— Мы заболели, мам, — наигранно хрипит Паша. — Вот и отпустили… Врут. Они сбежали с уроков. И в первый ли раз. — Вот как? Мы уже матери лжем, да? — Егор переводит взгляд с Саши на Пашу. — Заболели? Отпустили? — Блин, пап… — Выключили телевизор, приставку… — медленно проговаривает Егор. — В темпе, мальчики. Саша и Паша бледнеют, уловив в голосе Егора холодную сталь. Затем они замечают кровь на рубашке, костяшках пальцев. Встают, торопливо выключают телевизор, приставку и разворачиваются к нам лицами. Глаза тупят. — Почему прогуливаем? — тихо, но строго спрашивает Егор. — Надоела школа, — бунит Саша. — Там скучно. — Скучно, да? — глухо отзывается Егор. — Приставка, конечно, повеселее учебников. Не спорю, — начинает голос повышать, — только нахрена мне необразованные остолопы? А? — Пап… — По ночам драки устраиваете, школу прогуливаете, матери лжем, глядя в глаза, — раздувает ноздри Егор. — Ну, раз мы учится не хотим, то вы сейчас оба будете драить дом. Саша и Паша поднимают возмущенные взгляды. Я не знаю, на что они рассчитывали, но, видимо, не на генеральную уборку. — Начнете со своей комнаты, — Егор зло щурится, а затем смотрит на наручные часы. — Полчаса на вашу комнату, — поднимает взгляд на сыновей. — Через полчаса зайду и проверю. И не забываем о своей ванной комнате и туалете. — Мам, — Саша смотрит на меня. — Мам… Мы сейчас вернемся в школу. — Я поддерживаю папу, — пожимаю плечами. — Начинайте. Мы с Егором выходим из комнаты. Сыночки бурчат за дверью, и я вздыхаю: — Я пойду позвоню их классной. И еще на свою работу. Предупрежу, что меня не будет сегодня. — Может, ты уволишься, а? — говорит мне в спину Егор. — Была бы сейчас дома… — Да они бы тогда не домой пришли, — оглядываюсь. — А по улице бы шатались. Проблема не в моей работе, Егор! Прекрати к ней цепляться! — Ладно, ты права, — Егор разводит руками в стороны. — Ох, спасибо тебе! Ну, хоть тут я не виновата! Сексуальное напряжение, которое нас столкнуло в кофейне и связало на несколько минут в узел слепой близости, исчезло. Мы вернулись к своим ролям. — Где взять ведро и тряпку? — из комнаты выглядывает Саша и подозрительно смотрит на нас. — В кладовке под лестницей, — отвечаю я. — Ладно, — шагает по коридору, и у лестницы оборачивается. Переводит взгляд с меня на Егора, который говорит: — Иди уже за ведром. — Вы случайно не собираетесь разводиться? — Саша хмурится. Глава 21. Унылые — Нет, мы не разводимся, — серьезно и мрачно отвечает Егор. — Иди за тряпкой и ведром. Я напрягаюсь. Может, наши сыновья давно уловили, что наш брак катится в бездну. Такие вопросы дети не задают просто так. — А ты… почему спрашиваешь? — я хватаюсь за полу халата. — Не знаю, — Саша пожимает плечами и скрывается на лестнице. — Решил на всякий пожарный спросить. Поднимается обратно и выглядывает из-за угла: — Вы оба унылые… Вот. — Унылые? — приподнимаю бровь. — Особенно ты, мам, — Саша едва заметно хмурится. Я молчу несколько секунд и шепчу: — Иди уже. Обидно быть унылой для родных сыновей. — Тебе папа надоел? — Иди, я сказала. Тряпка и ведро тебя заждались. — Ладно, — опять скрывается на лестнице. — Блин. Переглядываюсь с Егором и шагаю к нашей спальне. Захожу, сажусь за туалетный столик и на минуту подпираю лоб кулаком. — Нет ничего хуже стать унылой матерью для своих детей, — шепчу я. Смотрю в зеркало. Унылая мать и унылая жена. — Сейчас они выдраят дом, и дурь из головы вылетит, — Егор разминает шею и проходит к кровати. Садится. — И ладно тебе. Я тоже сбегал с уроков. Не трагедия, Инга. Разворачиваюсь к нему: — Да не в этом дело. — Я в курсе. — Давай честно, — шепчу я. — Ты сейчас… Ну, после кафе… чувствуешь, что выплываем? Вот у нас было громко, задорно, внезапно… И очень по-новенькому. — Может, нам переехать? — Что? Ты хочешь сказать, что наш дом виноват? Отчасти, возможно, и виноват. Ступили за порог, и тут уже не гнев с яростными претензиями нас обуяли, а какое-то желание замолчать и скрыться за домашними заботами. — А еще, возможно, не дом виноват, а сам брак, — прямо смотрю на Егора. — Семья, дети. Сыновья нас резко переключили с интимного напряжения на родительскую обеспокоенность. — Они меня достали, — неожиданно говорит Егор и смотрит на меня не моргая. — Я их все чаще и чаще ловлю на лжи. Я, конечно, знал, что два пацана рано или поздно начнут права качать, но… — И я тоже устала, — выдыхаю я. — Устала от них. Смотрит друг на друга, будто в первый раз друг друга видим. Господи. Это было то самое признание, которое бы я не сказала под страхом смерти. Я устала от детей, и они меня часто бесят. Ведь если бы призналась, то стала плохой матерью. Однако в глазах Егора я не вижу осуждения. Он понимает меня. — Они еще начали огрызаться, Егор, — шепчу. — И вечно их надо контролировать. Я думала, они подрастут и станут самостоятельными… — Я тоже. — Одежду рвут, пачкают, вещи ломают, дерутся… В школу мы как по расписанию с тобой ходим. И это они еще не вошли в подростковый бунт. Уроки сами не сядут и не сделают. Вечно их надо тыркать. — Я уже подумываю о ремне, Инга. — Да я каждый день о нем думаю. Опять молчим и смотрим друг на друга, не моргая.