«Где я, что упустил? Как так вышло? Почему Тень выжил? Или… – Батя сам дивится этой мысли, – ему кто помогает, там?..» Колесников вперивается в одну точку на потолке. Он мысленно пытается раздвинуть бетон, вырваться из тесного склепа, воспарить над землёй и увидеть Подольск – этот город проклятых. Батя закрывает глаза. Он сам не замечает, как проваливается в липкое марево страшных воспоминаний… Глава 2 Грехи отцов Убежище. Семнадцать лет назад По коридору, перепрыгивая через спящих на полу людей, бежит лысый запыхавшийся мужчина лет тридцати – тридцати пяти, в замызганном и застиранном до серого цвета халате, который обычно носят медики. Вслед ему раздаются мат и отборная брань: – Куда ты прёшь, мудила! – Какого лешего! К хору мужских голосов добавляется визгливый женский: – Чтоб тебя! Ни днём, ни ночью покоя от вас нет! – Да пошла ты на хер! – бросает Хирург, пиная не в меру ретивую бабу, схватившую его за ногу. – Зенки лучше протри, сука! Только приди ко мне, когда животом маяться будешь! – Да чего уж там, это я спросонья! – охнув, испуганно тянет женщина, быстро разжимая пальцы. – Извини, не разобрала! Хирург, бросив гневный взгляд на разглядевших его, а теперь усиленно притворяющихся, что они дрыхнут, укрываемых, проходит ещё несколько шагов, поворачивает за угол и застывает перед металлической дверью в бокс. Медик неуверенно топчется на месте, наконец, решается, поднимает руку и тихо стучит. – Эльза… – почему-то шепчет Хирург. – Это я… Саныч… За дверью слышится тяжкий вздох, шорох, раздаются шаги, щелкает задвижка и в чуть приоткрытой щели показывается недовольное лицо женщины. Отбросив со лба прядь черных, но с уже заметной проседью волос, Эльза выпаливает: – Чего тебе! Хирург, стараясь не подать вида, что он смутился, хорошо зная, что об Эльзе, не иначе как о ведьме, способной проклясть любого, за глаза не говорит, продолжает: – Батя сказал, чтобы ты пришла и помогла нам. Катька рожает. – И… что?.. – тянет Эльза. – Я вам зачем? Сами не справитесь? – Ну… так… – мнётся Хирург, – ты же говорила тогда, что… хмм… – медик пытается подобрать слова, – в общем, давай, идём… Дверь открывается. В колких синих глазах Эльзы отражается тусклый свет ламп-сороковок. Саныч почти физически ощущает, как его ощупывают, точно заглядывают в душу, выворачивая наизнанку нутро. – Это Катькина кровь на тебе? – женщина тычет пальцем в халат, на котором виднеются свежие бурые пятна. – Да, – нехотя отвечает Хирург. – Реально всё так хреново? – Эльза щурится, глядя прямо в глаза медика. – А ты приди, и сама посмотри! – горячится, теряя терпение, Саныч. – Мы её в третий – резервный медблок положили, где обычно бойцов латаем, чтобы внимание не привлекать, а ты у нас за акушерку числишься! Или мне Бате передать, что ты, мягко говоря, проигнорировала его просьбу? – Хирург делает ударение на последнем слове. – Думаешь, он обрадуется? Вы и так с ним как кошка с собакой! Не усугубляй своего положения! – Не как кошка с собакой, а на ножах, – бурчит женщина, потирая ладонь, на которой виднеется алый рубец от недавно зажившего шрама. – Идём, а то ты глотку драть горазд! Перебудишь всех. Хирург кивает и, повернувшись, быстрым шагом уходит прочь по коридору. – Вот и свершилось, – шепчет Эльза, сверля взглядом спину медика, – всё как я и предсказывала… В женщине точно борются две сущности. Одна, толкая в спину, вопит: «Помоги Катьке!», а вторая точно держит когтистыми пальцами за подол накидки, нашёптывая: «Пусть эта подстилка сдохнет! Эта тварь вынашивает ублюдка Колесникова, а ты хочешь её спасти?! Кем ты тогда будешь?» Эльза с полминуты думает, затем плюёт на пол, на несколько секунд исчезает в полумраке бокса. Вскоре она выходит оттуда с переброшенной через плечо объёмной сумкой, в которой что-то побрякивает с металлическим звуком. * * * Убежище. Третий медблок. Пять минут спустя – А… пришла, ну заходи, – устало говорит Колесников Эльзе, застывшей на пороге хирургического отделения. – Началось? – спрашивает женщина, глядя в сторону лежащей на кушетке и едва слышно стонущей девушки, накрытой покрывалом, под которым угадывается огромный живот. Разительным контрастом с измождённым осунувшимся лицом и лихорадочно блестящими глазами смотрятся размётанные по подушке густые тёмные волосы – неслыханная роскошь в мире после. – А чего, не видно, что ли?! – злится Батя, нарочито оправляя кобуру с пистолетом. – А где все? – интересуется женщина, озираясь по сторонам. – Пусто здесь чего-то. – А нам публика ни к чему, – отвечает Колесников, – или ты думаешь, я на роды всех созову? Саныча и тебя хватит. – Опять ты мне врёшь! – неожиданно выпаливает Эльза, проходя вперёд. – Ты просто боишься, что все увидят, как… – Заткнись тварь! – рявкает Батя так, что Саныч, копошащийся возле столика с хирургическими инструментами, от неожиданности впечатывается в стену. Подорвавшись с места, Колесников подбегает к Эльзе. – Молчи, дура! Если ты ещё хоть слово вякнешь! Батя заносит руку над женщиной. – Ну, ударь меня! – Эльза с вызовом смотрит в глаза Колесникова. – А ещё лучше порежь, как в тот раз! Ну, чего ждёшь, кишка тонка? Или боишься сдохнуть без меня! Или выбрось на поверхность, как ты поступаешь со всеми, кого вы называете выродками! Они больше люди, чем вы! В боксе повисает звенящая тишина, которую нарушает прерывистое дыхание роженицы. – Игорь… – слышится тихий голос девушки, – оставь её, мне больно… Он словно рвёт меня изнутри… Батя оборачивается. Смотрит на Катю, затем опускает руку и неожиданно говорит Эльзе: – Спаси их! Слышишь, спаси! Я знаю, ты можешь! Проси, что хочешь, только пусть они живут! Женщина кивает. Обходит Колесникова. Подходит к девушке и, чуть отдёрнув лёгкое покрывало, присаживается рядом с ней. Катя силится что-то сказать, но Эльза прикладывает палец к её губам. – Шшш… молчи, – говорит женщина, – я чувствую твою боль. Эльза пробегается взглядом по простыне. – Давно её меняли? – спрашивает женщина, обращаясь к Хирургу. Саныч мотает головой: – Да нет, как раз перед тем, как я к тебе прибежал. – Понятно, – Эльза не подаёт вида, что кровянистых выделений на простынях слишком много даже для сложных родов. – Я тебя осмотрю, хорошо? – ласково спрашивает женщина у девушки. – Ты только помоги мне, говори, если больно будет, хорошо? Катя кивает, закусывает губу, с надеждой смотрит на Батю. Колесников делает шаг вперёд, но его останавливает поднятая вверх рука Эльзы. – Стой, где стоишь, без тебя обойдусь! Эльза встаёт, подходит к умывальнику, тщательно моет руки, протирает их грибным самогоном. Затем задергивает ширму, сделанную из рекламного баннера, протянутого на проволоке. Скинув с девушки простыню, женщина начинает деловито ощупывать раздутый по бокам живот. Пальцы скользят по туго натянутой коже, искрещённой мелкими прожилками вен и бордовыми лопнувшими растяжками. Эльза отмечает про себя, что живот кажется просто невероятно огромным, по сравнению с измождённым нагим телом с выпирающими рёбрами. – Так, – говорит Эльза, надавливая пальцами сверху и снизу живота, – больно?