Однако каждая вещь имеет свою цену, а потому он сказал себе, что этого стоит опасаться. Часть третья Выстоять 18 Темнота быстро окутала «Джунгли», и только слабое сияние от умирающего отсвета костров висело над дюнами. Адам собрал свои вещи, засунул их в палатку и закрыл вход на молнию. Он раз сто покрутил рукоятку светодиодного фонарика, что позволило на десяток минут погрузиться в глаза жены и дочери на совсем измятой фотографии. У него появилось желание помолиться за них, но он вспомнил о телах всех невиновных людей там, в ангаре, о пытках, о войне, о бойнях. С какой стати Богу специально заботиться о нем? Потом раздались крики. Как всегда по вечерам, под покровом темноты. Сведение счетов и наказания, кражи и нападения. И никто не вмешивался. Адам даже дал название этим невыносимым моментам. «Ночь трýсов». И он был одним из них. Адам сжал кулаки и подождал, чтобы сон избавил его от стыда. Но когда в лагере снова наступила тишина, тьму разорвало рыдание, которое пронзило его сердце. Почти звериный вой. Невозможно было различить ни единого слова, во всяком случае ничего внятного, одни гласные звуки, сопровождаемые горестным завыванием. И все же не было никакого сомнения: это ребенок. Сосредоточиться на Норе и Майе. Не навлекать на себя неприятности до их приезда. Он твердил эти слова, чтобы убедить самого себя. Но когда завывание раздалось с новой силой, еще более душераздирающее, еще более звериное, Адам, неспособный оставаться просто свидетелем, уже был снаружи. Он сунул фонарь в карман и пошел на звук. Ноги сами привели его к относительно благоустроенному поселению в афганской части «Джунглей». На пороге самой большой палатки, вроде шатра бродячего цирка, площадью десять квадратных метров, топтались двое мужчин. Сирийцы и афганцы говорят на разных языках, поэтому дальнейшее произошло без слов. Адам двинулся ко входу, и один из мужчин, поставленный часовым, отпихнул его сильным ударом в грудь, так что Адам отступил на два шага, но затем с бараньим упрямством снова направился ко входу. Страж собрался нанести такой же удар, метя в то же самое место, но, прежде чем его кулак достиг цели, Адам поймал запястье обидчика, вывернул и резко дернул книзу. Кость переломилась без сопротивления. Второй вышибала набросился на Адама сзади и обхватил его торс обеими руками. Адам со всей силой дернулся назад и затылком разбил нападавшему нос. Тот упал на землю, прижав ладони к окровавленному лицу. Отблеск костра мелькнул на лезвии короткого ножа у него за поясом, чуть длиннее охотничьего и с кривым клинком, как у садового. Мачете. Завладев им, Адам проник в шатер. Он видел лежащего на животе черного мальчишку лет десяти. Над ним навис мужчина, который скрутил ребенку руки за спиной, надавил коленом между лопаток и полностью обездвижил его. Другой мужчина, в спущенных штанах, крепко ухватил мальчика за тощие бедра. На Адама обратились удивленные взгляды, и, прежде чем присутствующие поняли ситуацию, лезвие коснулось горла насильника. Его сообщник отступил на два шага и, не дожидаясь продолжения, бросился к выходу. Чтобы отреагировать, у Адама было всего несколько секунд. Боковым ударом ноги он свалил мерзавца, зажал его голову обеими руками и принялся бить ею об пол, пока тело не обмякло, как тряпичная кукла. И прекратил все это, только чтобы не убить негодяя. Потом опустился на колени, помог ребенку встать и натянуть тренировочные штаны. Тот увидел своего насильника на полу, без чувств. Полные слез черные глаза внимательно рассмотрели Адама, и в этот самый миг что-то произошло. Что-то вроде соглашения. Клятвы верности. Адам подхватил мальчика, а тот обнял его за шею. Свободной рукой сириец поднял мачете. Все это продолжалось довольно долго, так что не было никаких причин для того, чтобы они и дальше оставались под этим шатром. Тут Адам осознал, что его ждут снаружи. И что их много. Он сделал глубокий вдох, чтобы придать себе отваги. Тщетно: он все еще пребывал в оцепенении. Но черный мальчик еще крепче обнял своего спасителя за шею, как будто был убежден, что находится под защитой, и из этой его уверенности Адам почерпнул свою силу. На выходе из палатки его поджидали восемь разъяренных типов. При приближении кого-нибудь из них Адам, ощущая себя пастухом, окруженным стаей волков, отгонял нападающих, делая широкие вращательные движения мачете. Но если только обороняться, долго не выстоять. Ударом ноги по тлеющим поленьям Адам запустил в воздух кучу красных углей, которые упали на ткань шатра, и та мгновенно загорелась. Почти все «Джунгли» были построены из легковоспламеняющихся материалов, поэтому группа афганцев кинулась тушить то, что представляло опасность для всего их стойбища, и перед Адамом остались всего двое. Лезвие свистело в воздухе, столь яростными и стремительными были движения Адама. Он никого не задел, однако ни у кого не достало дерзости приблизиться. Он держал мальчонку на одной руке, это было тяжело, и его мышцы стали ныть. Из последних сил Адам перепрыгнул через костер, в полете сбил с ног одного из мужчин, тот упал на землю, а сам со всех ног бросился бежать, петляя между поселениями и лачугами, пока не заблудился. Пока не перестал слышать за спиной дыхание преследователей. Ослепленный темнотой, он все же распознал под ногами асфальт дороги, что шла вдоль «Джунглей», среди невысоких деревьев, на границе между дюнами и лесом. Там он и спрятался. Его легкие выхаркивали лаву, она поднималась по горлу, и ему не сразу удалось восстановить дыхание. Мальчик, которому пришлось так долго кричать, теперь дышал трудно, с хрипом. Неожиданно Адам ощутил, что по его руке течет какая-то вязкая жидкость. Он достал из заднего кармана фонарь. Красное. Повсюду. У него в руке, но в основном на мальчонке, в районе бедер. Его спортивные штаны пропитались насквозь. Мальчик истекал кровью. 19 Дежурившие той ночью у «Джунглей» бойцы из роты безопасности приглушили рацию, которая связывала их с командным пунктом. В любом случае, если что-то не так, они будут в первых рядах. Бойцы дремали в глубине фургона, оставив сидящих впереди водителя и командира роты поболтать. Приоткрыв окно, те выкурили по сигаретке и продолжили беседу, вроде бы касающуюся кино. — Знаешь, это как в фильмах ужаса, когда баба бежит по лесу, каждые три метра на что-то натыкаясь, а убийца спокойно и неспешно идет следом за ней. — Не вижу связи. — Да нет, подожди. Ладно, ей удается выбраться из лесу, и она видит какой-то домишко. Стучит в дверь, кричит, что ее сейчас зарежут, что ее преследует псих и все такое. Так вот, если хозяин не откроет, зрители же сочтут его мудаком? Нормально? — Ну да… Неоказание помощи человеку в опасности. Но я по-прежнему не вижу связи. — Связь в том, что мы делаем в точности то же самое. Все эти беженцы как будто спасаются от серийного убийцы, они стучатся в нашу дверь, а мы делаем вид, что не слышим. — Согласен, только вот этих стучащихся десять тысяч. Если мы откроем этим, набегут десять тысяч других, потом еще. — Да, понимаю, с точки зрения математики все так, но по-человечески… это как-то всегда стопорит… Внимание командира роты, выбрасывающего сигарету в окно, привлекло какое-то движение снаружи. — Зажги. — Что? — Фары, твою мать! Фары зажги! Два пучка света пронзили сумерки, и в метре от капота фургона возник человек, обхвативший окровавленными руками потерявшего сознание ребенка. 20 Больничный комплекс в Кале На стуле с потертой обивкой в белом коридоре хирургического отделения терпеливо сидел Бастьен Миллер, с сомнением глядя на оставленные на низком столике в комнате ожидания толстые журналы: некоторые из них относились еще к прошлому веку. Поверх высокой стопки лежала газета, с гордостью возвещавшая о победе «Синих»[39] на чемпионате мира по футболу 1998 года. В двойные распашные двери ударилась каталка, появились на бегу толкающие ее санитары. Колеса скрипнули на повороте, и каталка исчезла, унося тихонько плачущего черного малыша. Следом за каталкой показался мужчина с оранжевой полицейской нарукавной повязкой. Бастьен сразу узнал капитана Котена — ночного дежурного в отделении полиции Кале. За ним следовал араб атлетического сложения с замашками бродяги. Пришедшие направились к комнате ожидания, и флик попытался сказать так, чтобы его поняли: — You. Sit Here. Wait. Ok?[40] И только освободившись от своего бремени, он заметил присутствие Бастьена. — Миллер, какого черта ты здесь делаешь в такое время? — Привет, Котен. Дело о семейном насилии. Жду, чтобы хирурги вернули на место челюсть жертвы, она должна подать жалобу на своего муженька. — Тебе следовало бы оставить это ночной службе, и я бы занялся. — Звонок поступил в восемнадцать сорок пять. Я вместе с оперативниками участвовал в задержании мужа, успокоил жену и отвез их ребятишек к бабушке. А потом решил, что если уж начал, то доведу дело до конца. — Ага, тебе, похоже, неохота домой, верно? Бастьен уклонился от ответа. — Мальчишка на носилках — твой? — Ну да, — подтвердил Котен. — Черный малыш, изнасилованный в «Джунглях». А этот араб, уж не знаю, как он замешан, но это он доставил его к машине роты безопасности. Может, он его сутенер, а может, и насильник, с ними никогда не знаешь. Но, судя по разнице цвета кожи, точно не его отец. Как бы там ни было, будет у меня гражданским ответчиком[41]. Как только парнишку зашьют, отправится восвояси с ним под ручку. Услышав столько несуразицы в одной фразе, Бастьен воздержался от комментариев. Сидящий напротив араб опустил глаза и сжал кулаки. — А как насчет следствия? — Насилие? Это для судебной полиции Кокеля. Но они не рискнут заняться этим всерьез. — Понимаю. Хотя жаль, — с горечью заметил Бастьен. — А что бы ты сделал, суперполицейский? Общий тест на ДНК для всех в «Джунглях»? Учитывая стоимость анализов, это расследование обойдется тебе в два миллиона евро, что в клочья порвет весь бюджет. Или, может, поищешь в лагере свидетеля? Я почти убежден, что все захотят поболтать с тобой. Они так доверяют фликам. Думаешь, мы поначалу не пытались? Знаешь, со сколькими подобными историями я сталкиваюсь в течение года? Две-три операции в неделю по причине разрыва анального отверстия у несовершеннолетних. Иногда эти ребятишки используют свою жопу, чтобы пересечь Африку. И чтобы пересечь Ла-Манш в сторону Англии тоже. Вот и живи с этим теперь. Оборвав свой монолог, Котен отправился на поиски доктора, чтобы подвести итоги по делу маленькой жертвы, оставив молодого лейтенанта с арабом, про которого по-прежнему никто ничего не знал, кроме его реакции на жесткие слова Котена. Бастьен поднялся со стула, сунул в кофейный автомат несколько монет и, вернувшись на место, поставил на низкий столик два стаканчика. — Кофе? Мужчина поднял глаза и после короткого колебания утвердительно кивнул. — Меня зовут Бастьен. И я знаю, что ты нас понимаешь. Вместо ответа тот только подул на свой кофе.