— Возможно. — Да. Полагаю, есть вероятность, что доктор Гнаденшусс может и вас застрелить. Во всяком случае, так сказал Бернхард Вайс. Безумец, который стреляет в инвалидов, важнее Виннету, я полагаю. Разве не в этом дело? Убиваешь в этом городе девушку, и никому дела нет. Убиваешь инвалида войны, и в Рейхстаге возникают вопросы. Но вы, конечно, рискуете. — Риск есть, да. Но сейчас, когда я здесь и разговариваю с вами, мне кажется, что рискнуть стоит. — А вы ловкий, да? То есть для полицейского. Большинство из тех, кого я встречала, были хамами в ужасных костюмах, с гадкими сигарами и пивными животами. — Вы забыли про плоскостопие. Но я припоминаю, что вам, кажется, не понравились моя кожа или волосы. — Нет, кожа у вас хорошая. Потому она мне и не нравится. По крайней мере для вашей задумки. Но, как уже сказала, мы сможем это исправить. Мы даже ваши волосы сможем исправить. — Думаю, почти все можно исправить, если приложить усилия. Например, слегка освежиться. Что вы пьете? — Простите. Хотите стаканчик? — Скажем так, один сейчас будет в самый раз. Бригитта открыла бутылку виски и плеснула щедрую порцию в стакан со льдом. Между тем все ее золотые украшения закачались в тщетной попытке отвлечь мой взгляд от декольте. Бригитта протянула мне напиток, и я поднял тост. Не считая лекарства в моей руке, она была именно тем, что я бы попросил доктора прописать. — За вас и за оперу! Чем бы она там ни была. Судя по названию на афише, я, похоже, смогу позволить себе билет. — Вы напоминаете одного комика, которого я когда-то знала. Он тоже считал себя смешным. — Только вы так не считали. — И не только я. Многие девушки не находили его смешным. — На меня до сих пор никто не жаловался. — Вы меня удивляете. — Я над этим работаю. — Поберегите дыхание. Разве не знаете — в театре не любят удивляться. Вот почему у нас проходят репетиции. — Вроде той, на сцене? — Да. Поет Лотте. Она замужем за композитором постановки, Куртом. — Думаю, это многое объясняет. — Вам не нравится ее голос? — Нравится. И музыка тоже. Ценное напоминание о том, что мне нужно вызвать настройщика пианино. — Так и должно звучать. — Поэтому пьеса называется «Трехгрошовая опера»? — Вы же детектив, верно? — Так мне сказали на «Алекс». — Вам стоит прийти и посмотреть спектакль. Там о полицейских и гангстерах, нищих и сутенерах, убийце по имени Макхит и шлюхе по имени Полли. — Этого мне и в реальной жизни хватает. Бригитта улыбнулась: — Уверена, так и есть. — С другой стороны, раз вы приглашаете, я проверю свое расписание. — Поживем — увидим. Приступим? — Она взглянула на каталку, которую я принес с собой. — Любопытное приспособление. — Это тележка клутца, — сказал я. — Но ее сделали для того, кто вовсе не калека, а ловец зевак. Мошенник. Засовывал ноги внутрь, и казалось, что они ампутированы. Умно, да? — Не знаю. Многовато хлопот ради нескольких паршивых монет. — Основная его работа — торговля кокаином и подстраховка грабителей. — Значит, он не сидел на этом весь день. — Нет. — А как долго вы планируете на этом просиживать? — Я об этом не задумывался. — Тогда, возможно, стоит. До прихода сюда я работала на студии УФА, и мы снимали фильм с одноногим персонажем. Пиратом. Его играл актер с обеими ногами, поэтому ему приходилось каждый день одну подвязывать. Выяснилось, что это очень неудобно. Через час или два нога теряла чувствительность, и, что еще хуже, у него начинались судороги. Так что я советую вам купить линимент. И спиртовую натирку. А еще лучше — подружиться с хорошим массажистом. Он вам понадобится. — Спасибо за совет. — А как они на этом передвигаются? — спросила она. — Большинство носит кожаные перчатки и отталкивается руками. Но я видел, как один или два пользовались короткими костылями. Собираюсь посмотреть, справлюсь ли перчатками. — И вы намерены просто попрошайничать или действительно что-то продавать? Например, настоящие шведские спички? — Она произнесла «настоящие шведские спички» так, будто сама была нищей. — Собираюсь просто попрошайничать. Заработок меня не интересует. Я охочусь за людьми, а не за мелочью. — Хорошая мысль. — Она докурила и затушила сигарету. — Вижу, вы и свою старую форму принесли. Что ж, надевайте. Посмотрим, как вы выглядите, солдат. Можете переодеться за занавеской. Я взял форму и неловко ее оглядел. — Давайте. Обещаю не подглядывать. — Я не поэтому колеблюсь. Просто не надевал ее с девятнадцатого года. — Тогда будем надеяться, что она вам все еще впору, иначе мне придется ее перешивать. Я зашел за занавеску и переоделся. Форма вызвала у меня странное ощущение. Дурное предчувствие из тех, которые чуть рассеиваются, если сожмешь в руке стаканчик чего-то крепкого. — А что случилось с тем ловцом зевак? — спросила она. — Он исчез. Я откинул занавеску и выпрямился во весь рост, Бригитта тем временем разглядывала меня еще более критично. — Неплохо, — произнесла она. — Теперь вам нужна лишь винтовка и возлюбленная. — Вызываетесь добровольцем? — У меня нет винтовки. И я даже не люблю сладкое. Но советую вам побриться налысо. Так вы избежите вшей. Можно сделать это сейчас, если хотите. Исправить вашу кожу будет сложнее. Можете пожевать немного кордита[50], но от него вас будет тошнить, и вы не захотите иметь с ним дело целыми днями. Лучше использовать белый грим. Как будто вы Пьеро. Я покажу вам, как наносить. И советую носить темные очки, словно вы повредили зрение. Ваши глаза выглядят слишком здоровыми. А Железный крест — хороший штрих. Вы его заслужили или это реквизит? — Нет, мне дали его за очистку окопа. — Серьезно? — Конечно. Там было несколько Томми, но вы же знаете, как бывает, когда хочется немного прибраться. — Так вы герой. — Нет. Не говорите так. Я знал настоящих героев. И определенно не подхожу под это определение. Не то что они. Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, будто я храбрый или благородный. — Не волнуйтесь, не подумаю. Теперь глянем, как вы смотритесь на каталке. Я опустошил стакан, забрался в эту штуковину, поморщился и снова встал. — Нужна подушка? — спросила Бригитта. — Да. Она взяла одну с кресла и положила на сиденье. Я снова сунул ноги в ящик и кивнул Бригитте. — Лучше? — спросила она. — Намного.