство своего превосходства. – Меглина можно назвать социопатом? – Да, но… – Только факты. Он считал себя выше других людей? Да. Мотив был. – Возможности не было. В клинике он был под присмотром. Потом – тоже. – Да, но он годами собирал последователей. Паству. Так называемых наших. Известных только ему. Делающих то, что он скажет. Так что возможность тоже была. – Самарин смотрит на нее с удивлением. – Он даже телефоном не пользовался! – Или хотел, чтоб вы так думали. И, наконец, почерк. Какой почерк – у «Ты меня не поймаешь»? – У него нет почерка. Он убивает чужими руками. – Это и есть почерк. То же самое делал Меглин. – Нет, он этого не делал. – Факты, Есеня. – Самарин разворачивает к Есене папку. Раскрывает. – Аркадьевск. Расскажите. Как все было – там. Есеня переносится в те несколько дней, когда убийца наводил ужас на маленький провинциальный город. В таких местах обычно никогда ничего страшного не происходит. Но не здесь и не в этот раз. Женские руки лихорадочно зажимали рот девочке, бледной от страха, не давая ей закричать. Мать тряслась, сидя с дочкой в стенном шкафу. Гремят выстрелы, от каждого она вздрагивает и еле сдерживает крик. Вдруг все затихает, и мать выглядывает в прорезь. – Сейчас мы побежим… Только молчи, ладно?.. – Мам, я боюсь… – Не бойся… Все будет хорошо. Она улыбается дочке, подхватывает ее на руки, судорожно прижимает к себе и бросается вперед. Дверцы распахиваются перед ней от удара – вперед по коридору мимо открытой двери, потом вниз по лестнице… Сзади из открытой двери возникает фигура – в куртке с капюшоном, устремляется за ними следом без особой спешки. Беглянка с ребенком на руках несется через первый этаж, на секунду остановилась – на полу, перегородив проход, тело, лужа крови вокруг головы. Она плачет, прижимая дочку к себе, чтоб та ничего не видела: – Тихо, тихо, тихо… Шаг назад – сзади шаги по лестнице со второго этажа – она бросается к двери. Прижимая ребенка, мать бежит к калитке дома напротив. Преодолев половину пути, она видит, как калитка распахивается, на пороге показывается мужчина в майке и спортивных штанах, в руке – топор. – Помогите!.. Помо… Выстрел в спину, и она падает, телом накрывая ребенка, лишая его возможности вскочить. – Мама, мне больно!.. Мама!.. Преследователь подходит быстро. Стреляет в лица, смотрит на тела у своих ног, на дрожащего мужика с топором у калитки, заляпанного кровью убитых матери и девочки. И поднимает взгляд на его дом, увидев кого-то в окне. Этим же вечером в управлении Есеня изучала архивные дела. Перед ней стояла коробка с нераскрытыми. Она подошла к работнику в очередной раз с вопросом: – За пять лет? Как я просила? Пролистнув один из файлов, оценивает объем дел в коробке. Работник смеется. – За год. Это первая. – Начну с нее. – Она устало открыла коробку и достала материалы. Есеня сидела в кругу света от лампы за столом в архиве, фотографируя документы и выписывая в блокнот нужную информацию. Глаза начинают слипаться сами собой. Она решает, что завтра доделает все до конца, а на сегодня достаточно убийств и крови. Закрыв папки, выключает свет. Припарковав машину во дворе дома, она видит, что внутри еще темно. Только на кухне – одинокая свеча. Дверь в дом приоткрыта. Есеня чувствует неладное и набирает номер Жени. – Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети… Есеня достает пистолет и заходит в дом. Свечи в произвольном порядке расставлены по полу, усыпанному розовыми лепестками. Вдруг кто-то хватает ее сзади, и первая реакция Есени – оттолкнуть, но нападающий сильнее. Это Женя. Она видит его, пытается вырваться, он смеется – драка между ними, то ли в шутку, то ли всерьез – наконец он прижимает ее к стене и смеется, торжествуя победу… – Попалась?.. Но когда он тянется к ней поцеловать, она обманным движением выкручивает ему руку и бьет его о другую стену. – Больно!.. – Женя настроен игриво. Держа его руку выкрученной, она приближается к нему. Целует в шею. Он хочет ответить, но стоит ему повернуться, она чуть выкручивает руку, он охает от боли. – Я не разрешала двигаться. Женя усмехается. Есеня приближается к нему. Звонит ее мобильный. Оба напрягаются. Замирают. Есеня отбрасывает мобильный, и Женя, воспользовавшись этим, вырывается из захвата, разворачивается, хватает Есеню за ноги, приподнимает и несет в комнату, целуя. На рассвете телефон звонит снова, двигаясь от вибрации при каждом звонке. Есеня и Женя, вспотевшие, голые, прикрывшись покрывалом с дивана, Женя с разодранной щекой, на полу – разбитая ваза, сидя на полу, обнявшись, равнодушно смотрят на телефон. Длится пауза. Есеня не выдерживает первой. – Только посмотрю, кто… Женя рвется вперед, хватает телефон и – случайно запускает его в аквариум. – Ты что сделал? – На хрен, выходные. Колокольчики-бубенчики ду-ду. Я сегодня на работу не пойду. Звонок в дверь. Есеня и Женя переглядываются. На пороге стоит Худой. Женя не особо рад гостю, но все-таки приглашает пройти. Худой усаживается на диван, с которого Женя изящным движением убирает трусики Есени и прячет в карман. Улыбается Худому. – Чайку? Зелененького? С кардамоном? М? – Давай. Женя выходит. Есеня садится напротив Худого. На ней Женина рубашка, застегнутая на перепутанные пуговицы, и натянутые второпях треники, и Худому трудно избавиться от мысли, что сидящая напротив сотрудница – без белья.