Нина была права. Взлеты и падения его карьеры все больше напоминали американские горки. Перед экспедицией в подземелье он, казалось, достиг дна, а теперь вдруг снова оказался на вершине… Не то чтобы Рикардо питал слишком много иллюзий на этот счет – скорее всего, и на этот раз все будет ненадолго. Первое заседание суда быстро приближалось, и оно обещало снова вынести на поверхность враждебность и презрение коллег, холодность начальства, запугивания… не меньше и не больше, чем раньше. Тем временем празднование подходило к концу, как и три бутылки, принесенные Колеллой. Коллеги из предыдущей смены, оставшиеся на вечеринку, поспешно уходили, остальные готовились вернуться к своим обязанностям. Меццанотте тоже воспользовался возможностью уйти. После того как накануне вечером он несколько часов тщетно ломал голову, по дороге в офис у него родилась идея, и он желал воплотить ее в жизнь. Кастрилло и Драго не были невинными овечками, рассуждал он. Они увидели возможность сорвать большой куш и без колебаний воспользовались ею, даже если это означало украсть у эсэсовцев и навлечь на себя их гнев. На такое не пойдешь сгоряча, без плана, если твоя совесть чиста и раньше ты ничего такого не делал. Если эти два фашиста были закоренелыми преступниками, учитывая, что они выглядели настолько мерзко, то вполне вероятно, что они вместе совершали и другие преступления, а значит, подвергались полицейским преследованиям, следы которых должны были обнаружиться в документах того времени, которые, как знал Меццанотте, хранились в Государственном архиве. Он намеревался проверить, не встречается ли фамилия Драго в старых полицейских или судебных документах вместе с фамилией Кастрилло. Так он сможет узнать полное имя второго фашиста, дату и место его рождения, а также любую другую полезную информацию для продолжения расследования. Рикардо сел за свой стол, нашел номер миланского отделения Государственного архива и позвонил. После нескольких столкновений с сотрудниками, которые один за другим давали ему отлуп, заявляя, что это не входит в их компетенцию, ему удалось дозвониться до архивариуса. Женский голос, ответивший ему, был звонким, бодрым и заинтересованным, в отличие от тех, с кем он разговаривал до нее. Должно быть, она была новичком, чей энтузиазм по отношению к своей работе пока еще не иссяк. Для него это было удачей. Рикардо спросил ее имя – Тициана Сарти – и попытался завязать разговор с помощью нескольких острот, к которым девушка оказалась неравнодушна. Затем, не вдаваясь в подробности, он объяснил ей, что расследует нераскрытое преступление, корни которого уходят в годы фашизма, указав, как необходимая ему информация может позволить ему разоблачить убийцу, годами разгуливавшего на свободе. На молодую сотрудницу архива его рассказ произвел впечатление, но просьба показалась необычной. Тициана ответила, что ей ничего не известно. Да, она и ее коллеги нередко проводят исследования по поручению ученых, которые не могут приехать лично, однако полицейское расследование – это совсем другое дело. Возможно, было бы правильнее, если б он подал заявление по официальным каналам… – Тициана, – произнес Меццанотте низким голосом, к которому прибегал, когда хотел произвести впечатление на девушку. – Могу я называть тебя Тициана? Архивариус со смехом согласилась. – Прекрасно, а ты зови меня Рикардо, пожалуйста. Кстати, я должен тебе кое-что сказать: у тебя прелестный голос… На другом конце линии раздалось заливистое хихиканье, одновременно смущенное и довольное. – Видишь ли, Тициана, моя проблема именно в этом. Я не могу использовать официальные каналы, пока дело остается в архивах. Я просто ищу улики, которые позволят мне открыть его снова. Ты – единственная, кто может мне помочь, а время поджимает – ведь срок давности преступления истекает… Я взываю к твоему доброму сердцу и чувству гражданского долга: помоги мне восстановить справедливость в отношении невинной жертвы, не позволив убийце уйти от наказания, пока не стало слишком поздно. Эта искренняя просьба произвела фурор. Рикардо не пришлось долго настаивать, чтобы девушка, преодолев все колебания, окончательно согласилась. – Больше не говори ни слова, Рикардо, – провозгласила она с торжественностью Жанны д’Арк, готовой пожертвовать собой ради дела. – Я полностью в твоем распоряжении. Объясни, что именно тебе нужно. * * * Вместо того чтобы просто попрощаться с Лаурой, Вилма сжала ее в долгих объятиях, прижимая к своей пышной груди, затем заглянула ей в лицо, по-матерински потрепав за щеку. – Ты уверена, что всё в порядке, ласточка? Хочешь, чтобы тебя кто-нибудь проводил? Помни, мы здесь на все случаи жизни. – Спасибо, но не волнуйся. Я просто немного устала. Покачав головой, Лаура еще раз махнула рукой Раймонди и другим волонтерам и вышла из большой комнаты Центра. Снаружи солнце уже почти скрылось за верхушками зданий, и жара, бушевавшая в течение дня, начала спадать. Лаура отпросилась уйти пораньше, сославшись на усталость, и Лео с радостью согласился. На самом деле он видел, что она выглядит немного бледной и осунувшейся; если она хочет взять несколько дней отдыха, добавил он, то это не проблема. После того, что она пережила, это было бы более чем понятно. Сама Лаура по собственной воле ни за что не стала бы этого делать. Однако ей явно становилось хуже, и чувствовала она себя донельзя странно. В эту ночь девушка снова плохо спала; ее мучили кошмары, которых она почти не помнила, кроме того, пожалуй, что все они были связаны с водой, и после последнего из них Лаура проснулась, задыхаясь, с ужасным ощущением того, что тонет. Коллекция ее болезней пополнилась периодическими приступами головокружения, и это чувство оторванности от реальности, накладывавшее на нее непреодолимую тревогу, только усиливалось. И, наконец, ее выбивали из колеи галлюцинации, которые она начала испытывать накануне вечером в ванной. Это происходило с ней и несколько раз в течение дня. Лаура видела, как та тень незаметно движется за ней по самым разным отражающим поверхностям: лужам, витринам, блестящему кузову автомобиля… Всегда только мимоходом, вскользь, не позволяя ей сфокусироваться на ней, что было в равной степени досадно и тревожно. Теперь Лаура ходила с постоянно опущенными глазами, чтобы не видеть все это снова. Возможно, родители были правы: она немного поторопилась, стремясь вернуться к нормальной жизни. Возможно, все, что она испытала в подземельях на бессознательном уровне, беспокоило ее больше, чем она думала. Даже идея отца обратиться к психологу теперь стала казаться ей не такой уж и дурацкой. И что уж говорить о том, как она была рада вернуться в Центр и снова увидеть Раймонди, Вилму и других волонтеров! Любовь, с которой ее приняли, тронула Лауру, заставив ее почувствовать себя частью семьи. Самым довольным ее возвращением оказался Лео. Судя по тому, что ей рассказали, она должна была быть благодарна именно ему – он первым обеспокоился ее исчезновением, и поданный им запрос позволил оперативно начать поиски, которые кто знает когда бы начались… Это не помешало ему хорошенько отругать ее, заставив пообещать, что впредь она будет осторожнее и не станет ничего предпринимать, не посоветовавшись с ним. Лаура яростно чесала плечо ногтями через блузку. Зуд, вызванный ощущением, что ее кожа сухая как наждак, не давал ей покоя, и не было никакого способа успокоить его, хотя бы временно, кроме как погрузиться в воду. В результате этого чесания у нее по всему телу пошли красные пятна. Она собиралась направиться к трамвайной остановке – ей не терпелось вернуться домой и броситься в душ, – но потом решила задержаться еще немного и сначала пройти мимо полицейского участка, чтобы посмотреть, нет ли там Кардо. Лаура больше не пыталась связаться с ним после того, как накануне вечером обнаружила, что его мобильный телефон отключен, а сам он еще не появился. «Я скоро тебе позвоню», – написал он ей, но до этого момента все было абсолютно тихо. Учитывая свою почти полную неопытность в любовных делах, Лаура не знала, что и думать. Однако поведение Кардо заставляло ее сомневаться в правильности происходящего. Были они парой или нет? После того, что произошло между ними, она полагала, что да, но теперь ее стали одолевать сомнения. Это было даже забавно: теперь, когда она наконец почувствовала, что готова посвятить себя настоящим отношениям, именно Кардо отошел на расстояние… Лаура поднялась по боковой лестнице в Главную галерею и прошла под шуршащей доской с расписанием. Платформа отправления подвергалась ежедневному нашествию пассажиров, возвращающихся с работы. Как обычно, оказавшись в толпе, Лаура почувствовала себя неуютно. Она была вынуждена сосредоточиться, чтобы укрепить свой стеклянный колокол. Подойдя к сине-белой вывеске «Железнодорожная полиция» на правой стороне площади, девушка увидела Кардо, выходящего из-за небольшой группы высоких светловолосых скандинавских туристов с огромными рюкзаками на спине. Он был одет в штатское – потертые военные брюки и футболка какой-то группы, о которой она никогда не слышала; лицо хмурое, через плечо перекинута сумка. Должно быть, он закончил свою смену и шел домой. Еще минута, и их пути не пересеклись бы. – Кардо, – позвала Лаура. Меццанотте покрутил головой, пытаясь определить, откуда доносился голос. Когда он встретился с ней взглядом, на его лице промелькнуло странное выражение. Удивление? Сожаление? – Лаура, привет… – сказал Кардо, подойдя к ней. Нельзя было сказать, что он вспыхнул от радости, увидев ее. Немного заколебавшись, инспектор подался вперед, чтобы поцеловать ее. В губы, подумала Лаура, но он нацелился на ее щеки. В итоге они прижались друг к другу головами. Выпрямившись, оба пробормотали извинения. Между ними установилась неловкая тишина. – Как дела? – спросил наконец Рикардо. – Как сказать, – ответила она. – Я ничего от тебя не слышала… – Да, прости, я знаю. Я бы позвонил тебе, но был немного занят… понимаешь, работа… Ты, кстати, как, в порядке? Кардо казался растерянным и напряженным. Почему он так себя вел? Лаура определенно не так представляла себе их встречу. Ей пришлось ослабить свою психическую защиту, пытаясь разобраться в его чувствах. Но вокруг было слишком много людей, слишком много путаницы, слишком много помех, и она ничего не смогла ощутить. – Послушай, Кардо – начала Лаура, с трудом подбирая слова, – я просто хотела бы знать… Мобильный телефон Меццанотте выбрал именно этот момент, чтобы зазвонить, прервав ее. Кардо вытащил его из одного из боковых карманов брюк, посмотрел на экран и поспешил ответить. – Алло, Рикардо? Это Тициана Сарти из Государственного архива… – Меццанотте едва мог расслышать голос в трубке – среди грохота объявлений из громкоговорителей и шума людей, толпившихся на платформах, это было довольно непросто. Он подал знак Лауре, что это важный звонок, от которого он не может уйти, и отошел на несколько шагов, заткнув свободное ухо одной рукой, чтобы лучше слышать. – Тициана, это было быстро, ты настоящий ангел… Что ты узнала? – Я… то есть… – начала архивариус, и по ее разочарованному тону Меццанотте понял, что хороших новостей не будет. – На Тито Кастрилло действительно было досье. Его имя несколько раз фигурировало в криминальных сводках в тридцатых годах по поводу различных преступлений, от краж до грабежей и мошенничества, совершенных как в одиночку, так и совместно с другими лицами. Так было до тридцать девятого года, когда Кастрилло записался в Добровольное ополчение национальной безопасности. После этого на него поступило всего несколько жалоб, которые, видимо, остались без внимания. К сожалению, я не нашла ни одного Драго, упомянутого среди его сообщников. Мне очень жаль. Если я могу еще что-нибудь… Но Меццанотте уже перестал ее слушать. Он пробормотал несколько слов благодарности и повесил трубку, прежде чем Тициана закончила фразу; в душе его воцарилось уныние. Затем поискал глазами Лауру в толпе, но она явно не стала его ждать. Он должен был побежать за ней, Рикардо знал это. Он пренебрегал ею с момента их возвращения, и не нужно было быть гением, чтобы понять, что она страдает. По крайней мере, Лаура заслуживала объяснений – но в тот момент Меццанотте был слишком деморализован, чтобы начинать деликатный и сложный разговор. Он чувствовал себя неспособным ни на что, кроме как сидеть в одиночестве и зализывать свои раны. Он подумает о Лауре завтра. Поскольку утром инспектор не взял машину, он дошел до станции метро и втиснулся в вагон, набитый пассажирами. Увидев в окно устье соединительных туннелей, ведущих к логову Адама, содрогнулся при воспоминании о дикой ярости, которая еще недавно там бушевала. Всего за несколько часов до этого заместитель Рицци позвонил ему и сообщил, что тело Призрака было извлечено из фальшивого логова, устроенного Сынами Тени, – Рикардо уже знал об этом, поскольку некоторые агенты отдела также принимали участие в поисках. Вскрытие и лабораторные исследования еще продолжались, но предварительные результаты осмотра, похоже, не выявили ничего, что могло бы породить ненужные вопросы. По крайней мере, в этом отношении у него не было причин для беспокойства. Выйдя из поезда в Лорето, Меццанотте поднялся на поверхность и двинулся по Виа Падова, размышляя о том, что сообщила ему молодая архивариус. Расследование зашло в тупик, толком не начавшись. Его надежды наконец-то разгадать тайну смерти отца, как он и боялся, оказались недолговечными. Инспектор снова почувствовал бессильную ярость, которая разрывала его на части много лет назад, во время долгих бессонных ночей, проведенных над материалами дела, при мысли о том, что убийце отца суждено навсегда остаться безнаказанным… Рикардо свернул на боковую улочку и зашел в магазинчик, который держали перуанцы, чтобы сделать кое-какие покупки. Выйдя из магазина, он бездумно сошел с тротуара, чтобы перейти улицу, которая на первый взгляд была пуста, за исключением внедорожника с выключенными фарами, припаркованного неподалеку. Меццанотте сделал несколько шагов, когда справа от него раздался рев двигателя и визг шин. Он поднял голову и увидел темную массу, несущуюся к нему. Рефлекторно бросился вперед, протиснувшись между двумя припаркованными автомобилями за долю секунды до того, как автомобиль промчался мимо. Крыло внедорожника едва не задело его, зацепив лишь его сумку, которая буквально взорвалась; продукты разлетелись в радиусе нескольких метров. Задыхаясь и с колотящимся в груди сердцем, Рикардо смотрел, как сбивший его водитель продолжает свой путь, не снимая ноги с педали газа. Тусклые фары автомобиля не позволили ему разглядеть номерной знак. Все произошло так неожиданно, что ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать случившееся. Это не могло быть случайностью или ошибкой водителя. Его пытались сбить. * * * Another’s hope, another’s game, Another’s loss, another’s gain, Another’s lies, another’s truth, Another’s doubt, another’s proof[39]. Меццанотте посмотрел на свои руки. Они все еще дрожали. Ему абсолютно необходимо было успокоиться, чтобы иметь возможность рассуждать здраво, и музыка помогала ему. Странно, но факт: посреди этого адского грохота его нервы расслабились. Тем хуже для соседа внизу… Сомнений нет – это было нападение. Не демонстрация намерений, не предупреждение. Нет, они не просто хотели его напугать. Кто-то хотел его убить. Но кто? Проблема состояла в том, что кандидатур было многовато. Самыми очевидными были те, кто несколькими неделями ранее поджидал его у дома, чтобы избить, – друзья или сообщники коллег, которых показания Рикардо отправили в тюрьму. Однако сам он склонялся к гипотезе, что за всем этим стоят люди в черном, которые, по всей вероятности, следили за ним до «Виллы Летиция». Сам факт, что он нанес туда визит, должен был стать для них тревожным сигналом, и, как и предвидел Генерал, они воспользовались первой удобной возможностью, чтобы попытаться избавиться от него, обставив все как несчастный случай. Отныне придется передвигаться гораздо осторожнее, постоянно оборачиваясь… При ближайшем рассмотрении в этом деле есть и светлая сторона, подумал Меццанотте, слушая, как «Красс» продолжает выплескивать свой гнев на весь мир. Если эти люди боялись того, что он может что-то обнаружить, значит, было что обнаруживать. А стало быть, он на правильном пути и, следуя по нему до конца, доберется до них. Жаль только, что при нынешнем положении дел инспектор не имел ни малейшего представления о том, как заставить следствие продвинуться вперед хоть на йоту – пока что оно застряло на мели, словно кит. Покушение на убийство подтвердило и другое: смерть комиссара Меццанотте неразрывно связана с сокровищами в подземелье. Кто бы ни убил его, это был тот же человек, который пытался захватить драгоценности, хранящиеся у Сынов Тени. Что касается последних, то ему еще предстояло решить, как с ними поступить. Пока что он формально будет соблюдать свой договор с ними и продолжать попытки выяснить личности людей в черном, поскольку именно среди них, скорее всего, скрывается убийца его отца. Но хотя мысль о нарушении своего слова вызывала у него неприятные ощущения, Рикардо искренне не знал, сможет ли сдержать свое обещание сохранить их существование в тайне. Ему было жаль жителей поселка, большинство из которых являлись безобидными бедняками, желающими просто жить в мире и покое. Ему было странно, что в XXI веке в таком городе, как Милан, живут люди, которые, оказавшись на задворках цивилизованного мира, вынуждены жить под землей, чтобы сохранить хоть каплю достоинства. Каким бы богатым и развитым ни казалось общество, создающее условия для возникновения подобных ситуаций, в нем есть что-то глубоко больное. Но Меццанотте все еще был полицейским, а Сыны Тени жили под вокзалом вне всяких правил и законов. Он думал, что Генерал был искренен, когда утверждал, что не желает лишь блага и безопасности для своей общины, но знал, что нет ничего, что старик не был бы готов сделать для защиты поселка – и ради этого уже совершал настоящие преступления. Что касается жрицы, то Рикардо также не был убежден в том, что ее намерения совершенно мирные. Было что-то злобное в поведении этой женщины, силу которой он не понимал и не мог оценить. Возможно, это были просто слова, но пламенная речь, которую Маман произнесла во время церемонии, была пропитана темными угрозами. Инспектор не знал, каковы могут быть ее замыслы, но у него сложилось впечатление, что она что-то задумала. Почему, например, она хотела во что бы то ни стало подвергнуть Лауру обряду посвящения? Чем это было для нее? Да, Лаура… Это был еще один вопрос, по которому предстояло принять решение. Рикардо вел себя с ней так, как всегда, он прекрасно это осознавал. В трудные времена он обычно замыкался в себе, исключая даже самых близких людей. То же самое произошло и с Аличе. Продолжая вести себя подобным образом, он рисковал потерять и Лауру… Однако, к сожалению, сейчас было не лучшее время для начала серьезного романа. Рикардо слишком хорошо знал, каким всепоглощающим может стать его стремление расследовать дело: эта черная дыра поглощала всю его энергию, все мысли, не оставляя места ни для чего другого. И это для него было не просто расследованием. В каком-то смысле можно сказать, что именно для того, чтобы раскрыть это единственное дело, он и стал полицейским. Рикардо поклялся на могиле отца, что выяснит, кто его убил, и когда уже думал, что ему придется смириться с неудачей, неожиданно появился шанс восстановить справедливость – и этот шанс он не мог упустить. Что он мог предложить Лауре в таких обстоятельствах? И дело было не только в этом. Направление, в котором шло расследование, ставило его на путь столкновения с очень опасными людьми. Если у него и были какие-то сомнения на этот счет, то внедорожника, который чуть не сбил его, было достаточно, чтобы их развеять. И позволить Лауре оставаться рядом с ним означало подвергнуть риску и ее жизнь. Для ее же блага он должен был держать ее на расстоянии. То, что произошло между ними в подземелье, несомненно, было чем-то особенным. Меццанотте не мог припомнить, чтобы когда-либо прежде испытывал такую непосредственную связь, такое полное слияние с девушкой. И речь шла не только о сексе. Тем не менее – а может быть, именно поэтому – он начал задумываться, не лучше ли порвать со всем этим сейчас, пока все только начинается? Позволить отношениям стать более серьезными, позволить чувствам укорениться означало бы лишь причинить Лауре еще больше страданий в будущем. Так было бы лучше для нее, говорил он себе, но также – и прежде всего – для него самого.