Кровь стучит в висках Бати. Колесников хочет встать, но ноги его не слушаются. Прислонившись к стене, он начинает бить затылком об бетон. Раз. Другой. Третий. Боль физическая заглушает боль душевную. По шее течёт кровь. Колесников растирает тёплую струйку пятернёй, подносит ладонь к глазам. В тусклом свете единственного потолочного светильника ему кажется, что запятнанные липкой жидкостью пальцы окрашены в чёрный цвет. Где-то в отдалении слышны голоса, хрипы, всхлипы. Убежище стонет как единый организм в такт движений скальпеля, который рассекает живот Кати. В мозгу Бати вспыхивает картинка. Свет и тень меняются как вспышки стробоскопа, который высвечивает всё, что происходит на операционном столе. Колесников словно видит со стороны, как за острым лезвием, поперёк живота девушки тянется разрез – тонкая красная линия. Колесников почти ощущает страшную боль, словно режут не Катю, а его самого вскрыли без наркоза. «А…аа!..» – безмолвный вопль Бати исчезает во тьме – липкой чавкающей субстанции, выпрастывающей щупальца ему на встречу. «Это мой грех! Не её! – мысленно надрывается Колесников, воздев глаза к потолку. – За что, господи?! Прошу тебя! Спаси её и моего сына! Лучше забери меня вместо них! Обещаю, если они выживут, я изменю порядки! Выродков больше не будут выбрасывать наружу! Только спаси их! Спаси и сохрани!» Но небеса остаются глухи. Лишь далёкий звук падающих капель воды и чьи-то голоса эхом отражаются от стен. Тем временем Хирург, промокнув кровь тампоном и ловко орудуя щипцами, помогает Эльзе расширить надрез на животе девушки, который теперь напоминает огромный раззявленный рот, застывший в вечном крике. Батя отворачивается. Закрывает глаза, стараясь прогнать страшное видение. Но кто-то, словно разжав веки, заставляет его мысленно смотреть на страшную картину, когда руки Эльзы погружаются в распластанную плоть Кати, с трудом извлекая наружу покрытое кровью и слизью синюшнее тельце, за которым тянется пуповина. То немногое, что ещё связывает ребёнка с матерью, жизнь которой истаивает на глазах. Изо рта Колесникова исторгается не то рык, не то стон. Урча как раненый зверь, Батя делает над собой огромное усилие и, согнувшись, упирается ладонями в пол. Затем, перебирая руками, встаёт, чувствуя, словно на него навесили пудовые гири. Колесников делает пару неуверенных шагов, дрожащей рукой приоткрывает дверь в бокс, больше всего на свете боясь увидеть то, что находится за ней. Эльза и Саныч, лихорадочно копошась возле Кати, поворачивают головы. – Стой где стоишь! – рявкает Эльза, перерезая пуповину и быстро отворачиваясь вместе с младенцем. – Мальчик? – неуверенно спрашивает Колесников. Женщина кивает. – По… кажи… мне его! – приказывает Колесников, стараясь не смотреть на Катю, чей живот напоминает раскрытый розовый бутон, в котором виднеются тугие, склизкие кольца внутренностей, перемазанных кровью. – Потом! – упорствует Эльза. – Сначала она! – женщина кивает на девушку. – Почему он молчит?! – орёт Батя. – Он же должен кричать! Или нет? Что с ним! Колесников проходит вперёд, но Эльза, прижимая к себе ребенка, отходит к стене. Батя направляется к ней, но в этот момент он слышит, как Катя, тяжко вздохнув, начинает биться в судорогах. Поймав взволнованный взгляд Хирурга, Батя подбегает к хирургическому столу и, схватив девушку за руку, кричит: – Катя! – Да не слышит она тебя! – орет Саныч. – Действие наркоза заканчивается! У нее начинается болевой шок! – Помоги ей! – приказывает Колесников. – Зашивай! – Бесполезно! – эхом отзывается Эльза. – Что? – переспрашивает Батя повернувшись. – Ей уже не помочь, – продолжает Эльза, – пришлось резать внутренности, чтобы достать ребёнка, можно только облегчить страдания. – Тогда колите ей передоз! – взрывается Колесников. – Нечем столько, – вворачивает Хирург, – мы ей всё загнали перед началом операции, никак не вырубалась! – Б…ля!.. – стонет Батя. Глаза Колесникова бегают из стороны в сторону, останавливаются на окровавленном полотенце. Не говоря ни слова, Батя срывает его со спинки стула и, отработанным движением свернув в жгут, накидывает как удавку на шею Кати. – Один, – считает Колесников сквозь душащие его слёзы. – Два, – девушка начинает затихать. – Три, – с губ Кати срывается протяжный хрип. – Четыре, – Батя смотрит на посиневшее лицо девушки. – Пять, – Колесников ослабляет хватку и валится на спину. В тени сверкают глаза Эльзы. – Ты всё правильно сделал, – говорит она, – другого выхода не было. – Руки, – едва слышно произносит Батя, – руки не слушаются, а курить хочется. В повисшей тишине слышно, как Хирург чиркает зажигалкой. Прикуривает, дрожащими пальцами подносит самокрутку к губам Колесникова. – Затянись, легче будет, – шёпотом говорит он. Батя затягивается, выпускает под потолок несколько терпких клубов дыма. – Покажи мне моего сына! – рычит Колесников, поднимаясь с помощью Саныча. Эльза, задумавшись, нехотя кивает и выходит из тени. В неярком свете потолочной лампы Батя видит, что на руках женщины лежит огромный младенец с приплюснутым черепом, сморщенной серой кожей и немигающими чёрными глазами, напоминающими два пятака. – Что… это… – хрипит Батя. – Твой сын, как я и говорила, – отвечает Эльза. – Выродок?! – орёт Колесников. – Урод?! – Обожди! – осекает его Эльза. – Он хоть и не орёт, но на дебила не похож, возьми его. Женщина протягивает младенца Бате, но он отшатывается от него как от прокажённого. – Убери его! Слышишь, убери! – кричит Колесников. – Эта тварь убила мою Катеньку! Колесников переводит взгляд на тело девушки, пробегает глазами по распоротому животу и внезапно меняется в лице. Батю начинает бить частая дрожь. С плохо скрываемой яростью он произносит: – Избавься от него! Придуши! Выкинь в отстойник, только чтобы я его не видел! И никто про него не знал! – Ты чего! – кипятится Эльза. – Это же твой сын! Он же здоровый! Руки-ноги на месте. Вырастет, может и говорить будет. Батя отмахивается. – Делай, как я сказал! А ты, – Колесников смотрит на Хирурга. – Если ляпнешь про это кому, глотку зубами вырву. Понял?! Саныч кивает, испуганно смотрит на Эльзу. – Я не буду убивать ребёнка! – цедит женщина. – Тогда это сделаю я! – рявкает Колесников. Батя подходит к Эльзе, пытается отобрать у неё ребёнка. Женщина сопротивляется и, вырвавшись, отбегает в сторону двери. – Убьёшь его, и я всем расскажу, что у тебя родился выродок! – шипит женщина. – Ты мне рот не заткнёшь! – Уверена? – лыбится Батя. – А сдохнуть не боишься? – Все мы когда-то умрём, – ухмыляется Эльза. – Только ты первая, а потом он, – с этими словами Колесников вытаскивает из кобуры ПМ и наставляет пистолет на женщину. – Считать не буду, – рявкает Батя, – да или нет? Эльза закусывает губу, смотрит на дверь, понимает, что убежать не успеет, потом переводит взгляд на младенца, затем на Колесникова и нехотя кивает. – Клади его на стол, так, чтобы я видел! – Батя, ты чего? – пытается вмешаться Хирург. – Может лучше бабам его отдать? Скажем, что нашли наверху. – Тебя, мудака, забыл спросить! – ярится Колесников, впадая в бешенство. – Ты лучше проследи, чтобы она не надула нас. А то и тебя искать придётся! Саныч вздрагивает и бочком, опасаясь показать затылок Бате, подходит к Эльзе. – Ну? – пистолет становится продолжением руки Колесникова. – Быстрее я сказал! Мы так до утра здесь провозимся!