— Потому что встречаться с весельчаком очень весело и задорно, но жить с ним — это совсем другое! Для него вся жизнь - большая шутка! Обхохочешься! И самая большая шутка для него теперь, что у него стоит на другую! — Нет, Инга, — замираю от серьезного тихого голоса Егора. — Жизнь для меня не шутка. Будь все это шуткой, то я бы не пришел сюда. Оглядываюсь, как загнанный зверь. — Если ты меня не любишь, Инга, то так и скажи, — он пристально смотрит на меня. — Я прекрасно знаю, что я тебя раздражаю. Я не слепой, моя милая. Тебе со мной душно. — Как и тебе со мной, — я выдыхаю слабый стон. — Но разница в том, — он смотрит на меня темными глазами, — что я хочу все исправить. А ты хочешь этого? И мне от его мрачного тона становится жутко. Я хочу спрятаться за его шутки. Лучше пусть шутки меня раздражают и вызывают гнев, чем то, что я сейчас чувствую. Мне очень страшно. Я не хочу прийти к осознанию того, что могла разлюбить Егора. Нет. Я готова стенать о несправедливости, о его вероломности, о его подлости, но не докопаться до той истины, что мужа можно разлюбить. — Мне очень страшно, Егор, — шепчу я. — И мне, — он не отводит взгляда. Я молча сажусь рядом и тоскливо смотрю на Лидию: — Мы в очень глубокой заднице. — На этом предлагаю сегодня закончить, — Лидия откладывает блокнот и ручку. Смотрит на меня. Прямо и пристально. — И мне вас записывать на следующий сеанс? Глава 11. А поехали! — И что, — говорю я, когда Егор паркует машину, — я вот так сейчас пойду на работу? Мы всю дорогу молчали. Я не понимаю, как такое могло случиться, что первая встреча с психологом пришла к моим крикам и жутким словам, которые выплеснулись из меня кипятком. — Могу домой отвезти, — Егор чешет щеку. — Можешь даже уволиться, Инга. Мне бы сейчас тряпочкой лежать в темной комнате. Меня будто выпотрошили. — Ты же понял о чем я… Я наговорила того, что не должна была. — Почему? Егор разворачивается ко мне и приподнимает бровь. — Потому что это было грубо и обидно. — Зато доходчиво, — он едва щурится. — Некоторые вещи лучше не говорить. — Лучше носить их в себе и молча раздражаться? А потом увидеть в человеке, с которым планировал провести всю жизнь, бесячего клоуна? — Я тебя клоуном не называла. — Это да, — его медленно кивает. — Но мог бы стать клоуном. Еще немного и ты бы начала меня одергивать. Конечно, и так можно прожить до глубокой старости, но… — Жизнь — это не только взлеты, но и падения, Егор. — У нас сейчас падение, Инга. Затяжное такое. и мы опять начинаем спорить о том, о чем вроде пришли к взаимному согласию. — Я просто не понимаю, как можно сейчас взять и пойти по своим делам, когда мы поссорились. — А мы не ссорились, Инга. — Да, но чувство такое, что разругались мы с тобой в пух и прах, — шепчу я. — И мне в таком состоянии ковыряться в архиве? — Хочешь, чтобы я сказал, что все хорошо? Устало смотрю на ряды машин. Вряд ли это поможет. — А еще я могу томным голоском предложить тебе помириться, — пожимаю плечами. — Конечно ты бы могла, — мрачно отзывается Егор. — И я бы согласился, но тебе, наверное, стоило это сделать без этой отчаянной ремарки, в которой я слышу, что я для тебя сущее наказание. Господи, Инга, я в тебя будто не член свой сую, а раскаленную кочергу. Может, половой акт для тебя пытка? Я тебе делаю больно? — Нет. — А дальше? — Ты хоть кончаешь, — разворачиваюсь к нему. — А я нет. А затем я прикусываю язык и медленно выдыхаю. — Продолжай, Инга. — А потом ты все это запомнишь, и… у тебя вообще на меня не встанет. — Я, конечно, подозревал, но ты неплохо имитируешь оргазмы. — Да большого ума не надо, чтобы сымитировать стоны… — Так ты еще не стоны имитируешь. — Ну сжать и разжать — дело практики. — Лучше бы ты эту практику не для лжи использовала, дорогая, — Егор приближает свое лицо к моему. — Чуешь подвох? Практиковать в сжатии и разжатии не для того, чтобы меня оседлать и без скачек довести до оргазма, а чтобы обманывать. Это просто какой-то абсурд, Инга. Всему этому учат, чтобы мужиков подцепить, а ты… я в ахуе. Откидывается назад и проводит ладонью по бороде. — И ты опять думаешь только о своем удовольствии, — хмыкаю я. — Это тебя надо цеплять, удивлять, скакать вокруг тебя в кружевах. А не обнаглел ли ты часом? — Если так посмотреть, то, конечно, обнаглел, — медленно кивает. — Но я вот могу сказать, как мне нравится и как я хочу, а ты нет. Как мне плясать перед тобой, Инга, — вновь смотрит на меня. — Думаешь, я не попляшу? Я хочу, чтобы ты кончала. Охуеть как этого хочу. И обожаю твою мокрую киску. Я помню, как ты возбуждалась. У тебя аж текло по ногам. Ты очень этого стеснялась, но это, блять, то что мне нужно, — переходит на голодный рык, — Мокрая, опухшая пизденка, в которую хочется зарыться всем лицом и чуть ли не сожрать ее! И да, сейчас у меня стоит! Я молча сглатываю. Вот сейчас я готова бежать и прятаться в архиве в темном углу. Он отстегивает ремень, резко поддается ко мне и с рыком въедается в губы. Пытается нырнуть под юбку рукой, но я перехватываю его запястье и крепко его сжимаю. — Я твой муж, Инга, — в ярости всматривается в мои глаза. — Ты с ума сошел? — шепчу я. — Мы на парковке… Вокруг люди… — А мне похуй, — дергает рукой. Я в отчаянии перевожу взгляд на пожилую женщину, которая стоит в нескольких шагах от нашей машины. Стоит и смотрит на нас. — На нас смотрят, Егор, — мои ногти впиваются в его запястье. — Кто?! — через секунду он в черной злобе смотрит на женщину, которая недобро щурится. — Вот мразь, а. Вылетает из машины и рявкает: — Иди, куда шла! Чего вылупилась?! Это моя жена! — Я сейчас вызову охрану! — Да я тебя потом в асфальт закатаю! — делает шаг к женщине, которая пятится. — Вместе с твоими зубными протезами! — Егор! — выскакиваю из машины, торопливо заправляя блузку в юбку. — Прекрати! — Прекратить?! — оглядывается. — Прекратить?! У тебя, мать твою, вечно находятся оправдания! То дети спят, то люди рядом, то месячные, то ты устала, то ты охуеть как занята! Мне все это остопиздело, Инга! И теперь у тебя новая отмазка есть, да?! Ты не можешь, потому что ты такая, сука, ранимая! Я же хочу другую! И вот сейчас я хочу тебя, и опять все не то! — Кто она?! Женщина в стороне прижимает ладонь ко рту. Переводит взгляд с меня на Егора и обратно.