– У нас многие без сознания. Остальные слишком слабы, чтобы их тащить. – Пошлите за подмогой. Теперь уже можно. Увидев, что Первый собрался уходить, чародей попробовал заступить ему дорогу. – А вы, мудрый? – А я пойду искать выживших. И разбираться с вашим воякой. – Добейте, если гиена еще тявкает! – выкрикнул кто-то, и Газван обернулся. – Если у тебя хватает сил на ненависть, иди за помощью. А с выжившими я разберусь сам. К счастью, желающих спорить не нашлось. Свернув за угол и миновав брошенный в спешке особняк, Верховный остановился. Вот так. Он поставил Наджада командовать, надеясь, что поджигатель войны оступится и сам свернет себе шею. Вот только шеи свернули двадцать семь магов, и они знать не знали, что Первый-в-Круге хотел угробить смотрителя. Боги, как легко предаваться размышлениям в тиши родного кабинета! Небо над Храмовым островом расчерчивают стрижи, в углу привычно капают мгновения в водяных часах. Старик никогда не пойдет на примирение: он будет спорить и пререкаться, подзуживать и обвинять – пока и без того хрупкое понимание не начнет трещать по швам. Если он не сложит голову сам, нужно найти его и… позаботиться, а после списать все на закатных змей. Но, Бездна, как же тошно и муторно! – Что здесь делает Сахир? – вдруг спросил целитель. Не оборачиваясь, Газван устало потер лицо. – И ты молчал все это время? При Маузе, при этих… – Он только что послал мне Зов. И вы так и не ответили! Молчание казалось бесконечным. Проклятый ребенок! Но теперь-то уж что отпираться? – Сахир присутствует при захвате Круга, – вздохнув, обернулся Верховный. – Видно, он решил, что все мы действуем заодно, и связался с тобой. – Но он ошибся. – Глаза Аджита опасно сузились. – Кишки Усира! Мальчик, ты согласился, что твой хозяин станет соправителем царевича вместо Семеди. Юли на здоровье, но этот переворот тебя не смутил. Что теперь не так? – Сах мой племянник, а не игральная кость! Время утекало сквозь пальцы, и Верховный начал терять терпение: – Хорошо. Что он тебе сказал? – Что в Круге почти никого не осталось. Все прошло гладко. Они кого-то повязали. – Ну вот, ты видишь, как все славно. Ты же не думаешь, что я пошлю юнца, почти ребенка в бой? – Боги! – Аджит зажмурился и затряс головой. – И я называл вас хитрым старым шакалом. Что там творится? – Переворот, – просто ответил Первый. – Ученики Сафара и люди Саха взяли под стражу самых крикливых приспешников господина камня. Сегодня-завтра царевич подтвердит во мне Верховного, но для Круга я им останусь лишь по имени. Сафар только что захватил власть. Если я вытяну неделю, месяц, два… он потерпит. Так и быть, на время станем править вдвоем. – Боги, боги, боги, боги… – без устали повторял Аджит. Ждать было нельзя, и Верховный размашисто зашагал дальше. Новая улица была пошире, через каменную ограду перевесились усыпанные желтыми ягодами ветви: будто к празднику принарядился даже сад. – Уходи, – коротко бросил Первый. – Вот еще! Если он жив, я хочу увидеть вашу встречу. Верховный не стал с ним спорить. Над крышей ближайшего особняка показались черные дымные клубы. – Там кто-то есть! – Аджит сорвался с места, и Газвану оставалось лишь поспешить за ним. Там – был не просто кто-то, а очень много кого. Редкие цветастые коввы терялись в пестроте одежд. Они выбежали на тенистый бульвар на краю Старого города, за каналом высились красные стены дворцового квартала. Пустые. Что ж, и на том спасибо… Меж зданий, выглядевших так, словно их обстреливали из катапульт, суетились люди: лоточники, чиновники и те, чье ремесло не угадаешь по одежде. Приметив ковву цветов Зала Камня, Верховный устремился к ней. Под женский визг, с треском и пылью, часть крыши в горящем здании рухнула, взметнув к небу султан искр. – Что происходит? – рявкнул Газван на мага, подпиравшего старый орех. Чародей едва шевельнул головой. Под глазами его залегли тени, а щеки ввалились, как у голодающего. – Горит контора сборщика податей… – Сам вижу! Там есть кто-нибудь? – Наджад, мудрый. Не знаю, кто еще. Троих мы вывели, но сколько было… не знаю. Я… прошу прощения, я не могу… Маг опустился наземь и закрыл глаза. Рукав его коввы был оторван, все плечо превратилось в одну сплошную ссадину. Газван выругался. – Займись им, – велел он спутнику, а сам начал проталкиваться ближе. Он оказался в первых рядах как раз, чтобы увидеть, как в окнах третьего этажа испуганным зверем мечется темная фигура. – Яйца Харса! – заорал над ухом мужик. – Мы же всех вытащили!.. – Лезь по стене! – крикнула полная женщина. – Одежку! Несите одежку! – Держись… – Я видел навес в харчевне! Горожане суетились, стаскивали тряпье, вопили… Верховный стоял неподвижно, глядя, как человек в лохмотьях – кто бы он ни был – пытается выбраться в окно. Наджад? Знай он точно, что это господин камня – быть может, развернулся бы и ушел. Кто знает? Теперь Газван не был так уверен. Как легко задумывать что-то в тиши родного кабинета… Простая арифметика: троих спасли, один млеет под опекой целителя… двадцать три человека, которых он клялся защищать, – и это может быть любой из них. А если Наджад… спасти, чтобы убить потом? Склочного старика, по чьей вине погибла сотня собратьев? Газван представил себе, как приставляет к шее Наджада светящийся клинок – и мотнул головой, стряхивая образ. – Ну давай же! Четыре мужика держали крашенное охрой полотнище – в самом деле навес из уличной харчевни… Оборванец держался руками за подоконник, с которого сполз минутой ранее, босые ноги нащупывали опору на покрытой изразцами стене. Завизжали женщины. Это одна рука сорвалась, так что человек забарахтался, пытаясь удержаться на четырех пальцах: слабых, дрожащих, соскальзывающих… Газван не выдержал. Глядя поверх голов, он выбросил вперед руку. Фигурка в почерневших лохмотьях отсюда виделась совсем крохотной, казалось – довольно потянуться и просто снять ее. Маг сжал пальцы. Стоило появиться блеклому, почти прозрачному в солнечный день мерцанию, и горожане раздались в стороны. Человек на стене смешно задрыгал ногами, когда воздушные пальцы аккуратно сжали его – но уже мгновение спустя ноги задели землю. Первый услышал, как разом выдохнула толпа. – Пустите. Ему нужна помощь! Он зря старался: торговки, слуги и ремесленники сами расступались, поскорей убираясь с его пути. Наджад так и сидел в пыли, а в протянутую руку вцепился так, словно еще висел там, на стене горящего дома. Газвану пришлось опуститься рядом – ведь не тащить болвана на себе! Даже под слоем сажи виднелись глубокие тени, въевшиеся в кожу под старческими глазами. Чародей остался без коввы, а некогда великолепную рубаху тонкого белого шелка расчертили кровь и копоть. – Мои туфли, – вдруг отчетливо сказал старый маг. – Поищи, прошу тебя. Я… где-то потерял. – Поищу. Ты цел? – Цел… Они все мертвы, Первый, все мертвы. – Наджад еще крепче сжал его руку, Верховный даже не думал, что старик на это способен. – Они задохнулись. Я выволок двоих, но они были черные, как… как южане. – Все в порядке… Теперь все в порядке. Что еще сказать? Что вообще можно сказать? Газван просто сжал плечо чародея. Тот выглядел потерянным и испуганным, как только что увидевший кошмар ребенок. Некогда дорогая, яркая вышивка на рукавах лишь подчеркивала жалость его положения. – Они свалились, пока я лез в окно. Газван не сразу понял, что речь о туфлях. Мягких, бурых, с золотым шитьем – если Первого не подводила память. – Я найду твои туфли, – пообещал Верховный и добавил: – Ты пока что соберись с силами. Пора бы возвращаться к нашим. Впрочем, он не был уверен, что старик его понял – или хотя бы расслышал. Смятое письмо под последней страницей Дражайшая Лай!