— Шанс помочь раскрыть дело доктора Гнаденшусса. — Хм. Щедрый куш. Ты ведь это говоришь не только для того, чтобы убедить меня работать допоздна? — Нет. Я абсолютно уверен. — Тогда так. Автоматический пистолет 25-го калибра. Возможно, браунинг. Никаких гильз. Только пуля. Последняя известная жертва — Иоганн Тетцель, убитый выстрелом в голову, в упор. Папка с пулей все еще лежит на моем верстаке. Случилось еще одно убийство? — Нет. Но у меня есть кое-что получше: возможное орудие убийства. Я положил на стол маленький пистолет Райхенбаха. — На предохранителе, — сказал я. — И заряжен. — Интересно. — Мендель взял его в руки и обнюхал ствол: — Карманный браунинг. Хороший маленький пистолет. У меня у самого такой. Не очень мощный, зато не громоздкий. В наши дни для еврея не существует излишних предосторожностей. Ты слышал, кто-то напал на Бернхарда Вайса? Слышал. Конечно, слышал. Да, многие думают, что эти пистолеты бельгийские, но на самом деле они американские. Джон Браунинг был мормоном, ты знал? Родился, конечно, в Юте. Имел нескольких жен. Не знаю, стрелял ли он в кого-нибудь. А погиб в Бельгии. — Я сам чуть не погиб там. Многие немцы погибли. Мендель снял пиджак и шарф, надел коричневый хлопчатобумажный халат и порылся в карманах, которые обычно были набиты патронами. То, чего Мендель не знал об оружии, уместилось бы на обороте почтовой марки. Он отщелкнул барабан браунинга, осмотрел ствол, проверил количество патронов и снова положил пистолет: — Его чистили, причем недавно. Еще чувствуется запах масла. Если это орудие убийства, то убийца знает, как за ним ухаживать. — Значит, ты сделаешь это. Тест. Мендель улыбнулся: — Так вышло, что тебе повезло, Гюнтер. Мы только что получили новое оборудование, и мне до смерти хочется его опробовать. — О, а что там? Живая мишень? После последней встречи «Шрадер-Вербанд» я могу вспомнить несколько человек, на которых хотел бы испытать оружие. Даже это. — Я тоже. Но у нас не настолько грязный вариант. Нет, в лаборатории новая дорогая игрушка. Только сегодня привезли. Сравнительный микроскоп. — Как он работает? — Ну, как ты знаешь, когда стреляют из пистолета, изъяны ствола оставляют на пуле уникальный узор. Две пули, выпущенные из одного и того же оружия, имеют идентичные характеристики. С помощью сравнительного микроскопа можно рассматривать тестовую пулю одновременно с пулей из трупа, не прикасаясь ни к одной из них. Один окуляр — два микроскопа. Очень удобно для человека вроде меня. Купили микроскоп в Америке. Точно такой же помог усадить Сакко и Ванцетти на электрический стул. — Веселенькая история. — Думаешь, они были невиновны? — Не знаю. Но многие другие так думают. Конечно, подобный судебный процесс здесь никогда не состоялся бы. Немецкие суды тщательнее следят за точностью юридических процедур. Особенно когда речь идет о смертной казни. — Рад, что ты так считаешь. Что касается меня, я в этом не уверен. Мендель включил свет над стрельбищем, затем достал что-то квадратное и подрагивающее в коричневой оберточной бумаге и положил на стол. Когда он развернул сверток, там оказалось нечто вроде студня. — Я попросил местного мясника сделать для меня эти блоки желатина. Они отлично подходят для наблюдения за тем, как ведут себя пули, а потом их можно извлечь без особых проблем. Теперь будь любезен, Гюнтер. Кто-то украл мои запасные беруши, так что, боюсь, тебе придется примириться с этим. Просто выстрели в блок. Я выпустил три пробные пули из браунинга Райхенбаха. Выстрелы прозвучали оглушительнее, чем я ожидал: у меня несколько минут звенело в ушах. Мендель вскрыл ножом блок желатина и достал пару пуль, которые можно было сравнить под микроскопом с той, что убила Иоганна Тетцеля. — Кстати, за последнее время ты первый, кто не пошутил по поводу того, что еврей работает со свиным желе. Не поверишь, сколько антисемитов в этом здании. — А это шутка? — Совсем не смешная. Кроме того, нам запрещено есть свинину, а не стрелять в нее. — Знаешь, что говорят об антисемитизме? Что это большая проблема не для евреев, а для немцев. — Будем надеяться, что ты прав. Но, даже если так, кто им об этом расскажет? Мендель поместил одну из стреляных пуль под микроскоп и покрутил колесико фокуса. Прошло совсем немного времени, и он нахмурился. Тест был отрицательным. Пуля, извлеченная из черепа Иоганна Тецеля, не совпадала с той, которую Мендель вырезал из желатинового блока. — Прости, но его убили из другого пистолета. — Это сводит мою теорию на нет, — сказал я. — Жаль. Я был уверен, что это оно. — Необязательно сводит. Ты кое о чем забываешь. Тот тип стрелял не в одного человека. Так что давай попробуем сравнить с одной из ранних пуль. Жертва номер два, Оскар Хейде. Я затаил дыхание и терпеливо ждал, пока Мендель снова смотрел в свой сравнительный микроскоп. Через некоторое время он заулыбался: — Да. По-моему, эти две пули идеально совпадают. Убийца явно использовал несколько пистолетов. Но это один из них. Без тени сомнения. Взгляни сам. Я заглянул в окуляр. На мой дилетантский, неопытный и усталый взгляд, искореженные пули выглядели в лучшем случае похожими. — Вы уверены, что они выпущены из одного и того же пистолета? — Совершенно уверен. Браунинг 25-го калибра, который хладнокровно одолжил мне Райхенбах, был орудием убийства. — Должен заметить, ты выглядишь не особенно довольным, Гюнтер. Это же, несомненно, важный шаг к раскрытию дела. Я думал о скандале, который должен вот-вот разразиться на «Алекс»; скандале, который в итоге мог стоить Бернхарду Вайсу работы. Правые газеты искали только повод снова на него наброситься, и на этот раз даже ему не удалось бы выиграть суд. Что может выглядеть более компрометирующим для еврея — заместителя комиссара полиции, чем серийный убийца, который оказался евреем-детективом Крипо? Вайса сделали бы козлом отпущения. Но кто бы мне поверил? Только не Геннат. Он, наверное, все еще считал меня пьяницей. А то, что Курт Райхенбах владел этим браунингом, — мое слово против его. Нужно больше доказательств. Но каких? И как их получить? — Я благодарен тебе, Мендель. Не думай, что это не так. Но, хотя у меня есть пистолет, человека, которому он принадлежит, я еще не задержал. Поэтому буду очень признателен, если ты пока никому об этом не скажешь. — Конечно. Без проблем. — Ты сказал, у тебя тоже есть браунинг. При себе? — Разумеется. — Одолжишь его мне? — Конечно. Но зачем? — Покажи его. Мендель достал из кармана пиджака маленький черный пистолет и протянул мне. Я внимательно его осмотрел. На вид он был точно такой же, как тот, что я принес. — Я не могу забрать орудие убийства. Только не сейчас, когда ты доказал, что это именно оно. Но мне нужно вернуть браунинг человеку, у которого я его одолжил. Пусть даже другой. — Звучит рискованно. — Так пожелай мне удачи. — Мазел тов. Я поднялся наверх, чтобы поискать Райхенбаха. Его не оказалось. Но был один из коллег Курта по Крипо, который сказал, что того не видели весь день. — Но это обычное дело. — Как-то связано с зацепкой, которую я ему дал? Насчет убийства возле «Ашингера». Он говорил, что собирается проверить. Детектив — сержант по фамилии Артнер — покачал головой: — Об этом он не упоминал. Курт Райхенбах жил в квартире на последнем этаже шикарного дома на Халензее, в западной части Курфюрстендамм. Там, где Берлин становится совсем зеленым. В окнах горел свет, а его автомобиль — новенький «бреннабор» — был припаркован на улице. Я позвонил в дверь, собираясь сказать, что проходил мимо, увидел машину, а потом включенный свет и решил быстренько вернуть пистолет. У меня была готова и следующая история: мол, я оценил предложение прикрыть меня и хочу спросить, готов ли он присмотреть за мной завтра, когда я снова буду изображать инвалида. Не знаю точно, что я рассчитывал выяснить, возможно, просто хотел посмотреть ему в глаза. Разумеется, я не думал, что получу полное признание, но лелеял тщетную надежду выйти из квартиры каким-то образом развеяв подозрения. Через минуту или около того наверху открылось окно, и женщина — вероятно, жена Райхенбаха, Траудль — крикнула: — Да. Кто там? — Полиция. Бернхард Гюнтер. С «Алекс». — Ох! Что-то случилось с Куртом? — Нет. Насколько мне известно. Я надеялся найти его дома. — Его здесь нет. Подождите, брошу вам ключи. Верхний этаж. Номер десять. Я поднял ключи и вошел в парадную дверь. Поднялся по лестнице, а не на лифте, поскольку это давало мне время подправить свою историю. Раз уж я собрался поговорить с женой Курта, стоило получить от нее информацию, не вызывая подозрений. Одновременно я думал: «Если машина на месте, а самого его нет ни дома, ни на „Алекс”, где же он, черт возьми?» Траудль Райхенбах в униформе медсестры и с выражением глубокой озабоченности на лице открыла мне дверь. Я показал свой жетон, чтобы заверить, что все на должном уровне. — Вы уверены, что не случилось ничего страшного? — спросила она, пропуская меня в квартиру. — Курт вчера вечером не вернулся. Это не так уж необычно, он ведь детектив, но, как правило, ему удается дать мне знать. А такое на него не похоже. Плюс машина все еще на месте. Со вчерашнего дня с места не двигалась.