– О-о-о, – протянула Амели, точно что-то подсчитывая в уме, – вы открываете городской дом? В нем, должно быть, после стольких лет требуется навести лоск? – Требуется, – коротко согласился Кериас, и также коротко спросил, – возьметесь? – У меня есть нужные знакомства, проверенные компании. Я так понимаю, требуются найм слуг, уборка и… – Охрану я организую сам. – Тогда я немедленно раздам нужные распоряжения, и сегодня же к вам придут нужные люди. – Стоимость посредничества включите в счет, – на этом Зверь круто развернулся и направился к выходу. – Всего доброго, милорд, – долетел в спину елейный голосок Амели, с трудом пробившись сквозь клубившийся в голове туман, а дальше я уже спала. Слишком яркие события вызывают самые глубокие впечатления. Я почти привыкла к серенькой безликой жизни, и резкий поворот в ней не мог не отразиться на сознании. Именно этим проще всего объяснялись все испытанные за время знакомства с Кериасом ощущения. Переезд в карете и прибытие в нужное место я хоть и проспала, но все же ощутила. Доносились сквозь дрему какие-то шумы и звуки голосов, а когда перестало покачивать и трясти, накатил крепкий сон. Перемешались в голове все образы и сказанные слова, и сон стал таким же тягучим и сладким, как шоколад мадам Амели. Сновидения, от которых становилось жарко, от которых хотелось запрокинуть голову, вдохнуть больше воздуха, зажмуриться, а после распахнуть глаза и ладонью пробежаться по коже, унимая покалывания жгучих поцелуев. Эти поцелуи сплетали паутинку на теле, набрасывались на меня полупрозрачной сетью, отчего хотелось выгнуться, схватиться за что-то, способное послужить спасением, даже если это скрипящий шелк простыней. И шепот, шепот в голове, он слышался тихим «Не надо» или «Не стоит», переплетался с тяжелым судорожным дыханием, путался в густых прядях волос, смешивался с горячностью ладоней и сплетенных пальцев, разливался по коже растопленным золотистым медом новых поцелуев. Все тело плавилось от жара, и теперь касания чужих губ охлаждали, и хотелось позволить им дотрагиваться до прозрачной кожи быстро-быстро, в ритме бьющихся паутинок сосудов и прерывистых вдохов. Ладони широкие, чуточку шершавые гладили ноющую грудь, живот и бедра, тонкие щетинки волос покалывали, оставляя красный след на шее, ключицах и плечах, а губы накрывали губы, уверенно, без сомнений, заглушая полупротест, полумольбу: «Не могу». – Не могу больше! – задыхаясь, выкрикнула в остропряную темноту цвета шоколада и открыла глаза. Комната, просторная и светлая, а вокруг кажущаяся пустота. Кажущаяся, потому что мебель была закрыта белыми чехлами, и, кроме белого, вокруг оказалось слишком мало красок. Обои, когда-то желтые или золотистые, выцвели, даже паркет на полу поблек и был темнее окружающей белизны лишь на несколько тонов. В раскрытое окно врывался легкий ветерок, проносился по поверхностям чехлов, разносил в воздухе запах пыли. Он шел от пола, от покрытого серым слоем паркета, зато чехлы оставались нетронуто снежными и чистыми. Я задумалась, отчего так получалось, но мысли еще не успели выпутаться из тонкой сети сновидения и, прижав ладони к щекам, ощутила жар кожи, тот жар, что мне привиделся. Рядом не было никого, на широкой кровати примятой осталась лишь моя сторона, а на белом чехле не виднелось следов чужого присутствия. Дотронулась до белоснежной поверхности, она скрипела под пальцами, и это оказался не шелк. Я прошла до двери и повернула ручку, открыла, прислушалась. В пустом доме царила тишина и все та же кажущаяся пустота. Свет гулял по коридору, свободно проникая сквозь окна, столь же чистые, как и чехлы на мебели. Звук, донесшийся откуда-то снизу, словно сдвинули или уронили что-то тяжелое, унял забившееся быстрее сердце. – Кериас, – позвала, добежав до лестничной площадки и свесившись через перила. Внизу были открыты двери, не входные, а другие, ведущие в белоснежное пространство иной комнаты. Я сбежала по ступенькам, начиная ощущать себя неуютно в этой пустоте, и ворвалась в столовую, чтобы, резко затормозив, чуть не сбить стоявший у длинного стола стул. Дознаватель, устроившийся по ту сторону, удивленно поднял голову и, оглядев меня, с интересом спросил: – За тобой гнался Призрак? – Нет, – я вздохнула с облегчением и быстро села на стул, рассматривая, что Зверь держал в руках. Гербовые листы и документы, и даже ни намека на закуски или иную пищу. Ведь не собирался он есть бумаги на завтрак? – Еду скоро доставят, – ответил на невысказанный вопрос дознаватель и продолжил просматривать листы. – Так от кого ты бежала, куколка? – уточнил он несколько минут спустя, отложив бумаги, пока я тихо сидела и осматривалась кругом. – Я ни от кого… – замялась, не зная, как продолжить, – от чего, – выдала растерянно. – Ты бежала «от чего»? Я кивнула, не зная, каким образом объяснить собственный испуг и эту резкую смену эмоций от плавящего жара к белой пустоте. – Просто сон, – провела рукой по лбу, ощутив на нем испарину, – сон. Думала, ему достаточно будет и этого. Выглядел Кериас слишком невозмутимо и равнодушно для человека, заинтересованного в моих объяснениях, но он все же спросил: – Страшный сон? Рассудив, будто решил, что я видела Призрака, качнула головой и пояснила: – Жаркий. Темные брови изогнулись, а уголки губ приподнялись в усмешке. Он не стал повторять слово, которое я умудрилась подобрать для описания более чем странного сновидения, а как-то понимающе качнул головой. Настолько понимающе, что испытанные во время пробуждения подозрения всколыхнулись вновь. – Вы знаете, что мне снилось? – Могу догадаться. – Как это можете? – я подалась вперед, прижав к гладкой поверхности белого стола сжатые ладони и пристально, требовательно посмотрела на дознавателя. Его же взгляд невозмутимо прогулялся по моему лицу, спустился ниже, задержался в области декольте, и я тут же сменила позу, осознав, как выгодно подчеркнула все и без того подчеркнутые платьем мадам округлости. – Я тоже отдыхал, – пояснил дознаватель, видимо полагая, что этого достаточно. Пожав плечами, собралась слушать дальше и вновь поймала его усмешку, а Зверь продолжил: – Чем плохи магические накопители? Тем, что могут транслировать магию, даже когда не управляешь ими. Чаще всего, когда носитель открыт, не ставит барьеры и испытывает довольно сильные эмоции. – довольно сильные для чего? – я нахмурила брови, пристально разглядывая широкий золотой браслет. Сейчас Зверь тоже был без куртки, и я не решалась отвести взгляд от его руки, чтобы ненароком не сконцентрироваться на том, чем восхищались девочки мадам Амели. Обсуждаемая тема сама по себе оказалась довольно щекотливой. – Для трансляции. Иногда браслет передает интенсивные желания тому, кто находится рядом и точно так же открыт, чтобы эту передачу принять. Умно, сложно, и не до конца понятно человеку, не знакомому с принципом работы накопителей, но общий смысл я уяснила, а осознав до конца, смутилась. – Вы…, - покраснела и замешкалась с вопросом. – Хочу тебя? Покраснела сильнее. – Бесспорно. Я схватилась за край стола и пожалела, что на нем не стоял хотя бы стакан с водой. С очень холодной ключевой водой. – Желания преходящи, куколка, – сам Кериас нисколько не смутился, говорил ровным тоном, но чуточку насмешливо, – от них накаляется воздух и трескается кожа на пересохших губах, но глоток отрезвляющей воды и вот… – Что вот? – взгляд совсем отяжелел и теперь уже сам не поднимался выше золотого обруча, охватывавшего мужское запястье. – Они испарились, как облачко пара. Сегодня есть, завтра нет. Навязчивы только идеи. Например, идея поймать того, кто неуловим. – Послушайте, – я тряхнула головой, но мысли прояснялись очень неохотно, – зовите лучше Мышкой, вам же не нравятся куколки. – Разве? – смех в его голосе прозвучал достаточно отчетливо, – мужчина способен возражать против излишней красоты? – Не знаю, – теперь я отважилась посмотреть ему в глаза, поймала их насмешливое выражение и перестала смущаться. Почему решила, что не нравится? Вероятно, по тому, как неуловимо кривились его губы, словно в презрительной издевке, произнося это прозвище чуть не по слогам. Единственный признак, который и признаком считать не стоит. – Лучше Мышкой, – вздохнула снова. – Что же ты не спрашиваешь, Мышка? – весело поинтересовался он, не отпуская моего взгляда. – Чего? – Почему не нравятся. – Я подумала, вы знали кого-то…, - сказала и замолчала, почувствовав, что попала в точку. – Я имею информацию обо всех, – отрезал Кериас и продолжил уже более ровно, – работа, Мышка; фавориток императора приходится проверять… И знал одну, – закончил неожиданно. Он умел так: построит конец фразы и, кажется, все ясно, но вдруг точка в последнем предложении вызывает еще больше желания получить ответ на тот же самый вопрос. – Одну? – уточнила, но не стала спрашивать был ли он чересчур лично с ней знаком, с той одной. – Да. Была только одна, – он опять усмехнулся, – с чистым глубоким взглядом. Была и нет. – Что? – такой концовки я вновь не ожидала. Просто не подходили его фразы выражению, с которым произносились. Ни горечи, ни даже сожаления.