— Не знаю. Он бывший флик. Возможно, поэтому. Затем я снова встретил его в связи с убийством в «Джунглях». — Я полагал, мы не ведем расследований в «Джунглях»? — Так точно. Мы лишь прибыли забрать тело. Тогда я говорил с Адамом второй раз. — С Адамом? Вы называете его по имени? — С Саркисом, если вам будет угодно. Назавтра он пришел ко мне с шестью фотографиями, как он предполагает, интегристских псевдоимамов. Но портреты не соответствуют типичной внешности салафитов. — Кто первоначально передал ему эти снимки? — Один парень из группировки «No Border». Вы знаете, что это? — Да, имею некоторое представление. Вам известно его имя? — Он не сказал. Тот тип попросил его проверить, заявится ли один из этих шестерых в салафитскую мечеть. — Вы знаете, почему Саркис передал вам эти сведения? — Я уже сказал: он флик. Он, как и я, считает, что эти типы потенциально опасны. Думаю, он поступает так, как ему представляется справедливым. Мы решили, что если этот, из «No Border», с вами, то будет правильно проинформировать вас, а в противном случае, если вы никогда о нем не слышали, тоже будет хорошо, чтобы вы об этом знали. Так что? Он с вами? На протяжении всего разговора Парис старался одновременно выдать как можно меньше и разузнать как можно больше. Было совершенно очевидно, что Мерль перегрелся и вбил себе в голову идиотскую идею перепоручить другому часть своего задания. — Как давно вы знакомы с этим Саркисом? — Дней десять. — Вы ему чем-то обязаны? — Я вас не понимаю. Парис достал из папки досье и выудил из него один лист. — За последнее время вы неоднократно вводили имя Норы Саркис в полицейские картотеки. Так что повторяю вопрос: вы ему чем-то обязаны? В растерянности Бастьен упрекнул себя за то, что был не до конца откровенен. — Здесь нет никакого сговора. Он разыскивает жену и дочь и опасается, что их задержали где-то во Франции и выслали в Сирию. Разве вы не поступили бы так же? — Ни в коем случае, — отрезал Парис. — Вы ничего о нем не знаете. Он ни с того ни с сего вдруг появился в вашей жизни со своей красивой историей про ребенка в больнице или уж не знаю каким еще трогательным дерьмом, он просит вас порыться в наших картотеках — и вы это делаете. Я вижу в этом какие-то более сложные подпольные ходы. Бастьен не посмел произнести ни слова в свое оправдание. — К счастью для вас, по моим источникам, Адам Саркис является участником Свободной сирийской армии, разыскиваемым в своей стране за предательство. — И что? — Вероятно, вы связались действительно с честным парнем. А я заинтересован в таких честных парнях. Как вы думаете, согласился бы он помогать нам? — Теперь ваша очередь сказать мне больше. — Вы и так уже много знаете. На одной из шести фотографий вербовщик ИГИЛ. Мы уже несколько лет пытаемся идентифицировать его. Наши информаторы сообщают, что он собирается прийти в «Джунгли». А парень из «No Border» — один из наших внедренных. — Агент? — Нет, он делает это по собственной воле, для величия Франции. Хотя, похоже, испугался. Чем соблазнить вашего сирийца? Если он тоже нацелен на Англию, мы можем пообещать ему охранное свидетельство. Переход под защитой контрразведки. Доставим его прямо на площадь Пиккадилли, если это ему подходит. — Он откажется. Он будет оставаться в Кале до тех пор, пока не найдет жену и дочь. Парис положил ладони на колени и тяжело уперся в них, чтобы подняться. Открыв дверцу мини-бара, он взял из него бутылочку со спиртным и налил себе. — Лейтенант Миллер, мне очень жаль: вы ввязались в дурную историю. Но я действительно в вас нуждаюсь. Придется придумать, как привлечь Саркиса, мотивировать его. Необходимо понять, что для него самое главное и чего он желает больше всего на свете. А когда вы это поймете, вы ему это предложите. А уж мы позаботимся о том, чтобы сдержать ваши обещания. Бастьен отказался от предложенной мензурки водки. — Если я правильно понимаю, вы хотели бы, чтобы он зашел в мечеть и убедился в присутствии одного из ваших шести подозреваемых. Но Саркис — это не Мерль, и Парис видел в этом непредвиденную возможность. — Не совсем. Ему придется вступить в контакт. Лучше всего, если бы он завербовался. Слегка ошалев от размаха и опасности замысла, Бастьен передумал и сам плеснул себе водки. Миссия, которую предполагалось доверить Адаму, означала, что его шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Бастьен поделился своими опасениями с майором Парисом. — А вы бы что предпочли, Миллер? Чтобы какой-то никому не известный сириец стал частью сопутствующего ущерба или чтобы полсотни нормальных французов погибли при взрыве аэропорта? — Это невозможный выбор. — Делать невозможный выбор — моя работа. 35 При первых проблесках зари запах сделался таким смрадным, что перебил уже и так с трудом выносимую вонь баков с отходами и стоящих вереницей мобильных туалетов, засорившихся и переполненных больше недели. Зловоние было таким сильным, что разбудило Адама. Когда он раздвинул полотнища своей палатки, облако черных мух на мгновение поднялось над брошенным прямо перед входом трупом бродячей собаки со вспоротым сверху донизу животом, ее внутренности лежали рядом. Замахав руками, он выгнал мух из палатки, куда они уже проникли. Поскольку логично было бы предположить, что пес не пришел сам на дюну Адама, чтобы покончить с собой, выпотрошив собственные кишки, имело место послание, столь же внятное, сколь и наглядное. Килани еще спал, и Адам решил избавить его от этого зрелища. Чтобы вытащить пса из «Джунглей», Адам ухватил его за лапу и, оставляя за собой красный след, двинулся по заасфальтированной дороге, вошел в лес и углубился в него метров на пятьдесят, прежде чем оставить падаль у подножия какого-то дерева. Вернувшись через четверть часа, Адам обнаружил, что Килани уже проснулся. Мальчонка взял слегка расплавившуюся на солнце старую пластмассовую миску и, присев на корточки, двумя руками наполнял ее тягучими собачьими внутренностями. Несколько лет назад он уже потрошил одну из своих коров, которая перестала давать молоко, так что, похоже, занятие вызывало у него не больше отвращения. Выпачканными в крови руками он засыпал это месиво горстями песка. Угроза афганцев не вызывала сомнений, так что Адам решил последовать многократным советам Усмана и наметил грядущее переселение к суданцам. Но всему свое время. — Пошли, — сказал он Килани. — Выбросим все это в лесу. И помоемся в море. При мысли о прогулке на пляж Килани с миской карминной жижи в руках заулыбался. * * * Тщательно вымытый в море и уже поставивший палатку Адама, хотя сириец даже не просил об этом, Килани теперь старательно вбивал колышки своей. Усевшись у костра, Усман поставил на угли кастрюльку с водой. — В Афганистане они называют это «бача-бази»[62]. Буквально «играть с мальчиками». Это традиция. Ты украл их «мальчика», они говорят тебе, что не забудут этого. Ты правильно сделал, что пришел жить в наше поселение, но мне еще следует поговорить с остальными о предупреждении, которое ты получил сегодня утром. Хотя я и старейшина поселения, решение о вступлении в войну с афганцами принимается сообща. — Понимаю, — согласился Адам. — Тогда скажи мне, как я могу переправить Килани в Англию. Ты говорил мне, что пытался больше двадцати раз. Хотя у тебя и не получилось, ты должен знать, как к этому правильно подойти. Если Нора и Майя приедут, я уже не смогу держать его при нас. Мы уедем, и он останется один. Он впервые употребил слово «если». Усман предупреждал Адама о том, что надежда, когда слишком за нее цепляешься, может превратиться в помешательство. Однако то, что Адам сдался, пусть всего одним словом, не доставило суданцу никакого удовольствия. — Ты знаешь, что это будет стоить тебе много денег? Адам машинально прикоснулся к слегка выпирающей поясной сумке под футболкой. — У меня есть. Я хочу знать, чему научил тебя твой опыт. Каких ошибок следует избегать и как за это взяться? Усман снял кастрюлю с огня и заварил две плошки чая, а Килани тем временем натягивал между двумя палатками кусок ткани, чтобы иметь немножко тени. — Бритва. Мешок для мусора. Презерватив и спасательное одеяло[63]. Это основное, — начал перечислять Усман. — Бритву надо обжечь, чтобы расплавить пластмассу, окружающую лезвие: им придется распороть брезент, чтобы влезть в грузовик. Мешок для мусора — чтобы накрыться им с головой, когда придут таможенники. У них есть детекторы, распознающие углекислый газ, который мы выдыхаем. Надо задержать дыхание как можно дольше и выдыхать совсем понемножку. Спасательное одеяло блокирует тепло, и тепловизор вертолетов не увидит мальчишку. Пока что ты можешь найти такое у гуманитарных организаций. — А презерватив? — Это на случай стресса. Страх не дает покоя животу, сворачивает жгутом внутренности. Это своего рода переносной туалет, если хочешь. Адам представил себе Килани с мусорным мешком на голове, в спасательном одеяле — будто маленький золотистый робот, сляпанный из подручных материалов. Или пугало для фликов. — Но даже правильно экипировав его, ты должен будешь решить две важные проблемы. Во-первых, заплатить перевозчику, а при твоих отношениях с афганцами придется обращаться к албанцам. Не спрашивай, какой из двух вариантов хуже, я понятия не имею. — Перевозчик через Средиземное море — это я могу понять, — сказал Адам. — Они находят судно, плывут вместе с тобой, вместе с тобой подвергаются опасности. Но тут-то не афганцы находят грузовик, не они сидят за рулем… — В Ливии или в Египте перевозчики на судне представляют собой необходимое зло. Никто другой не может переправить тебя через море. Здесь перевозчики не делают ничего: только строят и поджигают заграждения, чтобы затормозить грузовики. Это настоящие воры. Они контролируют зоны отдыха и транспортные развязки, и если они поймают тебя при попытке забраться в грузовик, не заплатив, то прогонят. Если просто изобьют, тебе крупно повезло. Некоторые от их побоев помирают. Как я тебе уже сказал, афганцев больше, поэтому они действуют как мафия. Они присваивают часть всего, что в «Джунглях» может давать прибыль. Но повсюду в мире, каков бы ни был уровень бедности или нищеты, ты всегда обнаружишь человека без сердца, который попытается извлечь выгоду. Афганца или кого-то другого.