Наверное, непросто существовать одиноко, служа какой-то цели. Хотелось помочь ему, как-то разделить этот груз на двоих. Все прежние желания отступили на задний план, показались неважными сейчас. Я больше не волновалась о том, каково в темнице Кериасу, не думала о жестокости императора, не мучилась от тревоги за отца. Мне было хорошо здесь и сейчас, в затерянной башне, рядом со странным мужчиной, живущим в обеих реальностях. Прикосновения вырвали из омута сна, легкие, бережные, почти невесомые. Я лишь слегка приоткрыла глаза, наблюдая сквозь ресницы. Призрак стоял возле постели на коленях, а его ладонь плавно скользила по моей руке, боку, слегка замерла, коснувшись бедра, едва ощутимо провела по ноге, прикрытой широкой юбкой. Потом он убрал руку, поднялся и отошел к окну, где замер молчаливой неподвижной фигурой. Я полежала еще немного, не спеша показывать, что проснулась, а потом неторопливо села на жесткой деревянной лежанке и пригладила растрепавшиеся волосы. Мы ночью разговаривали, разговаривали, и я сама не заметила, как заснула. По ощущениям это было вчера. Сейчас за окном сгущались сумерки, и по всему выходило, что проспала я весь день до самого вечера. Я вздохнула и потянулась, освобождаясь от остатков дремы, а Призрак повернулся ко мне. Устроив подбородок на скрещенных руках, я поймала его изучающе – отрешённый взгляд и улыбнулась: – Не помню, как заснула. В этот момент явственно ощутила, как подвело от голода живот, и невольно обняла себя руками. – Тебе холодно? – спросил Призрак. – Нет. Очень хочется есть. А тебе разве нет? – Есть? – задумчиво произнес он и бросил последний взгляд в окно, – мне ни к чему. Я немного растерялась от такого ответа, а мужчина уже приблизился и протянул мне руку. – Давай спустимся к переходу, и я перенесу тебя в город. Куда желаешь попасть? – Мне не хочется в дом у озера, можно ли отправиться куда-то в другое место? Призрак только кивнул, а потом помог подняться, и мы вместе покинули комнату с аскетичной обстановкой и спустились до витражного окошка. Ощущения от перехода не отличались от предыдущих, зато место, где мы очутились, заинтересовало. – Старая часовня? Призрак выпустил из объятий, а я обошла вокруг старого каменного алтаря, изучила древнюю мозаику на полу и полуразрушенный свод, прежде расписанный красивыми фресками. – Она стоит на окраине города, неподалеку есть жилой квартал. – Там должен быть какой-то трактир. Призрак молчаливо отворил старую рассохшуюся дверь и вышел на улицу, а я еще раз окинула часовню взглядом и отправилась за ним. Только собралась спросить, не опасно ли ему появляться на людях, как мужчина накинул на белоснежные волосы капюшон, запахнул темный плащ и повернулся ко мне, протягивая руку. Когда я утолила голод, совсем стемнело. Порывшись в карманах платья и плаща, я поняла, что денег осталось мало, и если хочу обрести окончательную свободу и сбежать, то мне в любом случае придется вернуться в дом дознавателя, однако оттягивала этот момент. Может, Зверь уже вернулся. Он наверняка почувствует, с кем я провела это время, а слуги доложат, что я отсутствовала весь день. Как же мне возвратиться, а потом уйти незаметно? В заново отстроенном доме не было переходов. Размышляя подобным образом, я шла по улочке, сопровождаемая молчаливым спутником, и только спустя несколько минут поняла, что мы оказались как раз в той части города, где располагался частный пансионат. – Постой, – я коснулась ладони Призрака, – вон в том доме с кованой оградой живет сейчас мой отец. Я хотела бы проведать его, раз мы очутились поблизости. Мужчина кивнул, поднял мою руку и легонько прикоснулся губами. – Часовня в одном квартале, я буду ждать там. Он повернулся и направился прочь. Длинный плащ хорошо укрывал высокую фигуру, а низкий капюшон прятал необычное по своей идеальности лицо. Я проводила Призрака взглядом и подняла медный молоточек, постучав три раза. Привратник узнал сразу и отворил калитку, несмотря на довольно поздний для посещений час. Я нередко навещала отца в это время, поскольку работа в библиотеке днем не оставляла свободного времени. Шагая по дорожке среди ровных подстриженных кустов, я уже приближалась ко входной двери, когда та отворилась, а на улицу вышел директор заведения, респектабельный мистер Питерс. – Миланта, – он приподнял в приветствии высокий котелок и посмотрел на меня с нескрываемым удивлением. – Добрый вечер, – приветствовала я известного и уважаемого врача, – извините, что снова явилась поздно. – Как папа? Собеседник растерянно потер переносицу и отчего-то забыл снова надеть котелок. – Весьма удивлен, признаться, – заговорил он, – бумаги о переводе вашего отца в закрытое медицинское учреждение при имперской академии редких заболеваний были подписаны еще на прошлой неделе. Не деле как четыре дня тому назад я сам помогал господину Роберту в заполнении бумаг о его состоянии и успехах, достигнутых в лечении болезни. – Простите, – перебила я доктора, – вы хотите сказать, что папы здесь нет? – Да, именно. Но даже не думал, что вы не в курсе. Дело вот в чем: когда освободилось место в имперской клинике, я сразу же послал запрос. У нас есть возможность проводить подобный обмен больными в случае наличия мест. Я написал вам обо всем, сделав особенный упор на столь счастливом для здоровья вашего отца стечении обстоятельств. Послание было отправлено еще две недели назад. Мне пришло уведомление о согласии на перевод плюс вы заплатили за три месяца вперед. Доктор замолчал, все еще недоуменно разглядывая меня. Он не понимал, как я умудрилась внести предоплату, причем не маленькую, а ещё согласиться на перевод отца и абсолютно позабыть про этот факт. Зато я хорошо поняла, что пришедшее в библиотеку письмо было направлено директором по иному адресу, мой маленький секрет оказался раскрыт, а приманке не оставили возможности сбежать. ГЛАВА 11 Я хотела вернуться в часовню, когда заметила проезжающий мимо пустой экипаж. Замахала руками вознице, а стоило кэбу затормозить, не колеблясь, взошла по ступенькам и устроилась на жестком сидении, углубившись в размышления о дальнейших действиях. Призраку можно было послать сигнал позже, после возвращения в дом дознавателя. Чувствовал же меня хозяин граней, а значит мог определить, куда направилась вместо часовни. Мыслила я, как никогда, хладнокровно, просчитывая будущие шаги. Погруженный в темноту дом, казалось, встретил неприветливо и, словно хмурясь, рассматривал темными глазницами окон. Будто ощущал в моем лице опасность, только-только заполнившей прежнюю пустоту, суете повседневной жизни. Никогда прежде не размышляла на тему – а чувствуют ли дома грусть, стоя заброшенными посреди зарастающего сада. В теперешнем настроении мне что угодно могло привидеться, учитывая желание пойти наперекор решениям властительных тиранов. Сперва я дождалась, пока ночной лакей отзовется на стук и отворит дверь, с удивленным выражением на лице пропуская меня внутрь. – Леди Миланта, – он поклонился, – мы переживали, куда вы пропали. – Я отлучалась по делам, – ответила холодно, передав ему плащ. – Милорд вернулся? – Нет, мисс. Отлично, в самый раз для моего плана. Я поднялась в комнату, где сама разделась и приняла ванну, затем взяла саквояж и сложила в него необходимые вещи и, конечно, деньги, а еще маленькую книжку в твердой обложке, с тиснением эмблемы имперского банка на корешке. На счету оставались накопления, которые я планировала перевести на счет пансионата, теперь они могли пригодиться мне самой. Когда все приготовила и поместила сумку под кровать, то отыскала на туалетном столике кожаный шнурок и устроила на нем радужную подвеску, а затем устроилась поудобнее в постели и прикрыла глаза. Теперь оставалось разобраться в тайнах прошлого, чтобы оказаться во всеоружии против могущественных и умных противников. – Хочу узнать об отношениях Инессы Асвальди, Кериаса и императора с самого начала. Вокруг замерцали кусочки разноцветной мозаики, а едва белое пространство со стенами окружило меня, как напротив возникли сменяющие друг друга картинки. Это был не один момент из жизни, а целый калейдоскоп событий, и смотрела я внимательно, не желая пропустить даже мельчайших деталей. Имперская ложа в театре, ныне получившим название «Асвальдский дом музыки», молодой еще император, только недавно вступивший на престол. На первый взгляд, отличия не слишком бросались в глаза, но выглядел Ириаден тогда каким-то более человечным. Вот он подался вперед, рассматривая сцену, на которой появилась стройная девушка в красном обтягивающем платье, ее приветствовали овациями, а затем воцарилась тишина, поскольку певица начала исполнять известную даже на сегодняшний день арию. Зрители замерли завороженно, даже я, хотя смогла услышать лишь начало. Картинки очень быстро сменяли друг друга, однако и услышанного хватило, чтобы понять слова Кериаса: «Она пела как ангел или, вернее сказать, как морская сирена». Божественный голос, дарованный свыше. И во время исполнения сама девушка казалась ненастоящей, одухотворенной, недостижимой для простых смертных небожительницей. Думаю, ее привлекательность для окружающих заключалась не столько во внешней красоте, сколько в этом удивительном притяжении ее голоса и манеры исполнения. Следующий миг показал девушку в кабинете с незнакомым мужчиной, опираясь на слова которого, я причислила его к приближенным Ириадена: «Императору не отказывают, – так говорил он, глядя на бледную Инессу, – у вас ведь есть семья?» Она медленно кивнула и ещё ниже склонила голову. А затем меня вдруг резко перекинуло в кабинет Кериаса. Дознаватель, кажется, и вовсе не менялся за прошедшие годы, та же усмешка в уголках губ, но совершенно иная манера поведения. Если вспомнить шокирующие методы допроса меня самой, к Инессе Асвальди мужчина отнесся довольно уважительно, по крайней мере, «прощупывал» он девушку исключительно на словах. И главное, он не проявил к ней и толики интереса, как к женщине, в отличие от императора. Просто выполнял свою работу начальника имперской охраны. Он отпустил ее очень быстро, но когда Инесса выходила, то на мгновение замешкалась, задержав взгляд на приступившем к другой работе дознавателе. А потом калейдоскоп картинок отразил мне сверкающую украшениями истинную фаворитку императора, которая улыбалась льстивым придворным или, кусая губы, стояла посреди знакомой королевской спальни, пока властитель одаривал нежными ласками, распуская шнуровку умопомрачительного наряда. Камень показывал непростое развитие отношений троих людей: действительно влюбленного Ириадена, чьи глаза загорались при каждой встрече с любимой женщиной, невозмутимого Кериаса, который лишь кивком головы приветствовал фаворитку, случайно столкнувшись с ней в коридорах дворца, и юной талантливой певицы, каждый раз провожавшей долгим взглядом не того из братьев. Я следила с интересом стороннего наблюдателя, ожидая переломного момента, и он наступил. Появилось изображение уже снесенного особняка и холла с убегающими наверх ступенями. Удивленный Кериас замер у подножия лестницы, а Инесса застыла на ее вершине. – Я ждала вашего прихода, – говорила она ему, – и, наверное, сошла с ума, раз явилась сюда к человеку, который… – Она запнулась, отчаянно подыскивая слова, пока он молча слушал. – Я люблю тебя, – выпалила, кажется, прежде, чем сама сообразила, что говорит. Замолчала, испугавшись смелости признания, а потом с горячностью истинной безумицы лихорадочно продолжила: «Люблю! Всей душой. И я боролась с этим, пыталась скрыть от самой себя, но только твое присутствие заставляет проживать каждый новый день». Слушая признания, я следила за выражением лица Кериаса, который все больше мрачнел. Вот он отвернулся, желая прервать разговор, а она протянула руки в мольбе и, словно без сил, опустилась на ступеньки. А потом в тишине холла зазвучал голос, непередаваемый, чистый, дрожащий от переполнявших чувств, звенящий, точно горный хрусталь. Полились слова песни, незнакомой, придуманной для единственного и любимого мужчины, а Кериас замер. Я видела изумление, отразившееся в его взгляде и то, как он схватился рукой за перила, стараясь устоять на ногах, будто безыскусные искренние слова выбили почву из-под ног, а ангельский голос поразил в самое сердце. Не думала прежде, как такое возможно, но когда дознаватель закрыл глаза, а я следила за изменениями в мимике его лица, вдруг получила доказательства, что если в мире существует любовь с первого взгляда, то должна быть и та, что возникает при первых звуках неповторимого голоса. А потом события стали набирать оборот: предо мной разворачивалась целая летопись тайных встреч, безумных объятий, жарких поцелуев, а затем жесткое непримиримое требование со стороны Кериаса и его предложение – протянутое плачущей певице золотое кольцо. Ее страх и слова: «Императору не отказывают», – ответ мужчины: «Я не готов делить свою женщину с другим, будь он хоть самим Богом!», – и мольба девушки: «Прости меня, прошу. Ты всегда был против тайных встреч, а я каждый раз приходила сама. Ты не хотел предавать брата, а я нарочно дурманила тебя, зная о твоей слабости. Извини, что не оставила выбора, но я не могу решиться на этот шаг, я боюсь». Все объяснения прервали его объятия и поцелуи, заставившие ее передумать, а затем было кольцо на пальце и венчание в маленькой часовне. И, наконец, тайный доклад на столе императора, бешеный гнев обманутого мужчины, который перевернул вверх дном свой кабинет, прежде чем вызвать на допрос собственного кузена. Инессу не тронули, все пытки и мучения выпали на долю Кериаса, но они пронеслись передо мной в безумном калейдоскопе, словно цветные стёклышки бесконечно менялись, не столько желая показать достоверную картину, сколько делая намек на развитие событий. И уже ощутив слабость из-за влияния граней, я увидела на пороге дома Кериаса старого дворцового мага, услышала его разговор с дознавателем и наблюдала за его итогом: замершая на середине лестницы Инесса, выражение нечеловеческой муки на красивом личике и вопрос Кериаса: «Ты вновь встречалась с Ириаденом?» А потом он закричал: «Ты не станешь любовницей императора снова, плевать на угрозы!» В бешенстве развернулся к старому магу, прошипел: «Уйди, мясник!», – и в бессильной ярости ударил кулаком по стене. А затем стены дома вдруг закачались, как от землетрясения, и одна из балок над лестницей рухнула. Обрушившееся перекрытие погребло под собой тонкую фигурку певицы. Раздавшийся крик, отдаленно похожий на человеческий, перекрыл грохот: «Инесса!» Страшный крик. Он зазвенел в моих ушах, отвлекая внимание от бросившегося к завалу Кериаса и от мага, в чьих глазах вдруг мелькнуло странное удовлетворение. Зато слова, обращенные к обезумевшему мужчине, я расслышала хорошо: «Это ты убил ее, мой мальчик», – и маг указал на красные всполохи, пробегавшие по широкому золотому браслету. Грани вытолкнули меня обратно в комнату, где я в изнеможении повалилась на кровать, стараясь восстановить дыхание, а по вискам струился пот, словно я пробежала не один десяток километров. Попытка открыть глаза принесла боль, в висках заломило, вдобавок к дикой мигрени прибавились тошнота и головокружение. Кое-как повернувшись набок, я подтянула колени к груди, обхватила их руками и попыталась отдышаться, сама не заметив, как от полного упадка сил провалилась в сон. Тихий звук отворяемой двери, шелест шагов и негромкий стук, будто на тумбочку поставили поднос с завтраком, как и каждое утро, что я просыпалась в доме дознавателя. С трудом разлепив веки, помутневшим взором наблюдала за крадущейся в сторону двери горничной. – Кэти, – голос так хрипел, что девушка в первый миг застыла испуганно, потом обернулась и облегченно выдохнула. – Леди Миланта… Вы заболели? – тут же встревожилась она. – Не знаю, – только и смогла ответить. Кажется, я не на шутку перенапряглась вчера, просматривая историю чужой жизни.