– Какая еда предлагалась? – Проще некуда, – засмеялся Жорик, – котлета с картошкой, все посыпано сыром и добавлен кетчуп. Никакой экзотики! Все наше родное, привычное. Меня опять охватило негодование. – Круглая, мягкая, сладкая, ароматная. И это котлета? – Что же еще? – хмыкнул Жорик. – Мясо несладкое! – возразила я. Племянник прищурился. – Оно кислое? – Нет, – ответила вместо меня тетя Лида, – только если оно испорчено. Жорик потер руки. – Мамаша целует своего ребенка и приговаривает: «Ах ты мой сладенький, такой сладенький, что съесть тебя хочется». Она что, каннибалка? Решила сожрать малыша? Глупость вопроса зашкаливала за все рамки. – Конечно, нет, – снова поддержала беседу Лидия Федоровна, – это нежности. Не всякие выражения нужно понимать буквально. Порой восклицаешь в сердцах: «Как ты мне надоел! Чтоб тебе провалиться». На самом деле ты вовсе не хочешь, чтобы тот, кто тебя до ручки довел, под землей исчез. Жорик склонил голову к плечу. – Вот и в песне тарелки всего лишь образные выражения. Я непонятно зачем ввязалась в спор. – Тарелка задавала загадку. В этом случае каждое слово важно. – Ты подписал контракт на производство этой посуды? – спросил Степан. – У меня есть еще одно предложение по твоему бизнесу. В глазах Жорика вспыхнул огонь. – Какое? – Возьми тарелку и отправляйся с ней в офис к тем, кто торгует туалетной бумагой, – сказал мой муж, – предложи им альянс. К каждой тарелке надо приложить рулон. Покупатели загадочной миски благодарны будут. Глава тридцать восьмая Утром, когда я умывалась, прилетело сообщение от Попова. «Аэлиты Кробченкиной нет». В ту же секунду трубка затрезвонила. Я подавилась зубной пастой и ответила: – Привет. Андрей завел светскую беседу. – Как дела? – Переходи сразу к делу, – велела я. Попов вздохнул. – Трудно с тобой. Никакого воспитания. Ты должна ответить: «Прекрасно. А как ты, Андрюша, поживаешь, как тебе спалось?» Вот тогда я могу ответить: «Спасибо, Вилка. В целом все хорошо, а по отдельности фигово. Придавить подушку у меня не получилось, Степан велел найти Аэлиту Кробченкину. Зная, что память у тебя девичья, напомню. Эти имя и фамилия указаны в «рукописи» Чернова последними. Встреча с дамой потрясла шофера до глубины его печени, но он не сообщил почему». – На смену моей девичьей памяти пока еще не притопал старческий склероз, – ответила я Попову. – Помню про Аэлиту, но зачем она нам сейчас? Теперь-то я понимаю: Савелий и Анастасия поехали в Товарово по указке Никиты. Жена согласилась на предложение Меркулова о серии заданий и погибла. Сразу после смерти Насти Меркулов уехал жить в другой поселок, а теперь обитает за границей. В России не появляется. Конец истории. – Но остались вопросы, – напомнил Андрей. Я вытерла лицо полотенцем. – Согласна. Вот только после последнего общения с Ириной Рябовой, которая втянула нас в эту историю, желание получить ответы у меня испарилось. – А у Степана нет, – сказал Попов, – поэтому я искал Аэлиту Кробченкину. Но не нашел таковую. Женщины с таким именем есть. А фамилия редкая. В Москве прописана лишь одна Кробченкина, но ее имя Иаиль, она мастер по маникюру. Сведений об отце нет, покойная мать работала уборщицей в храме. Я предположил, что мамаша была верующей, назвала дочь по святцам. Заглянул в перечень православных имен. И точно! Есть там Иаиль. Женщина из племени кенеев, дружных с израильтянами. Она жестоко убила Сисару, военачальника ханаанского войска. По этой причине и закончилась война между израильтянами и ханаанами. Я вернулась в спальню. – Я не сильна в древней истории, но вроде убийство, о котором ты говоришь, произошло не одно тысячелетие тому назад. Сия дама воткнула в висок Сисару кол. – Ты читала Библию? – изумился Попов. – Нет, – призналась я, – когда мы со Степаном ездили последний раз отдыхать, я видела в музее картину Якопо Амигони «Иаиль и Сисара». Нам попался отличный экскурсовод, все объяснил. А Библию надо наконец прочитать, без ее изучения невозможно понять мировое искусство. Попов продолжил: – Я позвонил женщине, сказал: «Здравствуйте, Иаиль!» Она ответила: «По паспорту это мое имя, но прошу вас, лучше зовите меня Аэлитой». Вот так! Нашел я кого надо. Договорился, что ты встретишься с ней в кафе «Розовый Буратино». – Надо же так обозвать ресторанчик, – захихикала я. – Мальвина, девочка с голубыми волосами, никого не смущает. Чем деревянный мальчик розового цвета хуже? – спросил Попов. – Возьми наличные. Аэлита готова побеседовать только за гонорар. Кафе оказалось неуютным, напоминало советскую столовую. Квадратные столы без скатертей или клеенок, в центре лоток с солью-перцем. Сидеть пришлось на жестких пластмассовых стульях, а еду брали сами посетители. Я взяла старый битый поднос, сделала пару шагов и очутилась напротив толстой тетки в белом халате. – Из супов сегодня борщ по-московски, лапша куриная, – хмуро сообщила она, поправляя на голове колпак из накрахмаленной марли, – вам порцию или половину? – Спасибо, – поблагодарила я, – лучше второе съем. – А мне целую лапшу, – заказала Аэлита и повторила: – Целую! В прошлый раз недолили. – Шикуешь? – ухмыльнулась дама с половником. – Сейчас живо свои деньги прожрешь и придешь в долг просить. На второе котлета с гречей, макароны по-флотски. Я чуть не заплакала от умиления. Время в кафе замерло в прошлом веке. «Котлета с гречей» – любимое блюдо первоклашки Вилки в школьной столовой. Но сейчас я не готова его попробовать, удовлетворюсь компотом из сухофруктов. Взяв стакан с мутной желтой жидкостью, в которой плавало три разваренных кусочка яблока и нечто, похожее на огрызок груши, я села на стул, положила на стол руки и ощутила, что поверхность липкая. Теперь, едва не зарыдав от приступа ностальгии и прогнав из памяти семилетнюю Вилку, которая отчаянно завидовала Насте Тихоновой, потому что та могла купить к компоту булку с маком, а у меня никогда не было ни копейки, я спросила у Аэлиты: – Где вы познакомились с Сергеем Черновым? – Деньги вперед, – деловито сказала та. Я отбила подачу. – Покупать кота в мешке не мое хобби. – Сначала рубли, потом информация, – не дрогнула Кробченкина. «Сначала деньги, потом стулья!» Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» сохранил свою актуальность и в эпоху дикого капитализма в России. Я вынула кошелек. Аэлита внимательно смотрела, как из него появляются купюры, потом схватила их и так быстро спрятала, что было невозможно понять, куда они делись. – Я честная девушка, – заявила Аэлита. Вот объясните, почему, услышав фразу: «Я честный человек», у меня мигом возникают сомнения по поводу порядочности собеседника? – Вы спросили, где я встретила Чернова, – начала Аэлита после того, как мы наконец завершили акт оплаты ее откровений. – Он ко мне домой пришел. Живу я в Товарове. Я не смогла сдержать удивления. – В Товарове? Но там давно никто не живет. Деревня вымерла. – Так и я зарегистрирована в другом месте, – поморщилась Аэлита, – вы правы, в селе никого, кроме меня, нет. Фабрика закрыта, другой работы в округе не найти, соседи разбежались кто куда, да и было-то их всего две семьи, вместе с нашей три. Остальные приезжали на работу. Моя мама была уборщицей, тетя Лена сидела в бухгалтерии, а Екатерина Михайловна на складе чего-то делала. Когда предприятие закрыли, мамочка уже умерла, а я только школу окончила, пошла учиться маникюр-педикюр делать. Дом у нас из двух комнат, удобства во дворе, огород и куры. За всем мамуля следила. После того как ее похоронили, хозяйством никто не занимался. Соседки в Москву смотались. У одной там дочь, у второй сестра. Дома свои они на продажу выставили, да кому их халупы нужны? После окончания курсов я решила в Москве на работу устроиться. Но нигде не брали, видели областную прописку и рожи воротили, типа, нам деревня зачем? Потом мне одна девочка дала адресок бабушки, которая за сто тысяч рублей прописывала у себя людей. Только не гастарбайтеров, россиян. У нее двушка в Капотне. Деньги огромные! Но я смогла их надыбать, недавно только расплатилась с тем, кто их дал. Теперь считаюсь столичной жительницей, а в реале в Товарове как жила, так и живу. – Наверное, неудобно жить в безлюдном селе, – посочувствовала я, – и страшно. Аэлита сделала глоток компота. – Мне еще повезло. Электричество почему-то не отключили, а платить за него не надо, потому что официально света нет. А в реале он есть. И остановку рейсового автобуса не убрали. Автобус возил сотрудников фабрики, раньше много людей там сходило утром, а вечером уезжало. Сейчас я одна. Водители меня знают, ждут, если я опаздываю, но это бывает редко, аккуратно прибегаю.