Меглину снится сон. Окровавленные тела двух подростков у ног. Руки в крови. Темная фигура приближается и протягивает руку… Кто-то трогает Меглина за плечо. Он открывает глаза: мальчик, сидит рядом на кровати. – Тут никого. Все чисто. Меглин проверяет – Есени и Софьи нет в комнате. Он садится. – Надо разобраться. Он думает, играет со мной. А я подыграю. Высунется, а я зубами в холку… – Он же тебя не на пирожки заманивает. На слабости взять хочет. Когда соображать перестанешь. – Значит, нельзя перестать. Мальчик, пожав плечами, скидывает баночку с таблетками на пол, загоняет ее ногой под кровать. Меглин встает, поводит плечами, ежась. Идет к окну. Стоит, смотрит вниз. – Заманивает. Куда? Что – там?.. Мальчик становится рядом, в ту же позу, смотрит вниз. – Ты знаешь, что современные биологические наблюдения существование мортидо не подтверждают? – Ты сам-то понял, что сказал? Мальчик пожимает плечами: – Нет. А ты? Есеня встретилась с Самариным на обычном месте, в парке. Они прогуливались вдоль пруда. У Самарина и Есени в руках стаканчики с кофе. – Если Меглин тогда ошибся… Самарин отпивает кофе. – Он больше не будет неприкасаемым. Для службы внутренней безопасности, по крайней мере. Учитывая его метод… Его уничтожат. – От него и так немного осталось. – И что ты чувствуешь по этому поводу? Злость, бессилие? – Я хочу его защитить. – …И поэтому позволила ему отпустить подозреваемого? Если это окажется Ивашев… – В подвале у него нашли банки с формалином. У Ивашева. Жертва, которая пережила нападение Кукольника – тогда, много лет назад, – помнит только резкий запах. Как будто больничный. – Многие считают, что формалин пахнет смертью. Это, конечно, чисто субъективное впечатление… Самарин говорит спокойным, ровным голосом. – Нужно быть готовой упасть, Есеня. Это поможет смягчить последствия. Есеня отпивает кофе. – Угадал? – Да, с корицей. Спасибо. После встречи Есеня на фургончике подъезжает к ангару – на улице ее поджидают Софья Зиновьевна и Меглин. Меглин взвинчен, его бьет озноб, взмокший от пота лоб – машет рукой подъезжающему фургону, и как только Есеня останавливается, тут же рвет на себя задние дверцы. – Все по дороге! Есеня вопросительно смотрит на Софью Зиновьевну. – Что? Да, таблетки не давала. Он тогда ничем не поможет. – Он же умереть может! – Ну, мы все рано или поздно… Есеня с опаской смотрит на Софью Зиновьевну. Меглин продолжает зло дергать дверцу фургона на себя. – Давай на трассу, и сто двадцать, сто тридцать! Бегом! Есеня садится за руль, захлопывает дверь. Самарин протягивает руку Есене через стол. Есеня потеряла ход времени. Ей кажется, что допрос длится бесконечно. – Помнишь, мы говорили о стокгольмском синдроме? – Самарин задает вопрос. Есеня пожимает плечами. – Люди в массе своей ошибочно считают, что он основан на страхе. Ты настолько боишься террориста или насильника, что выступаешь на его стороне, лишь бы его не разозлить. – А это не так? – Нет. Это любовь. – Любовь?!! Самарин кивает. – Когда ты видишь человека, решившего преступить закон. В том числе моральный. Когда ты проводишь с ним время. Ты понимаешь, почему он это сделал. Ты понимаешь его правду. Ты видишь, что он решился на этот шаг от отчаяния. Ты видишь его одиночество против мира. Ты его понимаешь, а понять – значит, полюбить. Скажи, ты любила Меглина? Есеня продолжила рассказ. Фургон проносится там, где была найдена первая жертва. Меглин припал к окошку с другой стороны, прижался лицом. – …Ивашев не случайно. Ивашев был всегда. Его прошлый раз загребли. Он его тогда заметил! – Для чего Кукольнику Ивашев? – Прикрытие. Когда понадобится. А чтобы все поверили – нужны доказательства. А что у него есть? Что – у него?! Ни у кого больше нет – чего?! – Трофеи?.. Он мог бы подкинуть… – Нет!.. Работает тщательно. Ни одну не нашли! – Он… прячет своих жертв? Как? Кладбище? Закапывает? – Под землей – не видно! Он их любит, любуется. Кто ж картины закапывает! – Чтобы хранить тела, нужен холод. Морозильная камера. Ивашев работал на мясокомбинате… У него остался туда доступ? – Там люди! Люди – мешают! Проще! Тише! Рядом! Фургон оставлен у ограды кладбища. Между деревьев мелькает свет фонаря. Меглин бежит по лесу, то и дело поворачивает то направо, то налево. Есеня едва успевает за ним, с фонарем в руках – Меглин то и дело исчезает где-то в темноте, пока луч фонаря снова не выхватывает его спину. – Постой. Надо прийти днем. Позвать помощь. Что может быть в лесу?! Чтобы поддерживать холод?! Ища светом Меглина, Есеня вдруг высвечивает старый кирпичный обод колодца. Есеня останавливается, тяжело дыша от быстрой ходьбы. – Родион? Она шагает к колодцу. Луч фонаря «скачет» по почерневшим сгнившим доскам, поросшим зеленоватым мхом. Подходит вплотную, изучает – одна стенка почти развалилась. С другой стороны от колодца из темноты «выныривает» Меглин. – Смотри. Крышка – новая. На фоне дряхлого обода крышка – сбитая из крепких досок, со свежими блестящими скобами – смотрится чужеродно. Есеня откладывает фонарик, и вместе с Меглиным они стягивают вниз тяжелую крышку. После Есеня светит вниз. Луч фонаря падает на небольшое зеркальце внутри стенок колодца, от него попадает в другое зеркальце на противоположной стене и так расходится дальше. Весь колодец изнутри покрыт небольшими зеркалами, отражающими друг друга. Колодец наполняется светом и переливами, как в калейдоскопе. Есеня и Меглин склонились над колодцем, пытаясь рассмотреть, что на дне нетронутые тлением тела мертвых девушек, сплетшиеся в чудовищный, но завораживающий красотой клубок. – Красиво… Утром в квартире Малявина его дочка Маша в прихожей крутится перед зеркалом, поправляя волосы. Малявин смотрит новости в телефоне, Маша подхватывает школьный рюкзак. – Мам, пап, я пошла! Ее мама выходит в прихожую – Ты же сегодня не поздно? – После пятого – домой.