Я послушно прошел. Тюремщица – а кто ж еще? — подошла и разложила столик. Отступив, сложила руки на груди. Перед этим сунула дубинку в чехол. Ага! В открытую дверь вошла женщина с подносом. Подойдя, сгрузила его на стол. Затем удалилась, закрыв за собой дверь. — Ешь! — тюремщица указала на поднос. Кормим, значит. Заключенный не должен выглядеть изможденным. Его будут снимать… Что нам бог послал? Похоже на армейский паек. Ветчина, хлеб, чай. Верней, церг. Неплохо. С продуктами в Куруме проблем нет, это не Сухья. Мы заходили в продовольственный магазин. Полки ломятся и никаких карточек. Покупай, что душа пожелает, если есть деньги. А вот с ними хуже, зато «свобода». Посреди подноса – емкость с супом, над ней клубится парок. Концентрат залили кипятком, гадом буду. Запах специфический. Бомж-пакет как в моем мире. Это хорошо. — Я хочу знать, где нахожусь. — Не разговаривать! Ешь! — рыкнула тюремщица. — Какой сейчас час и день? — Не разговаривать! — Почему мне не дали полотенце? Я хочу принять душ. Нужны свежее белье и другая одежда. — Молчать! Тюремщица завелась. Ее можно понять. Перед ней капризный и наглый мурим. Требует невесть что, да еще говорит противно. Это мы умеем. — Я не буду это есть! — Будешь! В руке ее появилась дубинка. Последний штрих. — Вот тебе, противная! Выплескиваю суп ей на грудь. Лицо тюремщицы наливается кровью. Замах. Удар нацелен мне в плечо. Успеваю подставить физиономию. Хрен вам, а не телевизионная картинка! Бац! Хрусь! Из глаз брызжут искры. Темнота… * * * — Госпожа директор! Докладывает агент Мург. У нас чрезвычайное происшествие. Сельга избила чужака. — Что?! — Утверждает, что он спровоцировал ее. Стал капризничать, отказался есть, а затем выплеснул на нее горячий суп. Она не сдержалась. — Что с чужаком? — У него разбито лицо. Сломан нос, на лбу – шишка. Под глазом синяк. — Вы с ума сошли?! Зачем бить по лицу? — Сельга говорит, что метила в плечо. Но чужак подставил голову. — Ты ей веришь? — Она дисциплинированный сотрудник. Получила четкие инструкции. — Тем не менее, изуродовала ему лицо. Сельгу – под арест! К чужаку вызвать врача. — Уже сделано, госпожа! — Я буду вечером. Чужака привести в порядок. Я буду говорить с ним. — Слушаюсь!.. * * * Нос распух и болит, прикоснуться невозможно. На лбу шишка. Под глазом, наверное, синяк – врач там мазал. Перестарался я. Но кто знал, что эта дура так врежет? Голова тяжелая, но сотрясения нет – блевать не тянет. Посмотреть бы в зеркало, только в камере его нет. Очнулся я топчане. Возле меня хлопотала женщина в зеленом комбинезоне. Она мазала мне лицо. Затем стала задавать вопросы. Болит ли голова, есть ли тошнота? Я обещал подумать. Мне дали каких-то таблеток и отвели в душ. Там я помылся и сбрил щетину. Электробритву мне принесли. Зеркала нет, водил ею на ощупь. Подбородок, шея, щеки, под носом трогать не стал – больно прикоснуться. Буду отращивать усы. Мне заменили одежду и белье. Щеголяю в комбинезоне, похоже, что в военном. По возвращению в камеру лицо вновь намазали. Принесли еду. В этот раз никакого супа и церга, сок и бутерброды. Я поел. Во-первых, голоден, во-вторых, дело сделано. Успел кое-что рассмотреть. Вели меня коридорами, а там – окна. Похоже, я на военной базе. На площадке перед зданием – шеренга бронеходов. За ними – глухой забор, поверх него – проволока с изоляторами. Значит, ток. Не похоже на тюрьму. Забор и проволока в ней могут быть, а вот бронеходы… Впереди шла одна из тюремщиц. Она осматривала выходящие в коридор проходы. Один раз приказала кому-то задержаться и загородила собой выход. В тюрьме их закрыли бы решетками. На окнах их нет. Точно база. Уже легче. Из тюрьмы трудно сбежать, с базы можно. Если постараться. Вечером за мной пришли. Клач мне не вернули, я определил время по окнам в коридоре. На площадке перед зданием горели фонари. В их свете я увидел колонну бронеходов. Она двигалась к воротам. Меня ввели в кабинет и поставили перед столом. За ним сидела незнакомая тетка. Она с омерзением посмотрела на меня. Кажется, попал… — Сейчас я буду задавать вопросы, — произнесла тетка. — Ты будешь отвечать. Если станешь врать, будет больно. Понял меня? — Я хочу знать, почему меня похитили? Почему бьют и держат в заключении? — Не понял… Тетка встала и подошла ближе. Схватила меня за сломанный нос. В голове будто разорвался снаряд. Дикая боль пронзила тело. Я застонал, вернее, замычал. — Понял? — раздалось сверху. — Да, — промычал я. Нос отпустили. Боль притихла, но не исчезла. Нос ныл. Во рту появился вкус крови. — Утрись! — тетка сунула мне платок и вернулась за стол. Я прижал платок к носу. Сука! — Итак, повторяю. Я задаю вопросы, ты правдиво отвечаешь. Ко мне обращаться: «госпожа директор». Если понял, кивни. Я кивнул. — Зачем ты спровоцировал Сельгу? Заставил ударить себя? — Я не провоцировал. — Мург! Две дюжих тюремщицы оттащили меня к стулу посреди комнаты. Усадив, завели руки за спину. Подошла женщина. Я узнал «официантку» из ресторана. Это она приложила меня парализатором. В этот раз в руках «официантки» был непонятный аппарат. Он походил на армейский телефон с ручкой. Из коробки торчал шнур с клеммой. На его конце красовался захват, вроде тех, что надевают на клеммы автомобильных аккумуляторов. — Посмотри на это, мурим, — она поднесла коробку к моим глазам. — Это генератор электричества. А это зажим, — она продемонстрировала захват. — У вас есть стручки, которым вы гордитесь. Они нежные и чувствительные. Я надену это на головку и покручу ручку. Тебе станет хорошо. Говоря это, она прицепила захват к мочке моего уха. Крутанула ручку. Мать! Мать! Мать! Убью суку! — Меня многие хотели убить, — раздалось над головой. — Но я, как видишь, жива. Что сейчас и докажу. Разряд. Боль… Какая боль! Мать! Мать! Мать! — Хватит, Мург! — донеслось из-за стола. — Он понял. Мург отошла. Тюремщицы отпустили мои руки, но остались по бокам. — Повторяю вопрос, — произнесла тетка. — Почему ты плеснул супом в Сельгу? — Она кричала на меня. Я к такому не привык. — В твоем мире к муримам относятся иначе? — Да, госпожа директор. — Признаешь, что ты из другого мира? — Да, госпожа директор. — Как ты очутился на Орхее? — На меня упал электрический провод с опоры высокого напряжения. Я должен был погибнуть, но очнулся в парке. Оказалось, что он принадлежит главе Дома Сонг.