Говоря все это, Рикардо сделал несколько шагов вперед, но замер, когда Харлок поднял железный прут, вытащенный им из-под стола. – Тебе действительно лучше уйти, пока кто-нибудь не пострадал, – сказал он, изо всех сил стараясь звучать угрожающе, но было видно, что руки у него дрожат. Именно тогда Зеро, оторвавшись от кресла и своего искусственного рая, подошел к Харлоку и Мет, стоявшим перед Меццанотте с суровыми лицами. С прутом или без него, сам по себе Харлок, такой же маленький и нерешительный, как и раньше, не слишком его волновал; а вот этот – совсем другое дело. У него были сильные плечи и мощные руки, и вид как у человека, который не в первый раз участвует в драке. Зеро обошел двух своих соратников и двинулся к нему, указывая пальцем. – Ты… ты… я тебя знаю, – загрохотал он. – Ты – Кардо из «Иктуса»! Меццанотте, который уже потянул руку за спину, к револьверу, вздрогнул. – Я… Ну да, – признался он, смутившись. – Я знал это, черт возьми, я знал! – воскликнул Зеро, ударяя кулаком по ладони. – Ваша музыка была настоящим кайфом, чистой энергией… Я был просто раздавлен, когда вы разбежались. Затем ты полностью исчез из поля зрения, и я боялся, что ты пошел по пути вашего вокалиста, Аго… Меццанотте вздрогнул. – Что стряслось с Аго? – Плохая история… Пару лет назад он пытался ограбить бензоколонку, но администратор держал винтовку под прилавком. Три пули в спину, когда Аго убегал, уложили его на месте. Разве ты не знал? Рикардо покачал головой, стиснув челюсти. Он не мог поддаться боли. Не сейчас. – Прости, приятель, – сказал Зеро. Затем повернулся к двум своим партнерам, которые изумленно уставились на него: – Прикиньте, да? Кардо из «Иктуса» – практически миф. Я видел один из их последних концертов в «Леонкавалло», когда был еще совсем мальчишкой. В тот вечер словно весь ад вырвался на свободу, зрители были похожи на демонов… Еще немного, и стены рухнули бы. Я сломал зуб, пока месился на танцполе. – Он приподнял пальцами верхнюю губу и с гордостью показал обломанный резец. – Ну, в любом случае сейчас ему пора сваливать отсюда, – ответила Мет, совсем не желая зарывать топор войны. – Да что ты такое говоришь? – воскликнул Зеро. – Кардо – классный парень. Черт возьми, он же раньше играл в «Иктусе», хардкор-панк-команде. Правда, теперь он полицейский, но что поделаешь, жизнь – та еще дрянь… Кроме того, вы же слышали, он не на службе, его отстранили. – Он повернулся к Меццанотте, который все еще раздумывал, стоит ли ему все-таки достать револьвер. – Давай, объясни нам, зачем ты пришел. Что это за «девушка в беде»? Меццанотте решил, что нет необходимости выкладывать им все. Он просто рассказал, что на станции есть сумасшедший, которому нравится мучить и убивать животных; теперь он похитил девушку, затащив ее куда-то в подвалы. Ему совершенно необходимо выследить его и остановить, пока он не сделал то же самое с ней. И вполне возможно, что черепа, надетые на столбы, которые «пираты» видели в бомбоубежище, обозначали один из входов в логово, где он ее прятал. – Черт, ну и история, – прокомментировал Зеро, когда Рикардо закончил. – Так чем мы можем тебе помочь? – Мне нужно, чтобы вы объяснили мне, как добраться до убежища и где именно вы нашли эти черепа. Лицо парня расплылось в широкой улыбке. – Мы сделаем лучше. Мы отведем тебя туда. – Что? – хором воскликнули его друзья. – Ты что, с катушек слетел? – А вот и нет. На карту поставлена жизнь человека, разве вы не слышали? Это спасательная миссия, это будет захватывающе. – И рискованно, – встрял Харлок. – Эти черепа посылали весьма конкретное сообщение: «Держитесь отсюда подальше». И, судя по словам этого копа, тот, кто их там повесил, вовсе не шутит. – Вам не нужно об этом беспокоиться. Этим займусь я сам, – вмешался Меццанотте, все еще не веря в невиданную удачу, что среди этих зануд ему попался поклонник «Иктуса», а чтобы прояснить ситуацию, помахал перед носами всех троих большим револьвером. Надеясь разжечь любопытство археолога, он также добавил: – Согласно моим источникам, там внизу находится какой-то подземный храм, намного старше самого вокзала, и его нет ни на одной карте. Зеро повернулся к Харлоку со сложенными руками и умоляющим взглядом ребенка, который хочет вырвать у отца обещание сводить его на аттракционы. – Ну, в таком случае, – сказал последний, почесывая подбородок, – на самом деле я бы не отказался взглянуть на этот храм… Они оба повернулись в сторону Мет, которая, увидев, что находится в меньшинстве, сдалась. – Вы, ребята, совсем чокнутые… – Она со вздохом покачала головой. – Хорошо, давайте займемся этим. И тут же заорала дурным голосом, потому что Зеро, схватив ее и оторвав от пола, закружил по комнате. – Значит, решено, – сказал Харлок, смеясь. – Когда ты планировал отправиться туда? – Прямо сейчас, – ответил Меццанотте. – Сколько вам нужно времени на то, чтобы подготовиться? 53 часа после исчезновения – Привет, Кардо. Мы уже готовы. Меццанотте проснулся от толчка. Над ним нависло сочувственное лицо Зеро, который тряс его за плечо. Пока «Подземные пираты» готовили всё для экспедиции, он опустился в кресло, чтобы немного перевести дух, – и, должно быть, вырубился от усталости. – Что… что? – непонимающе пробормотал Рикардо. – Мы готовы. Надевай снаряжение – и мы выдвигаемся. Меццанотте потер глаза костяшками пальцев, словно таким образом мог стереть образы, вернувшиеся к нему во сне. Это случилось снова. Каждый год одна и та же история. После очередной годовщины смерти отца он снова увидел этот сон, мучивший его в течение нескольких месяцев после убийства. Отец лежал на полу после того, как Рикардо толкнул его, – как в ту ночь; только во сне он не переставал кричать в лицо сыну: «Мне стыдно за тебя, мне стыдно за тебя!» Рикардо ударял его, снова и снова, чтобы заткнуть, а отец смеялся и продолжал кричать: «Мне стыдно за тебя!» с лицом, залитым кровью. Когда инспектор очнулся, его переполняли страдание и ненависть к себе. Предложив ему чашку растворимого кофе, уже практически остывшего, диггеры дали Рикардо синтетический костюм, залатанный изолентой, и старые рыбацкие сапоги до бедер, плюс помятый шлем с фарой, пару перчаток, похожих на садовые, и непромокаемый рюкзак с бутылкой воды, запасными батареями и еще какими-то вещами, в который Рикардо также сунул свои собственные ботинки. Остальные уже были экипированы аналогичным образом. «Не совсем новое оборудование», – сказал себе Меццанотте, одеваясь, смущенный мыслью о том, что выглядит так же нелепо, как они, но воздержался от каких-либо комментариев. Харлок и Зеро взвалили на плечи две большие сумки из ПВХ, затем все вчетвером вышли из общественного центра. – Ты в порядке? – спросил Зеро, стоя рядом с ним. – Извини, если обижу, но выглядишь ты не очень хорошо. Похож на зомби… – Просто я уже два дня практически без сна пытаюсь найти эту девушку… – Тебе нужно взбодриться, парень. Вот, возьми это. Зеро просунул руку внутрь комбинезона, а когда вытащил ее, в пальцах у него была маленькая круглая таблетка ярко-желтого цвета. Амфетамин. Рикардо не принимал их уже несколько лет. Точнее говоря – если не считать случайного «косячка», – он не принимал никаких наркотиков с тех пор, как поступил на службу в полицию. Но сейчас его возможности на пределе, и эта история далека от завершения. Если он хочет идти до конца, ему не помешает небольшая помощь. Рикардо взял таблетку и забросил в рот. Положив сумки с оборудованием в багажник, все они втиснулись в «Панду» Меццанотте, из-за чего изношенная подвеска заскрипела; Харлок и Зеро – на заднее сиденье, Мет – на пассажирское. Пока они ехали к вокзалу, Рикардо почувствовал резкий выброс дофамина в организм. Сон и усталость растворились, уступив место теплому чувству благополучия. Разум у него тоже прояснился. Теперь он снова был готов на сто процентов, даже на сто десять. Но нельзя было поддаваться эйфории и чувству всемогущества, которые приносит амфетамин, иначе он рискует совершить какую-нибудь опрометчивую фигню. По дороге Зеро, который, должно быть, проглотил не одну таблетку, не умолкал ни на минуту, засыпая его вопросами об «Иктусе». Харлок был занят тем, что листал свой блокнот с записями, сделанными во время предыдущей экспедиции. Что касается Мет, то она смотрела прямо перед собой нахмурившись. – Почему вы это делаете? – спросил Меццанотте в какой-то момент. Археолог поднял глаза от блокнота, чтобы посмотреть на него через зеркало заднего вида. – Что именно? – Спускаетесь под землю. Почему вы этим занимаетесь? – В детстве я хотел стать исследователем, – ответил Харлок, – но сегодня в мире не осталось практически ничего неисследованного. Ничего, кроме того, о чем мы попросту забыли. Неизвестное у нас под ногами. – Кроме того, это незаконно, опасно и захватывающе, – добавил Зеро. – Что еще может дать такой прилив адреналина, причем даже из города выезжать не надо? Мет колебалась несколько мгновений, прежде чем высказать свое мнение. Теперь у нее было одухотворенное и почти мечтательное выражение лица. – Я люблю спокойствие и тишину, царящие под землей. Там человек чувствует себя оторванным от мира, вдали от общества со всеми его дерьмовыми правилами и условностями. Свободным. «Панда» вырулила на улицу Витторио Пизани, которая была в двух шагах. Укрытый в свой белоснежный саван, вокзал ждал их в конце проспекта, могучий, как крепость, торжественный, как мавзолей, загадочный, как египетская пирамида. На площади Герцога д’Аоста на клумбах и каменных ступенях спали десятки людей; какой-то наркоман, который не смог достать денег, все еще бродил в поисках пушера, поверящего ему в долг; две группы иммигрантов разных национальностей выясняли отношения, швыряясь оскорблениями и пустыми бутылками. На возвышениях, безучастные к происходящему под ними, два крылатых коня размером с мамонтов, казалось, нюхали ночной воздух своими мраморными ноздрями, готовые в любой момент взлететь. Когда они обогнули двор, Меццанотте заметил нескольких мужчин, сидящих на корточках в промежутке между двумя остановившимися машинами и занятых копанием в открытом чемодане, который они, должно быть, только что украли у какого-то несчастного пассажира. «Так гиены раздирают на части падаль», – подумал Рикардо. Ведь ночью район вокзала превращался в дикую местность, похожую на джунгли или саванну, где ты либо хищник, либо добыча. Следуя указаниям Харлока, инспектор припарковал машину на улице Саммартини, недалеко от того места, где разбил лагерь тот самый панк, которого Меццанотте ранее расспрашивал о смерти его собаки. Как давно это было? Чуть больше месяца, но казалось, что прошли столетия… Они взяли оборудование и пошли вдоль стены вокзала – четверо клоунов в комбинезонах и сапогах, которые выглядели так, будто только что сбежали из психиатрической больницы. К счастью, на улицах не было никого, а окна зданий, выходящих на Центральный вокзал, были почти все темны. Диггер с «конским хвостом» шел, склонившись над брусчаткой, и время от времени просматривал свои записи. – Вот, – наконец произнес он, остановившись перед чугунным люком. Мет достала из мешка лом и протянула ему. Харлок, немного повозившись, наконец поднял его – ровно настолько, чтобы Зеро и Меццанотте могли схватить тяжелый металлический диск и отодвинуть в сторону, стараясь не издавать слишком много шума. Из темных глубин люка вырвался гнилой, несвежий воздух. – Чуешь? – спросил Харлок Меццанотте, со вкусом вдыхая. – Запах неизвестности. – И приключений, – добавил Зеро. Один за другим «пираты» скользнули в люк и стали спускаться по ржавой железной лестнице. Прежде чем последовать за ними, Меццанотте огляделся. В конце пустынной улицы среди окружающих зданий возвышался тонкий профиль небоскреба «Пирелли», наблюдая за беспокойным сном города. Все началось с мертвой кошки, случайно найденной на рельсах, – и подумать только, куда она его завела… Пытаясь спасти девушку, в которую он влюбился только после ее исчезновения, Рикардо собирался вторгнуться в вокзальные подземелья в поисках опасного безумца, в компании трех едва знакомых ему чудаков и вооруженный револьвером, на который у него не было лицензии, полагаясь на разглагольствования бывшего коллеги, который явно сошел с ума… Даже по его меркам это была чертовски рискованная авантюра. Странно, что до этого момента тоненький голосок в его голове не высказал ни малейшего протеста. Или, может быть, нет, это было совсем не странно. Его молчание было равносильно молчаливому согласию, потому что, каким бы безрассудным и рискованным ни казалось это решение, оно было правильным. Единственно возможным.