– Подождите, но какое отношение это имеет к… Я не думаю, что… – пробормотал Меццанотте, который ожидал всего, кроме этого. – Хорошо, я согласна, – услышал он рядом с собой тонкий, но твердый голос Лауры. – Эй, ты же совсем не обязана, – воскликнул Рикардо, положив руки ей на плечи. – Если тебе не хочется, мы найдем другой способ… – Я сказала, что сделаю это, – твердо повторила Лаура. Она еще не оправилась от пережитого, в ее голове царила полная неразбериха, но одно ей было ясно: эти люди не шутят. Рикардо Меццанотте рисковал своей жизнью, чтобы прийти сюда и спасти ее; теперь настала ее очередь сделать все возможное, чтобы вытащить их обоих из этой передряги. «И потом, – сказала себе Лаура, – что может со мной случиться, если я пройду через этот обряд?» Правда, тут же ей пришло в голову, что Призрак тоже хотел вовлечь ее в некий ритуал – в ходе которого ее должны были разорвать на части… – Очень хорошо, тогда все решено, – сказала Маман, взяв ее под руку. – Скоро рассветет, давайте начинать. Ритуал закончится сегодня вечером публичной церемонией. Тогда вы сможете уйти. И прежде чем Меццанотте успел что-то возразить, она исчезла вместе с Лаурой в темноте, сгустившейся у задней стенки шатра. * * * – Общество, в котором мы живем, управляется с помощью какого-то извращенного механизма, – сказал Генерал. – Он вращает нас все быстрее и быстрее, как лошадей на карусели, обманывая нас тем, что мы куда-то движемся, и готов раздавить своими шестеренками любого, кто не выдержит его темп. Во множестве человеческих обломков, которые, будучи отброшенными прочь, дрейфовали и налетали на мель в сером мраморе вокзала, опускаясь на дно «Отеля Инферно», находились те, кто, по словам Генерала, представлял собой совершенно отдельное явление. Люди, у кого еще оставались силы вести ежедневную войну за выживание, упорно отказываясь разорвать свои мечты в клочья, оставались на поверхности; но спускавшиеся в подземелье, как правило, уже сложили оружие и, потеряв всякую надежду, желали лишь скрыть от мира позор своих неудач. Изгои среди изгоев, они укрылись во тьме, где наслаждались тишиной с послевкусием смерти. В ожидании церемонии и в отсутствие всяких дел Меццанотте получил возможность подробно поговорить с Генералом. Уже не в первый раз он задавался вопросом, почему старик оказал ему такое доверие. Если поначалу Рикардо подозревал, что тот выкладывает все начистоту только потому, что знает, что в конце концов убьет его, то теперь был более склонен считать, что Генерал поступает так из искреннего желания убедить его в положительности своих намерений и надеется переманить его на свою сторону. В любом случае, теперь он определенно лучше понимал Сынов Тени – и представлял себе пятнадцатилетнюю историю их жизни под каменным небом. … Первым зародышем будущего подземного сообщества стала эта африканская девушка, которая, несмотря на отчаянные условия своего существования, отказывалась умирать. Два дня ее стоны отдавались эхом в затхлом воздухе подземелья, и многие из постояльцев «Отеля Инферно», включая Генерала, прониклись к бедняжке жалостью. Они заботились о ней, добывая еду и питье, отказываясь ради нее от того немногого, что у них было, и даже каким-то образом умудрялись доставать ей необходимые медикаменты. Как только ей стало немного лучше, Маман вознесла молитву своей богине – и сразу заметила, что что-то изменилось. После ее мужественного поступка, совершенного в защиту Персика, и мученичества, которому подверглась за это, Мами Вата, казалось, простила ее. Маман стала ощущать ее присутствие сильнее, чем раньше. Устроив небольшой импровизированный алтарь, она возобновила совершение обрядов в честь Мами Вата, хотя у нее не было большинства необходимых фетишей и ингредиентов. За неимением лучшего, для жертвоприношений она использовала крыс, пойманных в ловушки, сделанные ее новыми друзьями. Небольшая группа наркоманов, бродяг и нелегальных иммигрантов, помогавших ей, с любопытством наблюдала за ее странными практиками. Они расспрашивали Маман об этом, и та с радостью рассказывала им о мире воду, в котором все пронизано божественным духом, все имеет душу и жизнь. Поэтому все, будь то цветок, камень или гроза, должно считаться священным и достойным уважения. Нужно попросить прощения у животного, прежде чем убить его, поблагодарить растение за плоды, которые оно приносит, и за дождь, который заставляет расти урожай. Она говорила о мире, в котором боги живы, присутствуют повсюду и активно вмешиваются в каждый аспект человеческого существования. Люди должны заслужить их расположение, умилостивляя добро и не допуская зло – и не наоборот. Всеми брошенные люди, которые уже ни во что не верили, и прежде всего в себя, были впечатлены и очарованы. Один за другим они просили разрешения участвовать в ритуалах и со временем принимали ее веру, которая, как и во времена невольничьих кораблей, отправлявшихся в Америку, преодолевала тысячи километров, чтобы попасть туда с Черного континента. Тем временем в «Отеле Инферно» не переставали появляться новички, становившиеся последователями воду. Когда закончилось ее долгое выздоровление, среди тех, кто собрался вокруг Маман, появился страх, что она уйдет. Но теперь она была такой же, как они. Ее предали, ранили, лишили всего. На поверхности ее уже ничего не ждало. Кроме того, куда она могла пойти и что делать с таким лицом? А здесь, внизу, были люди, которые любили ее, уважали и слушали. Люди, которые нуждались в ней. И она осталась. Благодаря всеобщему участию, в одной из комнат дневного отеля было установлено святилище. Кто-то даже нарисовал великолепную фреску с изображением богини. Теперь у Сынов Тени, как окрестила Маман свою небольшую группу последователей, было место поклонения, и их ряды продолжали пополняться. Что касается Генерала, то он не участвовал в религиозной деятельности общины, зато делал все возможное для удовлетворения ее повседневных потребностей. Почти не осознавая этого, старик также нашел то, ради чего стоит жить и к чему стоит стремиться. Прошло уже несколько лет, когда Сыны Тени впервые узнали о странном человеке, тайно шпионившем за ними. Это был Адам. Никто никогда не видел его раньше и не знал, откуда он взялся, однако подземелья вокзала этот человек знал куда лучше, чем все они, вместе взятые. Робкий, настороженный и агрессивный, как дикий зверь, Адам не сразу завоевал их доверие. Он взял за правило регулярно навещать их, особенно полюбив Маман. Он проводил в их обществе несколько дней, а затем исчезал в извилистых туннелях. В один прекрасный день Адам решил открыть им существование третьего уровня, где, по его словам, жил с самого рождения. Они попросили всё им показать, и Адам провел их через кельтский храм в большую пещеру, используя скрытые пути и переходы. Сынов Тени стало уже довольно много, и дневного отеля им не хватало. Жрице это место сразу показалось идеальным для осуществления мечты, которую она вынашивала уже некоторое время. Оно было действительно обширным, и о его местоположении мало кто знал. Там их никто не потревожил бы. Кроме того, присутствие Мами Вата в подземелье было сильным, как никогда. Древние люди, построившие подземный храм, наверняка тоже это чувствовали. Маман была уверена, что, хоть и под другим именем и в другом обличье, Матери Вод там уже поклонялись. Она начала думать, что, возможно, сама богиня привела ее к этому озеру, в глубинах которого находится ее истинный дом. Маман обсудила свой план с Генералом, которого выбрала своим советником и правой рукой, и он согласился. Через несколько дней Сыны Тени дружно перебрались в пещеру и начали строительство поселка. Теперь, уже под полным руководством Маман, все мужчины и женщины, потерявшие свое место в мире и переставшие быть хоть кем-то, начали новую жизнь под землей, навсегда оставив позади ошибки, поражения и трагедии наземной жизни. Они не переставали находить новых последователей среди отчаявшихся жителей «Отеля Инферно», приглашая присоединиться к ним тех, кто, после определенных проверок, оказывался подходящим. Вода из озера – та же самая, что текла из городских кранов – давала неисчерпаемый запас питьевой воды. Для получения электричества Сыны Тени подключились к системе вокзала. В первое время они продолжали добывать еду на складах и базах станции, но чем больше росла община, тем заметнее она становилась, поэтому поселенцы попытались разнообразить свою жизнь, воруя продукты из других районов Милана, пробираясь через канализацию или подземные туннели, а тем временем делали первые шаги к продовольственному самообеспечению. В поселке, где деньги были вне закона, все объединялись, и каждый вносил в общие усилия столько, сколько мог, в соответствии со своими навыками и опытом. Согласно этому принципу, Генерал стал главой безопасности Сынов Тени, во главе горстки обученных им людей, выполнявших военные и охранные функции, а также единственным членом их секретной службы, единственным человеком, которому было разрешено открыто показываться на поверхности. Договор с Мами Вата был укреплен тем, что в качестве свидетельства и гарантии их глубокой преданности они преподнесли ей в дар все сокровища, найденные в подземельях. Взамен требовались мир и процветание для поселка. И вот, под покровительством богини, в течение долгих лет община Сынов Тени не переставала расти и развиваться, неизменно преодолевая препятствия и невзгоды разного рода. – Мы просто хотим, чтобы нас оставили в покое; это все, о чем мы просим, – сказал Генерал в заключение своего рассказа. – Но готовы на все, чтобы защитить то, что мы построили. На все. Ты меня понял, молодой человек? * * * Для проведения церемонии на берегу подземного озера собрался весь поселок. Несколько сотен человек расположились полукругом; большинство из них сидели на земле, другие стояли, готовясь к танцу. Все пели, когда нужно было петь, хлопали в ладоши в ритм барабанам, смеялись и шутили в перерывах, ели и пили. Атмосфера была наполнена радостью и волнением. Округу освещали три больших костра позади людей и несколько факелов, расставленных вдоль берега. Меццанотте было отведено почетное место: в первом ряду рядом с Генералом, который, в свою очередь, сидел справа от Маман, единственной, кому было позволено удобно расположиться в кресле. Среди зрителей из рук в руки передавали крепкий ягодный ликер, который дистиллировали там же, в поселке. Каждый раз, когда в их руки попадала бутылка, Генерал наполнял его пластиковый стаканчик, призывая выпить. Не успел Рикардо и опомниться, как уже опьянел. Среди присутствовавших он заметил и Амелию. В окружении трех пожилых мужчин, претендующих на ее внимание, она, казалось, была в хорошем настроении и совершенно спокойна. «Возможно, не так уж плохо, что ее притащили в поселок», – сказал себе Рикардо. Он помахал рукой в знак приветствия, а она в ответ показала ему средний палец. Празднование продолжалось уже довольно долго, и если у Меццанотте и появилось смутное представление о том, чему он был свидетелем, то только потому, что время от времени он обращался к старику за разъяснениями. Началось все с жертвоприношения Легбе, вероломному и развратному воду, без помощи которого невозможно установить связь с остальными божествами. Кроме того, что Легбе защищал дома и деревни, он был посланником воду и хранителем таинственного Великого пути из мира духов в мир людей. Его фетишем был гигантский эрегированный член, как у статуй, расположенных у входа в святилище. Затем состоялся похоронный обряд в честь тех, кто пал в схватке с Призраком, и самого Адама. Их души провожали в загробный мир музыкой, танцами и молитвами. Маман только что закончила торжественную речь, обращенную к своему народу, которую Меццанотте выслушал не без тревоги. Ее слова расходились с мирным образом Сынов Тени, нарисованным Генералом, что также соответствовало впечатлению, которое испытывал он сам, гуляя по поселку. – Мы – Невидимые, Сыны Тени, – громогласно заявила она. – Отвергнутые миром, поглощенные тьмой, во тьме мы возрождаемся. Но наше изгнание не будет длиться вечно: мы вернемся к жизни в лучах света. Те, кто лишил нас солнца, не избежат наказания. К вам приближается тьма, повелители света, а тьма непростительна. Что бы ни означало это загадочное пророчество, оно звучало не слишком обнадеживающе и зловещим образом перекликалось с предупреждением, которое сделал старший инспектор Сконьямильо на пороге своей квартиры. Похоже, старый псих не ошибся, забаррикадировавшись у себя дома… Теперь начиналась самая важная часть церемонии, посвященная Мами Вата, во время которой Лаура должна была быть приобщена к культу. В кульминационный момент ритуала ожидалось, что богиня, напоенная кровью жертв, задобренная молитвами, привлеченная звуками барабанов, явится к своим последователям и овладеет одним из них. Хрустальный звон колокольчика возвестил о прибытии процессии посвященных. Идущие из поселка, они шли по тропинке между скалами, распевая ритуальные славословия. Процессия включала в себя около десяти женщин в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. На них были только белые хлопчатобумажные юбки, оставлявшие их обнаженными до пояса; их груди проглядывали сквозь длинные ожерелья из цветных стеклянных бусин, украшавших перемазанные тальком тела; на руках и ногах звенели браслеты. Только на Лауре был скромный лифчик. Она шла вместе с остальными, прикрыв голову и лицо вуалью, обозначавшей ее статус послушницы. Достигнув берега, процессия медленно прошествовала до ограниченного зрителями полукруга, где женщины вместе с Маман опорожнили в озеро флаконы с духами и бутылки с джином и водкой – подношения, особенно угодные богине. Затем они вошли в воду и омыли священные ожерелья, чтобы зарядить их духовной энергией. Двое мужчин принесли белую козу со связанными ногами и, повинуясь жесту жрицы, бросили ее в озеро. Когда животное стало тонуть и перестало блеять и биться, ее вытащили и перерезали ей горло. Часть крови стекала по фетишу богини, остальное собирали в чашу. Маман обмакивала в нее палец и рисовала знаки на лбах посвящаемых. Последней пришла Лаура, которая в присутствии жрицы сняла вуаль. Обмазывая девушку кровью, обезображенная женщина произнесла несколько слов, которые Меццанотте, находившийся слишком далеко, не расслышал. Наконец она вылила воду из озера на голову Лауры с помощью ковша, вызвав аплодисменты верующих. Лаура выглядела немного раскрасневшейся, а тальк, которым ее напудрили, подчеркивал естественную бледность ее лица. Для Рикардо она выглядела прекраснее, чем когда-либо. Они не виделись с тех пор, как их разлучили в святилище накануне вечером, и ему не терпелось, чтобы вся эта суета закончилась и они могли побыть вдвоем. Он все еще чувствовал на своих губах вкус их единственного поцелуя. Вернувшись на свое место, Маман подняла руку, и все замолчали, застыв в неподвижности. На несколько мгновений на берега озера опустилась торжественная тишина, наполненная ожиданием. Посвящаемые расположились в отведенном для танца месте, в центре полукруга зрителей, где на гальке пляжа лежали циновки, на которых мелом были нарисованы замысловатые арабески. Затем жрица произнесла некую молитву или призыв, к которому зрители тут же присоединились и запели вместе с ней. По ее пригласительному кивку к хору присоединился властный голос барабанов, подавляющий его своими грубыми и тягучими звуками, которые, казалось, доносились из далеких далей и распространялись по воздуху, мрачно отражаясь от стен пещеры. Генерал объяснил Рикардо, что именно барабаны, называя воду ее истинным именем, непроизносимым для людей, создают мост между физическим и сверхъестественным, который пересекают люди, чтобы проявить себя. Меццанотте бросил взгляд на группу барабанщиков. Крепкие и коренастые, все они были с обнаженной грудью. Трое из них наносили энергичные удары палочками по большим барабанам, корпуса которых были сделаны из металлических бочек из-под топлива, а остальные стучали в бонги, конги и другие ударные инструменты. Тем временем посвящаемые начали исполнять свой танец. Их неземные и соблазнительные движения напоминали то течение волн, то трепетанье рыбы, то извилистость змеи. Они покачивали бедрами, совершали на цыпочках пируэты с развевающимися вокруг них юбками, обнажая ноги, выгибали спину, откидывая голову назад, сгибали плечи и размахивали руками. Их босые ноги ступали по сложным узорам, выведенным мелом на полу, поднимая клубы белой пыли. Лаура следила за тем, что делают другие, подражая их жестам с гибкой грацией, полученной за годы обучения в танцевальной школе. Если поначалу она производила впечатление немного сдержанной и нерешительной, то ей не потребовалось много времени, чтобы освоить движения и обрести беглость. Меццанотте пожирал ее глазами. До этого момента ее чувственность была для него даром, о котором он лишь догадывался, не видя, как Лаура проявляет его в полной мере. Но теперь, под воздействием алкоголя, согревавшего его кровь, вид ее изящного тела, длинных стройных ног, узкой талии, маленьких грудей под лифчиком, упругих и твердых, заставлял его дрожать от желания. Склонившись над своими инструментами, музыканты еще поднажали; такие же мокрые от пота, как и танцоры, они играли на своих барабанах во все более быстром ритме. Музыка вела тела посвященных, которые двигались совершенно синхронно с этим бешеным и навязчивым ритмом, словно он возникал у них внутри. Когда танец превратился в неистовое и конвульсивное извивание, в котором было что-то оргиастическое, а зрителей охватила неконтролируемая эйфория, от которой завелся и сам Рикардо, он начал испытывать странное чувство. Возможно, это было связано с последним стаканом крепкого ликера, который дал ему Генерал, но ему казалось, что воздух вокруг него настолько пропитан электричеством, что в буквальном смысле обжигает кожу. Словно в какой-то момент прорвало невидимую плотину, и в пещеру хлынули потоки дикой первозданной энергии, и эта энергия продолжала накапливаться. Скоро должно было что-то произойти. Именно в этот момент Лаура споткнулась. Она попыталась возобновить свой танец, но, казалось, не могла этого сделать. Ее конечности вдруг будто онемели и потяжелели. Она покачала головой и с недоуменным выражением лица огляделась вокруг, в то время как другие женщины продолжали неудержимо танцевать под дикие звуки барабанов. В ее прекрасных зеленых глазах промелькнул страх, затем лицо исказилось гримасой страдания. Охваченная судорогой, Лаура зашаталась, беспорядочно жестикулируя. Казалось, она уже не может полностью контролировать свои движения. – Я так и знала, – воскликнула Маман, восторженно хлопая в ладоши. – Ты это видел, Генерал? Она выбрала ее. Из всех них она выбрала именно ее! Лаура еще некоторое время продолжала подергиваться, а затем рухнула на колени – и так стояла с пустым взглядом, качая головой. Испугавшись, что ей плохо, Меццанотте кинулся было ей на помощь, но Генерал удержал его. – Не стоит беспокоиться, – сказал он. – Хотя это редко случается с новичками, сейчас Мами Вата входит в нее. Так всегда бывает в первый раз: одержимые сначала сопротивляются, как дикая лошадь, которая брыкается и рвется, пытаясь сбросить всадника. Но это быстро проходит. Вскоре после этого Лаура, казалось, полностью пришла в себя. Она вскочила на ноги с торжествующим выражением лица, снова полная энергии и задора. Провела руками по лицу и телу, как бы проверяя, всё ли на месте; затем, нащупав бюстгальтер, сорвала его с себя и продолжила танец с другими посвященными. Если до сих пор Меццанотте находил ее движения чувственными, то теперь от разрушительного эротизма змеевидных движений ее бедер у него перехватило дыхание. Ожерелья из бисера, раскачиваясь при каждом повороте, открывали взгляду ее влажные от пота груди. Когда барабаны начали замедлять свой ритм, остальные танцоры отошли в сторону, оставив сцену Лауре, которая не разочаровала ожидания зрителей. Как только музыка стихла, вокруг нее собрались новички, приветствуя ее так, словно видели впервые. Меццанотте не преминул заметить, как изменилось их отношение к ней. Было похоже, что они отдают ей дань уважения, обожают ее. Но в первую очередь изменилась сама Лаура. В ней чувствовалась какая-то царственная гордость, а то, как она принимала внимание посвященных, свидетельствовало о благосклонности той, кто осознает свое безграничное превосходство. Одна из женщин принесла белого голубя и с поклоном предложила его вместе с ножом. Держа птицу в одной руке, а нож – в другой, Лаура отрезала ей голову и, среди всеобщего ликования, подняла маленькое тельце, выливая кровь из отрезанной шеи себе в рот. Когда она жадно пила, красные струйки сбегали с ее губ и стекали по шее. «Что, черт побери, с ней случилось? – подумал Меццанотте. – Она сошла с ума или просто пьяна?» Ему пришло в голову, что жрица могла убедить ее подыграть ей, предоставив себя для акта божественного обладания. Но почему Лаура согласилась? Ее вынудили? Может, ей угрожали? Возможно, накаленная атмосфера церемонии способствовала какой-то форме самовнушения… Лаура тем временем стала бродить среди зрителей в первых рядах. Она позволяла пожимать и целовать свои руки, принимала предложенные ей напитки и еду, играла с детьми и отвечала на вопросы последователей. Наконец Лаура подошла к Маман, которая встретила ее с почтением. Их беседа продолжалась довольно долго. Что бы они ни обсуждали, голоса их были тихими, а лица – серьезными. Меццанотте не смог уловить ни единого слова. Закончив разговор, Лаура вернулась на сцену и огляделась. По толпе пробежала волна возбуждения. Что бы ни произошло, это был ожидаемый момент, который уже случался раньше. Лаура начала подвергать мужчин-зрителей своего рода сортировке. Она подходила к одному из тех, кого считала лучшими, вслух оценивала его достоинства и недостатки, иногда спрашивала мнение зрителей, озорно поддразнивала его, а затем переходила к следующему. Судя по тому, как весело смеялась девушка, казалось, что она получает от этого удовольствие. В какой-то момент Лаура подошла к одному из музыкантов, сенегальцу со скульптурным телосложением. Она тщательно ощупала его бицепсы и грудные мышцы, затем запрыгнула к нему на колени и поцеловала его в губы. Меццанотте был пронзен острой вспышкой ревности. Если это было притворство, то она зашла уже слишком далеко. Генерал понял это и попытался объяснить ему, что он не должен думать, что дело в самой Лауре. Ее тело стало вместилищем богини, которая поселилась в нем, временно изгнав сознание девушки. В этот момент ее жесты и слова были прямым выражением личности Мами Вата, а не Лауры. «Черта с два», – подумал про себя Рикардо в угаре ярости и опьянения, твердо решив, что если этот красивый музыкант осмелится хоть пальцем ее тронуть, он разобьет ему физиономию.