Пока новых приказов не поступало, было время отдохнуть у костра и поговорить. Какая-то часть сменного отряда разошлась по всему зданию, а два бойца присели у бочки, которая грела теплом огня. – Ну, что, сослуживцы? – начал диалог один из сменных бойцов, – Как оно? Как дежурство? – Да, какое там… – ответил один из сидевших у костра. – Скукота мертвая. То тварь какая в небе пролетит, то зверь какой по двору проскочит. Все монастырь обходят, любопытных нет. Развлекай вот себя, как хочешь… – И как развлекаетесь? – А какие тут могут быть развлечения? – развел плечами другой боец. – Внизу вот, в подвале, курилка обустроена. Фон там поменьше. А здесь, наверху, какая тебе развлекаловка? Песенку под нос себе пробубнить, в слова поиграть, раз-два и обчелся. На месте тут сориентируетесь, короче. Вас как звать-то? – Меня… Фрицем зовут, а этого – Рудольфом, – ответил солдат. Его рядом сидящий товарищ косо посмотрел на друга. «Сам ты Рудольф» – сказал он про себя, – А вас – как? – Да, мы, пока тут, по нормальному кличемся. Я – Данил, и справа по кругу: Герман, Славик, Серега, Костя и Паша. – Железный легион, на построение марш! – крикнул один тяжело бронированный боец. В мгновение ока десяток бойцов выстроился в одну шеренгу перед главным выходом. Кричавший солдат встал рядом с началом шеренги. Через несколько секунд, не спеша, к ним подошел офицер, оглядел бойцов и скомандовал: – Отделение, кру-гом! Справа в колонну по одному на выход марш! И тут же все бойцы, сначала самые высокие и затем – низкие, выбежали из монастыря и строились уже на улице. – А вы чего? – спросил Фриц, – Смена же пришла. – Так это смена Железного легиона. – пояснил боец. – А мы сейчас команды ждем, когда прикажут выступать. Может, вообще, следующей смены придется ждать. Тем временем десятка из Железного легиона маршировала прочь от церкви. – Это куда они? – спросил Рудольф, – Пушкинская же совсем в другой стороне? – На Сретенский бульвар, куда. – усмехнулся Данил. – Куда? – не понял Рудольф. – Бульвар же заброшенный стоит, не иначе. Мутантов там много развелось, или обрушение было, не помню. – Он уже несколько месяцев, как наш, – ответил Герман, – Зверье истребили, а на отстройку рабов пересылаем. Это, вроде, всему Рейху уже известно, или я ошибаюсь? – Мы новенькие, нас в курс не вводили, – оправдался Фриц. – Ну и что, что новенькие? – Герман пристально смотрел на двух друзей, – Какие-то на ваших плечах ленты странные: у всех на правом плече по красной, а у вас и красная на правой, и синие на обе руки. – Щитки фигово держатся, вот и подвязываем. – Че ты к ним прикопался-то? – усмирил Данил товарища, – К лентам ещё придрался, ведь, параноик хренов. Сюда не то, что новеньких. Всех, кто стрелять умеют, отсылают. Это что-то типа перевалочного пункта, – пояснял он новым знакомым. – Через эту церковь все маршруты от Пушкинской до Сретенки лежат. И рабов пересылаем, и бойцов. Хотя туда, в основном, только Железный легион и ходит. – Понятно, – кивнул Фриц. – Вы вместе с Легионом заходили на смену? – спросил Рудольф. – Угу. – И сколько вас тогда было? Как и нас сейчас? – Нет, был десяток обычных солдат, и десяток Легиона. Ну, и командира два. Сейчас вот легионеры ушли, так нас тут десятеро осталось с нашим старшиной. – Ой, слушай, не могу я так сидеть, – закашлялся Рудольф. – Где можно намордник снять? Внизу, говоришь, фон поменьше? – Ну, меньше. Только ты там не задерживайся, облучиться можешь. Да и не подышишь ты там, накурено везде. – Да я уж как-нибудь там освоюсь, – кивнул Рудольф, затем встал и направился к спуску вниз. Спустившись, осмотрелся, нет ли внизу никого и не идет ли кто за ним. После, снял противогаз, выдохнул и достал рацию. – Прием, прием, как слышно? – Слышно отлично, прием, – ответила рация, – Есть информация? – Двадцать четыре патрона в обойме. Повторяю, двадцать четыре патрона в обойме. Десяток несколько минут назад ушел, должен быть недалеко. – Вас понял, хорошая работа. Через пятнадцать минут начнем. Не высовывайтесь и на рожон не лезьте. Предмет ориентира, как вас отличать, имеется? – Так точно, синяя изолента на предплечьях обмотана. – Ну, все, конец связи. Рудольф убрал рацию, обдумывая свои дальнейшие действия. Надо подать какой-то знак напарнику, чтобы он был в курсе, что связь прошла удачно. – Так, это кто здесь сидит? – раздался голос сверху. К Рудольфу спускался фашистский офицер, – Сказано же было: курить в определенное время! – Прошу прощения, не знал. – Незнание не освобождает от ответственности. Заступивший, что ли? – Так точно. – По винтовке вижу, что снайпер, – офицер кивнул на висящий на плече ВСК-94. – Так точно… – Ну, и че ты здесь трешься?! Смена уже пошла! Позицию в маковке иди занимай, бестолочь! Рудольф натянул противогаз на лицо и побежал вверх по лестнице. В монастыре уже активно проходила смена постов. Напарник быстро определился по синим полоскам изоленты на рукавах. Рудольф прошел мимо него и кивнул так, что заметить и придать этому значение мог только его товарищ. Поднявшись по лестнице в маковку, Рудольф обнаружил, что два снайпера уже были заменены только что одним. В самой маковке было два разлома. Один из них выходил на улицу перед забором церкви, а второй – во двор, где был черный вход. Первый снайпер уже расположился в сторону двора, и Рудольфу осталось лишь проверять улицы. Десять минут снайперы сидели в молчании. Фашист сидел у разлома, осматривая пистолет. Рядом с ним лежала СВД. Он изредка выглядывал в дыру, чтобы оценить обстановку и удостовериться, что все чисто, затем возвращался обратно. Рудольф же внимательно всматривался в улицы через бинокль. Он пытался высмотреть своих соратников. И вот, спустя длительные минуты наблюдений, вдоль и поперек улицы забегали мелкие группы людей, по два-три человека. – У меня чисто, – сказал Рудольф снайперу, – У тебя как? Фашист отложил пистолет и пододвинулся к пролому, всматриваясь в темноту. Долго он не мог отвести взгляда и отчитаться напарнику, что-то приковало его. – Та-а-а-к, – пробубнил он через противогаз, поднимая СВД. – Что там? Мут пробежал какой? – Да нет, – ответил снайпер, прильнув к прицелу, – Бегает тут кто-то. И не один. Давай сюда, по рации доложить начальству надо… Рудольф подошел к пролому и стал вглядываться в бинокль. И вправду, по двору перемещались еле заметные в темноте силуэты. Рудольф убрал бинокль и посмотрел на часы: минута до начала. В следующий момент раздался оглушительный хлопок. Фашист без приказа и предупреждения выстрелил по движущимся силуэтам, сматерился (видимо, не попал) и полез за рацией. – Не дисциплинированно, – подметил Рудольф. – Без приказа-то стрелять! – Пошел ты! – огрызнулся фашист. Действовать надо было на опережение. Сняв с плеча ВСК-94, Рудольф врезал прикладом снайперу в затылок. Бедолага отключился сразу. Но тревога, которую он поднял выстрелом, оживила остальных фашистов. – Эй, снайперы, – еле разборчиво заговорила рация, – Что у вас там? Прием! Скрывать от офицеров, что штурм начался, не было никакого смысла. Поэтому Рудольф взял рацию и стал отвечать: – Тревога! Нарушители! Я тут один остался, напарника сняли! Идут со двора, прием! Командир выругался в рацию, и снизу заорала сирена. Офицер строил бойцов по позициям, преимущественно перебросив большинство сил ко двору. – К вам подкрепление отправили, прием! – снова заговорила рация, – Ожидайте поддержки! Рудольф ответил лишь благодарностью, а сам выругался. Подкрепления он не запрашивал, а лишние люди на его позиции были не нужны. «Ладно, и с этими чего-нибудь придумаем!» – подбадривал себя снайпер. Внизу же ситуация обстояла поживее. Командиры, заслышав выстрел, сразу подняли людей. Всех бойцов распределили по позициям у окон, стен и других пригодных для ведения боя объектов. Фрица погнали к окну, выходящему во двор. Поначалу было тихо. Командир разговаривал со снайперами по рации, а бойцы негодовали на позициях. Вскоре Фрицу стали бросаться в глаза короткие перемещения в темноте. «Палятся, черти!» – заволновался Фриц. Другие бойцы ворон тоже не считали, и стали по одному выкрикивать, что видят людей во дворе. Поступила команда «К бою!», а затем офицер дал команду на открытие огня на поражение. Все основные фашистские силы стянули ко двору, и только нескольких оставили прикрывать тылы. Застучали автоматные очереди, кто-то лупил из пулемета, а кто-то стрелял из пистолетов-пулеметов. Кто во что горазд. Огневая плотность была превосходной, но нападавшие уже успели занять наиболее удобные позиции и из темноты, с пламегасителей, снимали фашистов с позиций. Фриц стрелял короткими очередями, чисто для вида. Когда глаза привыкли к темноте, можно было разобрать, что нападавшие перешли к следующей стадии штурма. Небольшими группами они двигались по расчетам, перекрикивая «Первый расчет пошел!», и тут же два человека зигзагами добирались до наиболее пригодных укрытий и возобновляли огонь. После чего шел второй расчет, но задача того была уже прикрывать тылы. Шесть пар по два человека, они также зигзагом настигали первый расчет, после чего либо поддерживали огнем товарищей, либо смотрели тылы. Затем подавалась команда «Третий расчет пошел!», и остаток отделения, обычно по три человека, занимали позиции у первого расчета. Так весь процесс нападения и проходил. Фашисты отрезали пути расчетам, огрызаясь очередями, но не без потерь. В стоящим в паре метров фашисте Фриц узнал Германа. Унять соблазн отомстить за недодопрос никак не получалось. Фриц вытащил ПБ из кобуры, закрывая пистолет своим телом, навел на Германа дуло и спустил курок. Еле слышный в созвучии автоматных очередей плевок глушителя не мог вызвать излишних подозрений. Герман свалился на спину, задрав кровоточащее колено вверх. – А-а-а-а-а, сука, – кричал раненый Герман. Пуля прострелила колено фашисту, выбив его из колеи надолго. «За базар свой надо отвечать» – ехидно подметил довольный Фриц. Обещанное подкрепление снайперам подошло в разгар сражения. Штурм проходил пока что по плану, оставалось лишь не выдать себя. Два фашиста с винтовками наперевес поднялись в маковку. Один фашист стал осматривать вырубленного снайпера, а второй занял позицию у разлома. – Ну, как там? – спросил один из них Рудольфа, – Много их?