Теперь ей казалось, что она может услышать их в любое время, как фоновый шум, который замечаешь только когда концентрируешься, исключая все звуки помимо него. Если б она на несколько секунд сняла с себя стеклянный колокол, то могла бы услышать их даже сейчас, когда изо всех сил старалась уделить внимание проблемам другого человека, весь день просидевшего за ее столом в Центре помощи. Они всегда были там – чистая печаль, страх и страдание, – дремали где-то в глубинах вокзала, как угли, тлеющие под пеплом. По неизвестно какой причине они вспыхивали только вечером, в сумерках, пылая со всей своей мучительной интенсивностью, а затем снова утихали. Но никогда не исчезали полностью. Если, конечно, это не было плодом ее больного разума… Лауре было нелегко вернуться к нормальной жизни – занятиям в университете, волонтерской деятельности – после той ночи, когда, четыре дня назад, она стояла на грани того, чтобы убедить себя в том, что она сумасшедшая – или становится ею. Желание поддаться отчаянию было очень сильным. Но пока существовал шанс, что всему, что она видела и чувствовала в последние несколько недель, найдется объяснение, она должна была держаться. В любом случае, рассудила Лаура, тянуть с этим делом не стоит. Проведя небольшое исследование в интернете, она обнаружила существование Института современных еврейских исследований. Он базировался в Милане и занимался сбором и изучением всех видов документов об антисемитских преследованиях с послевоенного периода до наших дней, изучению которых содействовал посредством различных инициатив. Среди прочего, ИСЕИ составлял полный список всех жертв Холокоста в Италии. Лаура позвонила туда, притворившись студенткой исторического факультета, и попросила дать ей консультацию для работы, которую ей задали в университете. Ей назначили встречу через два дня. Когда инспектор полиции, с которым она разговаривала за неделю до этого, вошел в парадную дверь Центра, Лаура ощутила легкую дрожь удовлетворения, за которой сразу же последовал вздох ужаса. «Он же пришел из-за тех двух детей, – подумала она, – и что я ему теперь скажу? “Не волнуйтесь, инспектор, тайна раскрыта. Это призраки двух маленьких еврейских детей времен Второй мировой войны. Я могу видеть их только потому, что у меня есть особые способности. Ах, чуть не забыла, есть еще вариант, что я просто окончательно свихнулась…”» Лаура с облегчением увидела, как полицейский пересек комнату и подошел к столу Раймонди. Они пожали друг другу руки, а затем начали беседовать. Он пришел не из-за нее – может быть, даже и не помнил ту бессвязную историю, которую она ему рассказывала. Однако Лаура подумывала о том, чтобы незаметно ускользнуть, чтобы избежать разговора с ним. В конце концов, ее смена почти закончилась… Но как же ей это сделать? Тем более что сейчас у нее шло интервью. Она нервно следила за инспектором, пока сидящая перед ней женщина продолжала рассказывать о непрерывной череде несчастий, из которых, казалось, состояла вся ее жизнь. В итоге опасения Лауры оказались обоснованными: как только женщина отошла, полицейский решительно поднялся. – Добрый вечер, синьорина Кордеро. У вас есть для меня свободная минутка? – Вообще-то я уже немного тороплюсь, – ответила Лаура, не отрывая взгляда от сумки, в которую складывала свои вещи. – Я уже закончила работу и как раз собиралась уходить; я уже опаздываю на ужин. – Я вас надолго не задержу. Я заходил поговорить с вашим администратором и решил воспользоваться этой возможностью, чтобы сообщить вам о результатах проверки запроса, с которым вы приходили. Похоже, это было для вас очень важно. – Да, ну… Вообще-то я не… – только и смогла пролепетать охваченная паникой Лаура. – Как и обещал, я провел дополнительное расследование в отношении этих двух детей, но, к сожалению, ничего не выяснилось. Вы случайно не видели их снова? – Я… нет, нет, больше я их не видела. Большое спасибо, инспектор; вы же видите, что ничего страшного не произошло. Все же к лучшему, не так ли? – поспешно ответила Лаура, изобразив притворную улыбку. Он был немного ошеломлен. – Конечно, конечно… Но я все равно буду держать руку на пульсе, и если что-то появится, дам вам знать. – Что вы, что вы, – неловко возразила она, – мне не хотелось бы, чтобы вы тратили свое время, – уверена, у вас и так много работы. Конечно, я ошиблась; просто увидела, как эти дети гуляли одни, и кто знает, что я там себе навоображала, как дура… – Не говорите так, это может случиться с кем угодно. Кроме того, в таких случаях никогда не знаешь, что может случиться. – Забудьте, я сказала, – прервала его Лаура более резким тоном, чем собиралась. – Если вы ничего не нашли, значит, и искать было нечего. Я даже не знаю, почему мы всё еще говорим об этом. А теперь, если позволите… – И она снова повернулась к своей сумке, вытаскивая из нее наугад разные вещи и тут же бросая их обратно. Озадаченный, инспектор постоял рядом несколько секунд, затем холодно попрощался с ней и ушел. Лаура почувствовала его разочарование и огорчение. Она также почувствовала кое-что еще, что заставило ее пожалеть о том, что их разговор не мог принять другой оборот. Она ему нравилась. – Неплохой у тебя дружок, дорогуша. Под этой униформой у него наверняка такая хорошая, упругая задница… Лаура подняла глаза. Рядом с ней стояла Вилма, мечтательно глядя в сторону удаляющегося Меццанотте. В свои шестьдесят с лишним лет, пышнотелая, с волосами, завитыми и выкрашенными в цвет платиновый блонд, она была ветераном Центра помощи, с самого начала работавшим под началом Раймонди. Бывшая проститутка, Вилма прекрасно знала, что такое по-настоящему нелегкая жизнь. Оказавшись в одиночестве и без гроша в двадцать три года, с ребенком на руках, она была вынуждена начать торговать своим телом. Остановилась только после того, как ее сын окончил школу, и заработала некоторое состояние, гарантировавшее ей спокойную старость. У нее было золотое сердце, и Лаура ее очень любила, хотя своими простыми манерами и нецензурной бранью ей часто удавалось поставить девушку в неловкое положение. – Ну так что, подруженька, признавайся: катал тебя этот ковбой на своем жеребце? – А?.. Господи, да о чем ты только думаешь! – воскликнула Лаура, чувствуя, что краснеет. – Я видела его всего два раза в жизни по пять минут… – А сколько же времени тебе нужно на то, чтобы понять, что кое-кто в тебя влюбился? Ты что же, хочешь сказать мне, тебе для этого нужно больше? Лаура ничего ей не ответила, но то, как она отвела взгляд, как запылали ее щеки, было равносильно полному признанию. – И чего ж мы тогда ждем, красотуля? Тебе не будет двадцать всю жизнь, уж поверь. Скоро локти будешь кусать, помяни мое слово… Не упускай его. Будь я посвежее да помоложе, да не такая трухлявая, сама охмурила бы такого мужика, да и в койку к нему прыгнула не раздумывая. Кстати, раз уж мы об этом, – кое-кому не повредил бы славный трах, – по-матерински ласково заметила Вилма, поглаживая Лауру по волосам. – А то такая суровая да печальная, будто весь мир на плечах тащишь… Лаура не смогла сдержать улыбки. Ей и самой хотелось бы последовать совету Вилмы, вот так, без лишних раздумий и сложностей. Возможно, ей действительно стоит попытаться перевернуть свою жизнь и в этом отношении. Но уж точно не с инспектором Меццанотте. После того, как она только что с ним обошлась, он, вероятно, даже не захочет с ней больше разговаривать. * * * Ожидая перед дверью с табличкой «Профессор Альвизе Дель Фарра» в роскошном коридоре факультета гуманитарных наук ультрасовременного университета Бикокка в окружении небольшой группы студенток, Рикардо Меццанотте пребывал почти что в хорошем настроении. Это само по себе было довольно удивительно, особенно учитывая, что его карьера шла под откос, невеста почти не разговаривала с ним, а коллеги по отделу, многие из которых по-прежнему считали его предателем, теперь разделились на тех, кто думал, что он преследует убийцу животных, потому что окончательно двинулся, и тех, кто полагал, что он поступает так из-за «звездной болезни». Дело в том, что хотя вскрытие трупа собаки и не принесло желаемых результатов, оно тем не менее дало Рикардо еще пару подтверждений его версии и, конечно же, зацепку. Итак, подтверждения: субстанция на шерсти животного и вещества, найденные в желудке, которые, должно быть, были частью какого-то зелья, подтвердили его подозрения в том, что это было ритуальное убийство; и кто бы ни стоял за этим, он знал, что делает. В его действиях не было ничего дилетантского или случайного – ведь золото и экзотические яды не найдешь на каждом углу, а вырвать еще бьющееся сердце из груди бедного зверя голыми руками не каждому под силу. Что касается маршрута, то это была Африка – континент, откуда родом это редкое растение – калабарская фасоль. Меццанотте срочно нужно было узнать больше о том, что за церемония может включать в себя такие жертвоприношения, и, проведя некоторые исследования, он наткнулся на имя профессора Дель Фарра, преподавателя антропологии, специализирующегося на африканских религиях и культах. Накануне, во время телефонного разговора, его просьба о неофициальной консультации по делу, которое он ведет, была встречена без особого энтузиазма. Профессор был очень занят и собирался на конференцию в Париж, отложив все дела на потом; возможно, он вернется к этому позже, но, мол, рассчитывать на это не стоит. Однако как только Меццанотте упомянул, о чем именно идет речь, его заинтересованность возросла. На следующее утро у профессора был прием дипломных работ, но он назначил инспектору встречу в перерыве между выпускными экзаменами. «С таким же успехом Дель Фарра мог бы прямо сказать “выпускницами”», – подумал Рикардо, который видел вокруг только девушек. Кстати, большинство из них были довольно симпатичными и – он не мог не отметить это – одетыми по случаю весьма вызывающе: в изобилии были декольте, короткие юбки и блузки без бюстгальтера. Ему сразу же вспомнилась Лаура Кордеро. Она тоже училась в университете – на медицинском факультете, если он правильно помнил. Однако Лаура была на несколько лет моложе и сильно отличалась от окружавших сейчас Рикардо девушек. В ней не было ничего броского, ничего даже отдаленно показного. Она ничего не делала напоказ – немного косметики, очень простая одежда, – и все же не могла не впечатлять. Однако, конечно, с ней не все было в порядке. Сначала она пришла поговорить с ним о тех детях, источая беспокойство каждой по́рой своей кожи, а потом отмахнулась от всего этого, словно ей все равно. Во время их короткого разговора в Центре казалось, что это он одержим этой историей, а не она. Меццанотте вынужден был признать, что ему стало больно. Он не знал, чего ожидать от этой встречи, но Лаура Кордеро очаровала и заинтриговала его, и он был не против узнать ее получше. Скорее всего, его первое впечатление было верным: в конце концов, она была не более чем избалованной, взбалмошной богачкой, привыкшей чувствовать себя центром вселенной. Лучше оставить все как есть и больше не думать об этом. Рикардо ждал уже двадцать минут и уже начал понемногу терять терпение, когда наконец дверь в кабинет Дель Фарры открылась. Из него вышла заплаканная девушка, которая поспешно отошла, спрятав лицо в ладонях. Остальные экзаменуемые мгновенно замолчали. Даже не подумав утешить подругу, они просто смотрели, как она убегает, с холодностью, которая иногда была приправлена оттенком самодовольства. Вскоре после этого в двери, которая оставалась приоткрытой, появился мужчина. В свои пятьдесят с небольшим лет, в аккуратном твидовом костюме, придававшем ему вид английского провинциального джентльмена, с исхудалым лицом, обрамленным бородой и седыми волосами, он производил впечатление серьезного, сурового и авторитетного человека. Пока группа студенток толпилась вокруг него, позади них Меццанотте пытался привлечь его внимание отчаянной жестикуляцией. Несмотря на то, что он был одет в штатское, профессор сразу понял, кто это, потому что воскликнул: – Прошу вас, инспектор, входите. Рикардо бесцеремонно пробился сквозь группу возбужденных выпускниц и последовал за ним в кабинет. Когда они сели друг напротив друга, Дель Фарра оперся локтями на столешницу, переплетя руки перед собой. Его пронзительные глаза смотрели на инспектора из-под густых нахмуренных бровей. Меццанотте без труда мог представить себе, насколько завораживающим может быть этот магнетический взгляд, – он и сам выдерживал его с определенным усилием. Рикардо начинал понимать, что это за тип, и это не вызывало у него большой симпатии. Аскетическая худоба, неухоженная элегантность, харизматическое обаяние – от такого профессора студентки теряют голову. И судя по сцене, свидетелем которой инспектор стал некоторое время назад, он не стесняется использовать все это в своих интересах. Действительно, у Рикардо сложилось впечатление, что выпускница, выбежавшая из его кабинета, плакала не по чисто академическим причинам. – Итак, инспектор Меццанотте, рассказывайте, я вас слушаю. Рикардо до мельчайших подробностей рассказал ему обо всем, что собрал по делу о мертвых животных, вплоть до результатов лабораторного анализа, позволившего предположить, что чудовищный ритуал, которому подверглась собака, имеет какое-то отношение к Африке. Дель Фарра внимательно слушал его, практически не перебивая. Наконец, взяв несколько минут на размышление, он произнес: – Воду. – Что? – Воду, водун или, как самый распространенный вариант – благодаря некоторым плохим голливудским фильмам, действие которых связано с Гаити, – вуду. – Неужели вы говорите о зомби, куклах, утыканных булавками, и всем таком прочем? Дель Фарра уставился на него так, словно тот только что сморозил несусветную глупость. – Нет, нет, ничего подобного. Это банальный бред из фильмов ужасов. Воду – полноценная религия, широко распространенная с самого начала цивилизации в Западной Африке. Миллионы людей до сих пор практикуют ее в таких странах, как Того, Гана, Нигерия и Бенин. Именно оттуда, следуя маршрутами невольничьих кораблей, оно попало в Америку, где, соединившись с элементами христианства, породило гаитянское вуду, а также кубинскую сантерию, бразильское кандомбле и так далее. – Получается, те, кто убивает животных на вокзале, следуют какому-то магическому обряду сродни тем, что практикуют в Африке? – уточнил Меццанотте, пытаясь ухватить суть. – Нет, – Дель Фарра покачал головой. – Конечно, воду включает в себя некоторые аспекты, которые можно сравнить с магией. Но оно не сводится к этому, его ритуальные практики имеют гораздо более сложный и глубокий смысл. – Он сделал паузу, после чего добавил: – Послушайте, я сильно сомневаюсь, что вы сможете что-то понять, если я сначала не объясню вам некоторые основные понятия. – Если вы считаете это необходимым, – вздохнул Меццанотте, сдерживая свое нетерпение. Похоже, все это займет куда больше времени, чем он предполагал. – Итак, первое, что нужно иметь в виду, это что воду – довольно сложный и даже, я бы сказал, неуловимый объект изучения. По сути своей, это эзотерическая религия, глубокое понимание которой доступно лишь немногим посвященным. Само значение этого термина, хотя его этимология неясна, содержит в себе идею тайны, которую невозможно объяснить, чего-то непознаваемого. Слово «воду» также используется для обозначения различных вещей: воду – это сама религия, а также отдельные сверхъестественные сущности, которые являются объектом почитания; воду – это фетиши, специальные предметы, сделанные жрецами для того, чтобы в них вселились вышеупомянутые сущности, сами по себе невидимые и нематериальные; воду – это некоторые люди, когда в ходе особых церемоний боги овладевают их телами, чтобы явить себя миру. Но… разве вы не ведете записи? «Ну и что с того? Вы что, устроите мне экзамен и проаттестуете?» – устало подумал Меццанотте. Но он очень нуждался в помощи, поэтому достал блокнот и поспешил ответить: – Да, разумеется. – Итак, на чем я остановился?.. Ах, да. Воду уходит своими корнями в традиционный африканский анимизм. В нем нет места никакому дуализму между материальным и духовным измерениями Вселенной, которые неразрывно переплетены между собой. Материя – это застывшая форма космического духа, который наполняет собой все сущее. Однако воду не чужда концепция единого бога. Действительно, его можно назвать онтологическим монотеизмом, встроенным в литургический политеизм… – Что-что? – перебил его Рикардо, который к этому времени совсем растерялся. Дель Фарра бросил на него недовольный взгляд, раздосадованный тем, что его прервали. Затем выражение его лица смягчилось. – Вы правы, я почти забыл, что нахожусь не в аудитории… Извините, впредь я постараюсь избегать слишком сложных терминов. Воду признает существование верховного существа, создавшего вселенную, – Маву. Но он далек и недоступен, совершенно безразличен к судьбе своего творения – настолько, что создал второстепенные божества, воду, в качестве посредников, которым он делегирует задачу управления миром и заботы о людях, поклоняющимся на самом деле только последним, а не непосредственно Маву. Это больше, чем настоящие боги; в определенном смысле их можно приравнять к нашим христианским ангелам… просто чтобы вы понимали. Но это ангелы, которые часто неотличимы от дьяволов. Воду – это чрезвычайно широкий и наглядный пантеон. Богов насчитывается более шестисот, хотя некоторые из них являются вариациями одного и того же персонажа, образа, а другие встречаются только у определенных этнических групп. Каждый воду управляет определенным сектором мира и человеческой жизни. Наиболее важными являются персонификации природных явлений и сил. Например, Огун, эмоциональный и горячий бог железа, повелитель войны и технологий, защитник всех, кто использует металлы, к которому многие африканцы обращаются за помощью охотнее, чем к механику, чтобы завести сломавшийся автомобиль; или огненный бог молнии Шанго, каратель лжецов, воров и злодеев… Пока что все понятно? – Да, более или менее… Простите за вопрос, но не слишком ли далеко вы заходите? – Боюсь, что если вы действительно хотите понять, с чем имеете дело, вам придется выслушать мою небольшую лекцию до конца, – предупредил его Дель Фарра, а затем невозмутимо продолжил: – Люди обращаются к воду за здоровьем и процветанием, а также для того, чтобы отгонять несчастья. Но отношения с этими страшными и таинственными духовными силами, способными оказать решающее влияние на человеческую жизнь, далеко не безобидны. Это божества с многообразной и неоднозначной природой, воплощающие как добро, так и зло, во многом похожие на людей. Они часто капризны и вспыльчивы, и умеют иногда быть очень жестокими и мстительными. Поэтому присутствие воду не всегда является гарантией мира. Они могут быть благосклонны к тем, кто в них верит и поклоняется им, могут защищать их от злых духов и отвечать на молитвы, если им по нраву дары и жертвоприношения, – но могут и жестоко истязать и мучить людей, если те их прогневали. Поэтому, чтобы умилостивить и сохранить благосклонность воду, отношения с ними должны быть постоянными. Им нужно не только поклоняться, но и ухаживать за ними, служить им, слушать их и проявлять к ним уважение. Это вносит определенный дисбаланс и нестабильность в жизнь последователей этих божеств, заставляя их постоянно изобретать все новые ритуалы, обновлять церемонии, поддерживая и укрепляя этим связи между человеческой, земной и божественной сферами, – баланс, между нами говоря, труднодостижимый. Слушая эту импровизированную лекцию, сопровождаемую вдохновенной жестикуляцией и весьма напоминающую моноспектакль или выступление на конференции, Меццанотте пришел к выводу о том, что Дель Фарра – тот еще эксцентричный тип и выпендрежник. Но дело свое он знал хорошо, в этом сомнений не было – и в этой области ему явно не было равных. – Поскольку человек не может напрямую общаться с духовными, потусторонними сущностями, – продолжал профессор, – ему нужен носитель, в котором они могут материализоваться. Именно здесь и появляются фетиши – предметы, одновременно магические и священные, через которые человек вступает в общение с божеством. Фетишами могут быть статуи или другие артефакты, размещаемые внутри святилищ, а также, с защитной функцией, у ворот деревни или снаружи домов. В них поселяются божества, наделяя их сверхъестественной силой, но для этого артефакты должны быть активированы жрецом, который помещает внутрь них смесь ингредиентов, различающихся в зависимости от того, какому божеству они посвящены: в основном это травы, а также корни, костяная пыль, раковины и многое другое. Поскольку все, что принадлежит к животному, растительному или минеральному царству, содержит дух, жизненное дыхание, энергия, получаемая из суммы всех этих жизненных дыханий, накапливается в фетишах, которые затем должны периодически «подзаряжаться» с помощью специальных ритуалов. Именно эта энергия позволяет им действовать как мост между измерениями видимого и невидимого. Когда им что-то нужно, жрецы кладут еду, питье и другие подношения к ногам фетишей, и через них божества выполняют их просьбы… Вы все еще слушаете меня, инспектор? Не слишком ли я утомил вас? Меццанотте покачал головой, прикусив губу, чтобы не возразить. То, что Дель Фарра относился к нему как к полудурку, уже начинало изрядно действовать ему на нервы. – Воду также могут проявляться и в лицах мужского пола от первого лица. Это происходит в кульминационный момент специальных церемоний обращения к богам, во время которых мужчины и женщины танцуют под ритм барабанов, до тех пор пока некоторые посвященные не достигнут состояния транса. Именно тогда божество овладевает их телами, временно изгоняя их сознание, их душу. Одержимый становится богом во всех отношениях, ведет себя как он, ходит среди последователей, разговаривает с ними и дает им советы. В центре каждой церемонии – и здесь слушайте внимательно, потому что это очень важно – всегда находится обряд жертвоприношения, необходимый для установления любого диалога со сверхъестественным миром. В основе всего этого лежит момент, когда кровь, вытекающая из свежезарезанного животного, льется на фетиш, заряжая его энергией, необходимой для посредничества при переходе. Действительно, кровь, будучи жидкостью, наиболее богатой жизненным дыханием, является своего рода священным топливом, подпитывающим божества. Чем больше крови будет предложено воду, тем лучше – от степени его удовлетворения зависит, сколько благ получат его последователи. Дель Фарра прервал рассказ, и Меццанотте не преминул воспользоваться случаем, чтобы наконец перейти к сути дела. – Хорошо, мне кажется, я все понял. Животных убивали во время церемоний в честь одного из этих воду. Вы уже догадались, о каком из них может идти речь? – Конечно. Это, несомненно, Коку, древнее воинское божество. Желтый – это его цвет. Во время церемоний посвящаемые носят соломенные юбки и намазывают свое тело той же мазью, которая была на собачьей шерсти. – А что вы можете мне сказать о веществах в его желудке? – Это может показаться жестоким в глазах западных людей, но семена калабарской фасоли иногда используются в ритуалах воду в Нигерии, поскольку жертвоприношения считаются более эффективными, если жертва остается в сознании до последнего. Что же касается частиц золота, то они предназначены для того, чтобы сделать подношение более привлекательным для бога.